Вживленный «Чип контроля» [Марш-бросок], стр. 53
– Ходу, братья, ходу! – тревожно просипел Клещ. – Кажись, их собачки уже след взяли…
Какое-то время они трусили по проселку, с тревогой прислушиваясь к звукам, временами долетавшим до них со стороны тракта, из-за спины. Постепенно у Клеща складывалось впечатление, что преследователи либо пошли по ложному следу, либо увязались за группой Морпеха. Во всяком случае, беспокоившие зэков звуки погони вначале стихли, а затем и вовсе сошли на нет.
Спустя примерно еще четверть часа они перешли на размеренный шаг. Справа от них, даже сквозь кроны деревьев это было заметно, небо уже вполне рассветлелось; ну а двигались зэки сейчас, сдается, строго на север.
– А ведь я по-умному рассудил, когда решил не задираться с Морпехом и отпустить их на все четыре стороны, – адресуясь к подмосковному братку, рядом с которым он какое-то время шел замыкающим, заметил Клещ. – Конешно, еще один ствол нам бы не повредил… Но ты глянь, брат, как оно все обернулось! Сдается мне, что поисковики увязались именно за морячком и его корешами! А мы, может статься, и проскочим, пока они его по энтим лесам отлавливать будут… Что, разве не так?
– Да, Григорий, толково ты действуешь, – сказал Крюк. – Они ж, то есть власти, не в курсе, что мы разделились на две группы… Нам бы до соседней губернии добраться! Я своим при первом случае прозвоню… в беде нас не оставят!
Клещ не слишком-то верил в мало-мальски серьезные возможности оставшихся на свободе где-то в дальнем Подмосковье дружков Крюка.
Но вслух он этого говорить не стал, решив, что Крюк да Гамадрил – крепкие, но, в сущности, глупые ребята – еще пригодятся ему… Например, когда он надумает вновь разделить свой небольшой отряд, пустив погоню, коль возникнет такая необходимость, по следу первых троих в литерном списке зэков, а также бздиловатого Круглого, которого он плохо знал и которому, следовательно, не мог доверять.
Походный ордер их группы, уходящей по лесной дороге от тракта на север, вдруг сломался. Зэки, как это случилось тремя или четырьмя часами ранее, когда на них вышел лесной хозяин, смешались в одну кучу…
– Што-то я не вкурил, Штырь! – напустился Клещ на Первого. – Чего встали? И без моей команды?! Ходу!!
– Там кто-то есть, Клещ. – Дорога здесь пересекала небольшую лощину, в которой когда-то велись порубки; Штырь как раз и указывал на полосу густых разлапистых елей, которая граничила с лощиной и за которой вновь начиналась труднопроходимая тайга. – Какой-то хмырь промелькнул в елках! Кажись даже, он там не один…
– Наверно, медведь за нами по ходу увязался, – недовольный новой заминкой, просипел Клещ. – А тебе, Штырь, не помере…
Закончить фразу он не успел. Из ельника, граница которого находилась всего в шагах тридцати от них, донесся громкий щелчок… А в следующую секунду Штырь, взмахнув руками, опрокинулся на спину.
Все зэки, включая Клеща, тут же повалились на землю как подкошенные…
Клещ, лежавший какое-то время без движения, вдруг спохватился, что находится на открытом месте. Тут же быстро-быстро заперебирал локтями и коленками… Попятился, словно рак, и заполз под вывороченный пень.
Штырь, упавший навзничь с пробитой чуть выше левого глаза черепушкой, определенно, не подавал признаков жизни…
Заметив, как колыхнулись нижние лапы елей, а спустя мгновение увидев в прогале человеческий силуэт – кажется, хмырь тот, что подстрелил Первого, одет в камуфляж, – Клещ рывком вынесся из-за укрытия и вскинул трофейный «калаш».
Из его распяленного не столько от ярости, сколько от ледяного ужаса рта вырвалось наружу сиплое: «А-а-а… с-суки… yp-р-рою!!!» И тут же ударил по ельнику длинной, показавшейся ему самому бесконечной очередью!
И… ничего не случилось!
Выпустив еще пару коротких очередей, «калаш» окончательно заткнулся.
Не осознавая до конца, что он делает, Клещ вырвал из кобуры «макарку», грохнул из него по ельнику – ни одна веточка или иголочка не шевельнулась. И только потом, окончательно врубившись, что именно с этим оружием не так, он догадался выпустить два последних заряда в лежащего от него в шагах четырех Штыря.
«Холостые патроны! – догадался Клещ. – Вот же с-суки!! Во что это они с нами тут играют?»
Какое-то время, сторожко выглядывая из своего укрытия, он всматривался – до рези в глазах – в ельник, откуда всего пару минут назад вылетела пуля, сразившая наповал одного из литерных зэков…
– Отползаем, братва! – решился он наконец. – Ходу! В лес, на другую сторону дороги! Штыря придется здесь оставить… пусть его теперь Хозяин хоронит!
Глава 32
ЕСТЬ ОТ ЧЕГО В ОТЧАЯНИЕ ПРИЙТИ
Преодолевать речушку Лузанку вплавь Анохину и двум его спутникам, к счастью, не довелось. Федор Уваров, кажется, действительно способен свободно ориентироваться в этой местности, потому что вывел маленькую группу к древним, шатким, но вполне проходимым мосткам. В былые времена, по-видимому, кто-то из местных жителей соорудил эти мостки, чтобы промышлять в левобережных мхах по части сбора клюквы и морошки. Вот и сгодились старые мостки…
Примерно с четверть часа они шли вдоль левого берега, поросшего в этом месте невысоким еловым лесом, разнообразным кустарником и папоротником. Затем Лузанка, вильнув вправо, пропала в мокрой и болотистой лощине. Уваров, отыскав какую-то давно уже нехоженую тропку, повел их далее в северо-западном направлении; причем тропка эта петляла одновременно с ручейком, вдоль которого они двигались, а сам ручей истончался, пока его русло – они шли вдоль него вот уже почти два часа – не сузилось до полуметра.
Под ногами у них иногда хлюпало, но покамест благодаря Уварову по-настоящему топкие места по дороге им не попадались.
– Командир, может, давай теперь я маленько «калаш» понесу? – чуть притормозив, сказал Леха-Дизель. – Ты небось уже плечо себе ремнем натер.
– Топай, солдат, не отвлекайся от дороги, – ответил Анохин, теперь постоянно двигавшийся в их группе замыкающим. – Пусть наш «калаш» заряжен только холостыми… все ж без оружия я чувствую себя, как голый на морозе!
Спустя, наверное, минуту Леха опять стал притормаживать.
– Что еще? – спросил Анохин. – На хрена тебе лишняя тяжесть? Самое трудное впереди, так что береги силы, дружок…
– Командир…
– Что тебе?
– Спасибо… что не позволил «синим» порезать меня тогда, в столовке!
– Ты уже говорил это, Леха. Ты ведь тоже поддержал меня, когда кому-то из «синих» подножку поставил? Так что мы с тобой, считай, квиты.
Ручеек, вдоль которого они двигались, вдруг исчез…
Разом, как будто заколдовали, потерялся в густой траве.
Федор Уваров вдруг застыл в нерешительности, словно не знал, куда им теперь дальше двигать.
Побродив по небольшой сумрачной лощине, где этот самый ручей, который они потеряли, разбился, кажется, на добрый десяток ручейков, струек, ниточек, шелестящих в сочной густой травке, Федор, сдается, нашел то, что искал… Во всяком случае, не издав ни единой реплики, он вновь двинулся вперед, к какой-то известной лишь ему цели.
Очень скоро этот другой уже ручей – или все тот же, старый, – вдоль которого они двигались, уперся в обширную, более полукилометра в диаметре поляну. Из-за разрыва в тучах на какие-то мгновения выглянуло солнце. Устланная густым, приятным глазу ковром изумрудно-зеленой травы, эта открывшаяся их взорам поляна вся искрилась от света, дробящегося в мириадах лужиц и десятках мелких ручейков, которые скатывались полого вниз и растекались по видимой глазу болотистой пойме, кочковатой, во многих местах обильно покрытой зарослями морошки…
– Это сердцевина Карачаевских мхов, – пояснил им Уваров. – Вот сюда когда-то наведывались люди из ближних деревень… когда там еще было какое-то население. Знатная, однако, здесь растет морошка. В наших краях ее называют даже царь-ягодой.
– Морошка? – переспросил Леха. – Что за ягода? Что-то слышал, но пробовать не довелось.