Вживленный «Чип контроля» [Марш-бросок], стр. 19

Услышав быстрый перестук каблучков по тротуару, приближающийся к нему, Валера про себя усмехнулся: «Всю свою жизнь, Швец, ты сам волочился за девчонками… А теперь вот нашлась красотка, которая так и норовит подцепить тебя на крючок».

Знать бы только, что за всем этим стоит.

– Здравствуйте, Валерий, – прозвучал знакомый женский голос. – Ничего, если я нарушу ваш покой?

«Ты уже нарушила его, девочка, – подумал про себя Швец, не зная, радоваться ему этой встрече или же, наоборот, делать ноги, пока не поздно. – Но, с другой стороны, чем бы я сейчас занимался в этот свой выходной день».

Он дожевал второй – и последний – хот-дог, вытер губы салфеткой, глотнул пива и лишь после этого поднял глаза на подошедшую к нему женщину, которая находилась по другую сторону круглого столика.

– А… это вы, – сказал он нейтральным тоном. – Вообще-то я не ожидал больше вас увидеть.

– Почему? – удивленно произнесла Данилова, отчего в ее облике еще сильнее проявилась печать чуточку наивного провинциализма. – Что-то я вас не понимаю…

Швец неторопливо выковырял сигарету из пачки, закурил. На этот раз Данилова была одета в салатового цвета брючки и легкий светлый пиджак; на ее плече болталась уже знакомая Валере по их первому свиданию в «Макдоналдсе» дамская сумочка. Минимум косметики. Лицо свежее, приятное, с легким румянцем на щечках. Бесспорно, она недурна собой, эта Данилова. И если бы не ее ищущий, вопросительный, чуточку обиженный взгляд наивной девочки-подростка и отсутствие еще некоторых деталей, которые в своей совокупности способны наделить женщину в глазах любого мужчины особым шармом, то она могла бы поспорить со многими столичными красотками.

Швец бросил на нее многозначительный взгляд.

– Пятница, – сказал он, – около трех пополудни. Молодая женщина в джипе марки «Мерседес», внешне очень похожая на вас… Предложила тысячу долларов… за то, чтобы я свернул дело, за которое, если честно, даже не собирался браться.

Валере показалось, что Данилова, услышав данную новость, слегка побледнела.

– Вы не говорили мне, Маша, что у вас есть «мерс». И что вас сопровождает джип с охраной, – опередив ее, сказал Швец. – Согласитесь, все это несколько отличается от той информации, которую вы мне дали о себе входе нашего ознакомительного разговора.

Пока он говорил эти слова, Данилова успела достать из сумочки носовой платочек и стала нервно комкать его в своей ручке.

– Вот этого я и боялась, – негромко, как бы самой себе, сказала Данилова. – Кажется, она теперь следит за каждым моим шагом…

– Кто? – попытался уточнить Швец.

– Неужели не понятно? – Данилова вздохнула – Светлана… кто же еще?! Вы бы могли и сами догадаться, Валерий.

– Та самая ваша сестра Светлана Глебова, про которую вы говорили, что она «пропала без вести»? – иронично усмехнувшись, сказал Швец. – То есть вы опять настроены морочить мне голову?

Данилова поднесла к глазам носовой платок. Швец, увидев это, поморщился: он терпеть не мог женских слез, причем неважно, стоят ли за этим настоящие чувства или искусное притворство.

– Вы ее не знаете, – шмыгнув носиком, заявила Данилова. – Иногда я думаю, что она… она способна на все.

Швец спокойно допил пиво; сохраняя тот же спокойный вид, подошел к молодой женщине и, взяв ее под локоток и отведя чуть в сторонку, неожиданно произнес:

– Кто вам дал адрес моего общежития? Только не говорите, что вы шли по улице и случайно увидели знакомого!

– Да это же все… так легко… на поверхности. – Вот теперь в ее глазах действительно появились слезы. – Вы ведь не оставили мне номера контактного телефона… Слава записал мне ваш служебный номер, но сколько ни набирала, никто не отвечает. Тот же Слава обмолвился, что вы после развода проживаете в служебном общежитии, в Южных Черемушках.

– Полухин сказал вам мой нынешний адрес?

– Нет, потому что я не спрашивала. Здесь, в этом районе, всего одно ведомственное общежитие, так что найти вас особого труда мне не составило.

– Дальше! – строго сказал Швец.

– Что? – удивленно посмотрела на него Данилова. – Я думала, это вы мне что-нибудь расскажете – по моему вопросу. Я вот ждала от вас звонка, ждала… Но теперь вижу, что только напрасно теряю с вами время.

Швец догнал ее уже на противоположной стороне улицы, когда она собиралась усесться в свою бежевую «десятку».

– Да, я виноват, – поморщившись, сказал он. – Замотался, забыл… ни черта не узнал по вашему запросу!.. Послушайте, только не надо плакать! Гм… Если хотите… если это вас несколько успокоит… Можете дать мне разок в морду!

– Еще чего! – улыбнулась сквозь слезы Данилова. – Извините, что я дала волю чувствам. Я одинока, и мне сейчас не на кого опереться. Все знакомые мужчины… они оказались, знаете ли, такие…

– Козлы, – уточнил Швец. – Вот что, Маша. Давайте-ка вырвем первую страничку и начнем писать нашу историю как бы с нового листа.

Он зачем – то коснулся губами ее руки и лишь затем отпустил женскую ладошку на волю.

– Чудной вы какой-то, Валерий, – сказала Данилова (она уже перестала плакать). – Значит, я могу на вас надеяться?

– Да, но нужно кое-что уточнить.

– У меня произошли некоторые перемены, – Данилова жестом пригласила его в салон «десятки». – Например, я сняла квартиру в Москве. Это, кстати, минутах в пятнадцати езды отсюда. Если у вас есть свободное время, я могла бы пригласить вас к себе… в это временное жилище. Могу даже накормить настоящим обедом. Ведь то, что вы только что съели, извините…

– Ладно, поехали, – усмехнувшись, сказал Швец. – Давненько женщины не приглашали меня к себе на домашний обед…

Глава 11

ВАРВАРА, НА РАСПРАВУ! (2)

Амбар, [6] в который упаковали Анохина – как главного бузотера, зачинщика беспорядков, с виду казался обычной тюремной камерой-двушкой.

С той лишь разницей, что здесь было чисто, тепло, сухо… Не то что в карцере пересыльной, смахивающем на каменный склеп, где он, просидев даже менее суток, едва не задубел от холода. Здесь, в секции «В», никто не отбирал его одежду, никто не заставлял раздеваться догола. Оба топчана застланы постельным бельем, как в какой-нибудь больничной палате: простыня, одеяло, подушка в наволочке, все чин-чинарем… Имеются даже толчок и раковина. В камере он пока один; к Анохину почему-то никого не подсадили. Надо же… курорт, а не штрафной изолятор!

Он вначале присел, а затем прилег на топчан, и… никто из дежурных надзирателей не сделал ему за этот проступок даже малейшего замечания.

Но в то же время телекамера, укрепленная над дверью и снабженная защитным проволочным каркасом, бдительно следила за каждым его движением, так что надзиратели, очевидно, были постоянно в курсе того, чем занимается в своей камере зэк под порядковым номером десять.

Даже то немногое, что он уже успел подсмотреть здесь, на новом для него месте, порождало у Анохина массу вопросов.

Поневоле он вспомнил подслушанный им в вагонзаке разговор между двумя заключенными, из которого узнал, что в «девятке» существует четыре вида режима, и самым страшным из них является заключение в камеру штрафного изолятора на срок до шести месяцев. И еще о том, что, по слухам, в той же «девятке», вернее, где-то в окрестностях этой колонии, появился особый лагпункт и что именно оттуда попыталась совершить побег группа заключенных.

«Отставить панику! – приказал себе Анохин. – Терпеливо жди своего часа… Но и не позволяй им себя сломать!..»

Удивительно, но никаких разборок по поводу драки в столовке не состоялось. В оперчасть его по этому поводу пока не таскали. На протяжении нескольких часов после того, как он перенес «газовую атаку», его мутило и выворачивало наружу, плюс к этому он ощущал острую резь в глазах. Прямо в камеру, в сопровождении двух надзирателей, к нему наведывался медик – тот самый, знакомый еще по пересылке, чей странный, какой-то напряженный и даже вопросительный взгляд Анохин поймал на себе сутки назад, когда его в числе прочих прибывших этапом зэков осматривали и оформляли местные тюремные власти. Врач промыл ему глаза каким-то раствором, заставил выпить капсулу и полстакана крайне противного на вкус раствора, от чего, кстати говоря, почти полностью исчез разъедающий легкие, гортань, полость рта и носовые пазухи едкий привкус хлорпикрина…