Живодерня, стр. 3

Он встал из-за стола, подошел к стеллажу. Более всего здесь было книг о городе Санкт-Петербурге и сказок. Илья выбрал одну большую старинную книгу, полистал ее, рассматривая картинки, поставил на место, взял другую – тоже полистал…

Скоро вернулся Егор Петрович, неся чашку.

– Здесь вот травка заварена кой-какая – выпей. Глядишь, и поможет вспомнить.

– До чего же мерзкий запах, – пожаловался Илья, понюхав жидкость в чашке. – Вы сами-то эту гадость пробовали?

– Склероз будет – попробую.

Жидкость была густой и на вкус противной.

– Я смотрю, у вас много книг о городе,-сказал Илья, выпив напиток и пересев на диван.

Егор Петрович уселся за стол.

– Да, я собираю легенды, мифы, сказки. В основном меня интересует все, что связано с этим городом, он хранит в себе и о себе столько легенд. В нем много непонятного.

На стене висела большая старинная карта Санкт-Петербурга. Илья, встав с дивана, подошел к ней.

– А что это за крестики красные? – приглядевшись к антикварной карте, спросил он.

Егор Петрович тоже подошел к карте.

– А это отмечены здания и места, о которых мне известны легенды. Их более ста. – Он оживился.-Вот, к примеру, – он указал пальцем на один из крестиков, – памятник Екатерине Второй, в самом центре города стоит. Так под ним, в фундаменте, замурован клад. Клад свой хранит и шпиль Адмиралтейства. Там, на шпиле, в позолоченном шаре, спрятана кубышка из червонного золота, а в ней образцы монет, когда-либо отчеканенных в Петербурге. В этом городе земля нашпигована кладами – кажется, стоит копнуть…

– Да-а, – вздохнул Илья. – А вы сами не пробовали клады искать?

– Это же легенды – в них серьезно верить нельзя. И потом, ведь клады обычно закляты и не каждому они на глаза попадаются. Или вот легенда об этом месте…

Где-то за стеной пробили часы.

– О! Это что, уже двенадцать?! – вдруг отчего-то переполошился Егор Петрович. – Все-все! Давай скорее спать ложиться… Завтра все расскажу…

"Что же легендолог режим соблюдает, как младенец? Странно!" – подумал Илья.

Егор Петрович постелил Илье на диване, напротив письменного стола. Сам же лег на тахту, за шкафом.

– Самое главное, вспоминай, – сказал Илье Егор Петрович, устроившись на ночлег и в полной уже темноте. – От этого, может быть, твоя жизнь зависит…

"Почему жизнь? – думал Илья, засыпая.-Почему жизнь? А ведь что-то Егор Петрович знает. Знает, но говорить не хочет…"

Илье снился страшный сон. В руке он держал окровавленный нож, от которого шел пар. А вокруг Ильи безмолвно, без движения стояли люди. Было слишком темно, и Илья не мог видеть их лиц. Он сжимал липкую от крови рукоять ножа, и ощущение это было удивительно реально… Потом он мчался вниз по лестнице, и ему вслед орал кто-то жутким голосом:

– Каккала мунки баля! Акки бада!..

Он бежал вниз, вниз, вниз…

– Как ка бада! Атхилоп хал!..

Нет, это уже не во сне. Илья открыл глаза, прислушался.

На столе горела лампа. Сам хозяин комнаты в майке сидел за столом. Волосы его были взъерошены, стекла очков угрожающе поблескивали. Рядом с ним на столе стояла стеклянная банка, а перед ним тот самый, набитый казненными насекомыми, саркофажик, привлекший внимание Ильи.

– Как кала, атхилоп хал!.. – негромко, но с выражением выговаривал Егор Петрович.

В руке его поблескивал маленький перочинный нож. Продолжая что-то бурчать на иностранном языке, легендолог открыл банку, стоявшую рядом с ним, пошерудил в ней рукой, достал то, что искал. По жалобному жужжанию Илья догадался, что это муха. Егор Петрович положил муху на крышку саркофажика и, выкрикнув часто повторяемую им фразу: "Атхилоп хал!" – тюкнул по ней ножичком. Потом снова полез в банку, снова проделал то же действие с тем же возгласом…

Прищурившись, Илья следил за хозяином комнаты. Временами его охватывал ужас от мысли, что он находится ночью у человека с садистскими наклонностями. А ну как он и ему головушку ножичком оттяпает?! Каково ему будет?! "Ух, влип! Ух, влип!.." – ужасался Илья.

– Атхилоп хал!..

И тюк насекомое ножичком.

– Атхилоп хал!..

Ножичком по крышечке тюк…

Поначалу испугавшись, Илья постепенно привык к однообразию звуков, глаза слипались. Он закрыл их…

– Атхилоп хал!..

Глава 2

НЕПОНЯТНОЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Проснулся Илья рано и, открыв глаза, сразу понял, что окровавленный нож и ночная массовая казнь насекомых ему приснились. Одна из частей занавеса была отодвинута, в комнате было светло. Но вставать с кровати Илья не торопился. Ему казалось, что он вспомнил. Картина была неотчетливая, словно впотьмах и вдалеке мелькают какие-то тени, и движением своего тела он боялся распугать эти тени, разрушить пока слабый, зарождающийся сгусток памяти. Он лежал так долго.

Вошел Егор Петрович. Увидев напряженное лицо Ильи и ничего не сказав, поставил на стол чашку. По запаху Илья догадался, что в ней.

– Что-то как будто, – пробормотал Илья с сомнением. – Хотя не зна-а-аю…

– Ты на голодный желудок прими стаканчик.-Егор Петрович уселся за стол и, слюнявя пальцы, стал перелистывать страницы большой старинной книги.-Может, прозреешь.

Илья, пересилив лень, поднялся и, надев длинный халат Егора Петровича и закатав рукава, подошел к столу.

– Что же, Егор Петрович, я так и буду у вас неизвестно от кого скрываться?

– Почему неизвестно? – не прерывая чтение, произнес хозяин комнаты. – Известно.

– Ну а раз известно, скажите мне,-раздраженно проговорил Илья, с омерзением глядя на чашку со зловонным напитком, – что же я, по-вашему, до пенсии у вас жить буду?

– Ты вспомни, что можешь. – Закрыв книгу, Егор Петрович уставился своими паучьими глазами на Илью. – Может, там у тебя такое!..

Илья решительно взял чашку и, морщась, выпил до дна.

– Так мне теперь и на улицу не выйти, – сказал он, отдышавшись. – Я ведь в Питере не был никогда. Мне интересно архитектуру там посмотреть всякую. Ведь меня жена бросила, я ведь сюда смотреть приехал,-неизвестно зачем добавил он.

– Если днем, то пожалуй… Ладно, подбери себе что-нибудь. – Егор Петрович указал на стул у окна, на котором лежал ворох одежды.

От одежды доносились "гуманитарные" запахи. Илья подошел и стал перебирать вещи. Одежды было много и по размеру можно было выбрать.

– Тебе, Илья, сколько лет-то?

– Двадцать четыре осенью исполнится, – ответил Илья, рассматривая одежду.

– А с женой что же развелся?

– Вообще-то она красивая была. У нее уха не было левого, но это мне и нравилось.

– Несчастный случай, с ухом-то?

– Да нет, родилась такая. У нее сестра-близняшка тоже без уха.

Илья натянул брюки.

– А развелись отчего? – спросил Егор Петрович участливо.

– Она меня из-за гвинейца бросила, чтобы эмигрировать в Гвинею. Надоело ей в Новгороде жить. В теплые страны потянуло. А мне грустно стало: я ее все-таки любил, вот и поехал проветриться – вот и проветрил мозги, так что ничего не помню.

Переодевшись, Илья подошел к трюмо, придирчиво осмотрел себя в зеркале. Собственный вид его вполне удовлетворил, особенно ему понравилась зеленая куртка с карманами.

– Ну а ботинки у тебя свои. Сейчас сходи в булочную. По воздуху прошвырнись, на Неву полюбуйся. Пока не стемнело – можно… Но самое главное – по сторонам смотри, вспоминай.

Дворик был озеленен тремя чахлыми липами в центре заасфальтированной площадки и несколькими кустами недавно отцветшей сирени. Весь этот оазис оберегался крохотным заборчиком и среди жителей двора назывался садом.

В саду, держа под мышкой красно-черный мячик, оказалась знакомая Илье девочка; рядом с ней стоял мужчина в больничной фланелевой пижаме и что-то пытался растолковать ей, при этом он размахивал левой рукой, правую же держал в кармане пижамной куртки. Увидев вышедшего из парадной Илью, человек, оставив девочку, бросился через кусты сирени вон со двора. Убегая, он дважды оглянулся, словно ждал, что Илья побежит за ним вдогонку.