Маленький дикарь, стр. 25
— Ты нам не нужен, — сказал один из людей, когда я последовал за ними вниз, — сиди здесь, наверху, с этой дамой. Ты стал настоящим дамским кавалером, с тех пор как надел штаны!
— Мне здесь нечего делать! — сказал я. Матросы поставили бочонки на скалы близ запруды и приступили к спуску лодки. Когда все было готово, они подошли к ее борту и дружным усилием спустили ее на воду. Затем подшкипер обратился ко мне.
— Теперь, мой милый, ты нам здесь не нужен, иди к себе в хижину, мы пришлем за вами, когда все будет готово!
— Мне там нечего делать! — вторично ответил я. — А здесь я могу вам помочь!
Подшкипер ничего не ответил, и все они принялись за укладку вещей в лодку. Прежде всего они вкатили бочонок с ромом, а за ним и бочонки с водой. Затем принесли провизию и бережно ее уложили.
— Вы бы лучше ставили вещи наперед, и то останется мало места для дамы!
— Нет, нет, кладите, как придется! — отвечали недовольным голосом матросы. — Дама сядет там, где найдется ей место, чем она лучше нас?
Затем принесли весла и якорь. Бочонок с ромом занимал много места посередине, так что можно было положить только четыре весла, остальные бросили на скалах.
В это время я заметил, что подшкипер и некоторые из матросов о чем-то совещаются. Я не мог расслышать того, что они говорили, но, очевидно, подшкипер с ними не соглашался. Он казался очень рассерженным и раздраженным, наконец, с яростью бросил свою шапку на камни и проговорил:
— Говорю вам, что добра из этого не выйдет! Вспомните мои слова. Пусть будет по-вашему, вас много против меня одного. Но, повторяю еще раз, добра из этого не выйдет!
Он сел в стороне на камень, опустил голову и закрыл лицо руками. Один из матросов, с которыми он спорил, подошел к лодке и стал тихо говорить с остальными, посматривая все время в мою сторону, как бы желая убедиться в том, что я не могу расслышать его слов. Минуты через две они все разошлись, и один из них обратился ко мне:
— Ну, малый, теперь все готовы! Иди в хижину, принеси свой узел и корзинку нашей спутницы и скажи ей, что мы ее ждем!
— Там остались лопата и парус, принести и их? — спросил я.
— Да, да, конечно, и захвати с собой несколько тюленьих шкур, чтобы устроить сиденье даме!
Я отправился наверх в восторге от мысли, что скоро покину остров. Неро ждал меня на площадке. Я остановился, чтобы приласкать его.
— Прощай, мой бедный Неро! — сказал я. — Я никогда уже больше не увижу тебя!
У меня хлынули слезы, когда я поцеловал его в последний раз. Затем я вошел в хижину, где м-с Рейхардт спокойно ожидала моего возвращения.
— Все готово, — сказал я, — меня прислали за вами. Я должен захватить парус и несколько тюленьих шкур для вас. А вы возьмите мой узел. Пояс надели?
— Да, — ответила она. — Я возьму узел, книги, подзорную трубу и корзинку, а парус надо крепко завернуть и связать, иначе вам не снести его!
Я взвалил на плечи парус и несколько тюленьих шкур, а м-с Рейхардт захватила остальные вещи, и мы собрались покинуть хижину.
— Прощай, Неро, прощайте, птицы, прощай, хижина, прощай, мой сад! — проговорил я дрожащим голосом.
— Неро, назад!
Я взглянул на море и громко вскрикнул. Ноша моя вывалилась у меня из рук, и я с отчаянием поднял их к небу.
— Смотрите! — крикнул я моей спутнице. — Смотрите! — повторил я, задыхаясь от волнения.
Она взглянула на море и увидала то же, что и я. Лодка под всеми парусами была уже на расстоянии полумили от острова и быстро удалялась. Свежий ветер гнал ее со скоростью семи или восьми миль в час.
— Они бросили нас! Покинули! — кричал я, как безумный. — Остановитесь! Стойте! Стойте! — и видя, как бесполезны были мои крики, я бросился на камни и на минуту потерял сознание.
— Боже! — простонал я, наконец, очнувшись.
— Франк Генникер! — произнес надо мной мягкий, но твердый голос.
Я открыл глаза и увидел м-с Рейхардт. Она стояла возле меня.
— Вы должны покориться воле Божьей! — сказала она.
— Но это жестоко, это измена! — говорил я, глядя на удаляющуюся лодку.
— Да, это жестоко, но мы должны предоставить их Божьему суду. Могут ли они ожидать от Него милосердия, когда сами не были милосердны к другим! Скажу вам откровенно: я нахожу, что нам лучше здесь, на этом пустынном острове, чем там, в лодке, с этими людьми. Они увезли с собой семена раздора, беспечности и невоздержания, а предприятие их требует величайшей осторожности, спокойствия и согласия. Им трудно надеяться на благоприятный исход. Я давно уже думаю об этом, с той самой минуты, как они нашли бочонок с ромом. Мне тогда же пришло в голову, что это поведет к их погибели. Богу угодно было, чтобы они оставили нас здесь, и поверьте мне, — все к лучшему!
— Но мне надоело здесь жить! — воскликнул я и опять с отчаянием взглянул на удаляющуюся лодку. — Мне так хотелось уехать, а они покинули нас и всю провизию захватили! Даже рыбу из запруды и ту взяли! Мы умрем с голоду!
— Надеюсь, что нет! — ответила она. — И даже уверена, что нет. Мы должны работать и надеяться на Бога!
Но я не слушал ее. Сердце мое разрывалось. Я рыдал, закрыв лицо руками.
— Все уехали! Никого не осталось, кроме вас и меня!
— Нет, с нами есть еще один!
— Кто же?! — воскликнул я, поднимая глаза к небу.
— Бог, который всегда с нами!
ГЛАВА XXIII
Я слышал ее слова, но слишком был растерян, чтобы вполне понять смысл того, что она говорила. В голове моей был какой-то туман. Через несколько минут я снова услыхал ее голос.
— Франк Генникер! Встаньте и выслушайте меня!
— Мы умрем с голоду! — простонал я.
В ту самую минуту, как я произносил эти слова, один из альбатросов прилетел с моря; он держал в клюве большую рыбу. М-с Рейхардт отняла ее у него, подражая тому, как делал это я, и самец снова улетел за другой. Вслед за тем прилетели еще две птицы, также с рыбами в клюве, и м-с Рейхардт опять отняла у них добычу.
— Посмотрите, как несправедливо и неблагодарно то, что вы сейчас сказали! — заметила она. — Птицы кормят нас, подобно тому, как вороны кормили пророка Илью в пустыне, — а вы только что усомнились в доброте и милосердии Божьем.
— Голова моя, голова! — закричал я. — Она горит! Какая-то тяжесть давит ее! Я ничего не вижу!
Действительно, это было так. Волнение вызвало прилив крови в голове, и я быстро терял сознание. М-с Рейхардт стала на колени возле меня, но, увидев, что я лежу почти без чувств, вскочила, побежала в хижину за тряпкой и, смочив ее ключевой водой, стала прикладывать ее к моей голове и вискам. Я оставался около получаса в этом положении. Она продолжала смачивать мне голову, и мало-помалу я стал приходить в себя.
Погода была такая тихая, и море такое спокойное, что альбатросы летали взад и вперед, принося каждый раз большую рыбу. М-с Рейхардт отобрала у них почти всю их добычу и собрала таким образом более двенадцати рыб, весом в полфунта и даже фунт каждая. Она тщательно спрятала рыбу от птиц и тюленя. Я еще лежал в полубессознательном состоянии, когда вдруг почувствовал прикосновение холодного носа Неро. Легкое ворчанье моего любимца вывело меня из забытья, и я открыл глаза.
— Мне лучше, — сказал я, обращаясь к м-с Рейхардт, — какая вы добрая!
— Да, вам лучше, но полежите еще немного, вам нужно спокойствие. Можете ли вы дойти до своей постели?
— Попробую! — отвечал я, встал на ноги, но чувствовал такую слабость, что наверное бы упал, если бы она не поддержала меня.
С ее помощью я, однако, добрался до своей постели и повалился на нее в изнеможении. Она подняла мою голову и продолжала смачивать ее холодной водой.
— Постарайтесь теперь заснуть; когда вы проснетесь, я принесу вам чего-нибудь поесть!
Я поблагодарил ее и закрыл глаза. Неро подполз ко мне; я заснул, положив руку на его голову, и проспал до вечера. Когда я проснулся, голова почти не болела, и я чувствовал себя бодрее. М-с Рейхардт сидела около меня.