Антери, сын Лапландии, стр. 23

Антери знал, что выдержит, если уж на то пошло. Но с другой стороны, какой-то голос в нем предостерегал: часть физических сил и воли надо приберегать. Неподготовленная ночевка в тайге в это время года невозможна. Остановиться в том месте, где иссякнут все силы, будет означать конец.

Он прикинул, что они находятся примерно посередине болота между сопкой Кевитса и рощей Большая Ханхилехто. Около южной оконечности болота было озеро Сайвелярви, и оттуда ему надо было попасть на самую узкую часть перешейка между Большой и Малой рощами Ханхилехто и перейти через нее. Ветер дул как бешеный. Казалось, его порывы налетали теперь со всех сторон. Стемнело. Должно быть, уже надвигалась ночь…

Он взглянул на компас: направление было верное… До автострады № 4 было около десяти километров. Но между ним и шоссе была большая река Китинен, и лед на ней мог быть слабый — во всяком случае, на месте быстрин. В свою очередь, впереди была оконечность озера Сайвелярви, и кто знает, не было ли на нем проталин и разводьев… Может быть, следовало дать волю Рипсу и положиться на то, что своим животным инстинктом он почует опасные места, обойдет их и приведет его куда-нибудь в более укрытое место из этих пространств, где бушуют ветры…

Антери пропустил вперед Рипсу и, ослабив вожжевой ремень, пошел вровень с санями. Ему было ясно, что этой ночью он не поспеет домой; теперь следовало положиться на Рипсу и вместе с тем подыскивать как можно более подходящее место для ночлега. В этих краях наверняка есть заброшенные избы, хижины таежников и рыбаков, какой-нибудь нежилой барак или дом, оставшийся после рубки леса, он только не знал, где они расположены. Лишь счастливая случайность могла помочь ему набрести на такое жилище. Всякую другую возможность лучше было сбросить со счетов…

Рипсу останавливался, продвигался вперед и снова останавливался. Местность стала явственно повышаться. Был ли это край болота и была ли это одна из рощ Ханхилехто? Опять остановка… Почему олень поднял голову?.. Может быть, ему мешала тяговая веревка между ног или аркан натирал шею?

Антери подъехал к передку саней и пощупал тяговую веревку. Она была в порядке и, во всяком случае, не закручивалась вокруг ног Рипсу. В порядке был и материнский шарф, облегавший лопатки оленя. Что же тогда?

Голова оленя была поднята, и он, казалось, смотрел в пургу в известном ему направлении. Он вдохнул ноздрями воздух и ударил ногой о наст. Там, куда смотрел Рипсу, было что-то необычное. Неужели еще волки? Или другие звери?

Антери удостоверился, что нож при нем. Он передвинул ножны на поясе вперед и убедился, что маленький нож легко вынимается из ножен. Затем он сильно оттолкнулся палками, выехал вперед оленя и натянул вожжевой ремень.

— Пошли! — сказал Антери.

Олень последовал за ним.

— Не стоит здесь останавливаться, — пробормотал Антери на ветру. — И не следует обращаться в бегство, в особенности если даже не знаешь, что там впереди и есть ли там что-нибудь… Что это? Там мелькнул свет! Или меня обманывают глаза? Ты видел, Рипсу?

Олень остановился позади него и с шумом потянул в себя воздух.

— Опять…

Антери быстро перебрал в уме, отчего мог быть этот свет: на много километров вокруг тут не было жилья, следовательно, свет был случайный. Это был не костер и не красноватый свет свечи. Он был ярче. Мотосани в темноте? Но свет не двигался, и не было слышно рокота мотора… Неужели это хижина, в которую кто-то принес газовый фонарь?

Так или иначе, свет был признаком человека, а человек — это означало помощь и спасение. К свету надо было идти, причем быстро, чтобы он не успел погаснуть или исчезнуть.

Но неужели он уже погас и исчез? Его больше не было видно…

— Э-эй!

Порыв ветра унес крик и с силой швырнул снег.

— Пошли, Рипсу! Иди! Быстро…

Свет на минуту показался опять. Казалось, он раскачивается взад и вперед. Затем погас. Зажегся, опять погас.

— Э-эй! Мы здесь… Мы дойдем, если успеем!

Сделав несколько шагов, Рипсу остановился. Он не двигался с места, как ни дергал его Антери. Затем свет, световой конус зажегся совсем близко, уперся в наст и осветил носки лесных лыж, которые приближались, двигаясь в спокойном ритме. Когда они были совсем близко, световой конус поднялся, прошелся по Антери, вдоль вожжевого ремня по Рипсу, затем по саням и на мгновение задержался на волчьем хвосте.

Антери смутно видел, что это был человек на лыжах, с электрическим фонарем в руке. Это не был отец — Антери узнал бы носки его лыж. С другой стороны, в нем брезжило воспоминание, что где-то он видел эти лыжи, по концам которых только что прошелся световой конус. Но где? Кто мог быть этот лыжник в такую собачью погоду?

Кто бы то ни был, Антери почувствовал усталость. Главное, это был человек, который наверняка знал здешнюю тайгу лучше, чем он, новичок…

Наконец человек совсем приблизился, подъехал к нему, положил руку ему на плечо и сказал:

— Так вот откуда идет рыбак. Или, лучше сказать, истребитель волков.

— Матти-Олень…

Антери произнес это тихо, хотя ему хотелось громко кричать от восторга; возможно, старый оленевод даже и не расслышал его слов… Затем, как будто эта встреча была обычным событием и состоялась на деревенской тропе или часто хоженой лыжне, Антери продолжал:

— Никакой я не истребитель волков. Это отец убил его. А в возу есть кое-какая рыба. Я припозднился с отправлением, а тут еще эта метель…

— Да, метель, — согласился Матти-Олень. — Думал ли ты поспеть домой еще этой ночью? Ведь здесь немного впереди есть теплая избушка, и там ты мог бы переждать непогоду. Отсюда до деревни еще добрый кусок пути. И твой олень, кажется, устал…

— Да, Рипсу устал, — сказал Антери. — И мне тоже некуда торопиться. Пойдем устроимся в этой избушке.

— Тогда этим путем.

Глава двадцатая

Кто знает, может, это был обоюдный спектакль. Изрядное театральное представление здесь, у южной оконечности озера Сайвелярви в финской Лапландии, когда разыгралась весенняя метель. Наигранные слова, интонации, позы…

Значит, истина была в другом?

Истина состояла в том, что бушевала пурга; что сезонный ветер под названием лесосев выдувал из шишек семена и разбрасывал их, обломанные ветки и прочий лесной мусор повсюду по насту; что высохшие деревья падали там, где они еще уцелели. Истина, полная истина состояла в том, что для рожденных и выросших в этих местах людей было обычным относиться к сюрпризам спокойно.

Негоже было здесь, в дебрях, склоняться перед несчастьями и невзгодами, но и не было необходимо, ни тем более желательно неистовствовать от радостной новости или сходить с ума от удачи — вот в чем состояла истина.

Возможно, именно сейчас покой и сдержанность казались преувеличенными. Но может быть, эта счастливая встреча в пургу в темноте и была причиной того, что старик и мальчик старались напускать на себя спокойствие, знали это и радовались этому. Публики у этого зрелища было мало, и, если счесть за зрительный зал окружающую природу, особенно деревья в лесу, публика была крайне немногочисленная и обветшалая, ее прямо-таки не существовало. Так что если это была вообще сцена, то ей радовались только сами актеры — они пытались сыграть свою роль как можно лучше.

Антери не разразился восторженными криками, встретив своего надежного друга в минуту беды.

Старик сделал свое предложение тактично, ссылаясь на усталость оленя, а не мальчика.

Антери ответил, что в избушку можно было бы завернуть.

— Тогда этим путем, — сказал Матти-Олень.

Конечно же, бывалый ходок по тайге знал истинное положение вещей. Он знал, какой длинный путь совершил мальчик с оленем, и мог сделать свои выводы. Кроме усталости Рипсу, он видел также, какое облегчение и радость испытал Антери. К чему еще спрашивать об этом?