Антери, сын Лапландии, стр. 19

Рыба продолжала идти. Улов был равномерный и обильный по всей длине сети. Попадались по большей части щуки, но также жирные сиги, большие форели, налимы. Груда вначале бьющихся, но скоро цепенеющих на утреннем морозе рыб у края проруби была чудовищно велика.

— Двадцать пять килограммов, — сказал отец. — Это по самой малой мере. И это только начало… Собственно говоря, такая куча рыбы немного смущает меня, но что поделаешь. Это грабеж, а не разумное использование рыбных богатств, вот разве только эти разбойницы щуки заслужили такую участь. Но я оправдываю себя тем, что наука грабежа пришла в нашу тайгу из других мест. Нечего и сомневаться, что если не я, так кто-нибудь еще взял бы этих рыб.

Отец сегодня был чрезвычайно говорлив. Антери подумал про себя, слышал ли он за всю свою жизнь столько слов от отца, сколько за нынешнее утро. А отец продолжал:

— Так неправильно рассуждать, сын, и прежде так не рассуждали. Но когда леса вырубают подчистую ради выгоды и эта выгода уплывает в другие места, то надо и у нас вырабатывать новый способ отношения к присвоению. Как же так? Огромные площади земли затопляют ради денег, в стремлении к наживе, переселяют людей и целые их группы, не спрашивая мнения у несогласных, по крайней мере тогда, когда несогласный находится в уязвимом положении! Когда это делают постоянно, из десятилетия в десятилетие, просто чудо, что даже самые глупые головы ничему не научаются… В старину говорили: «За труды и счастье дается». Эта истина верна и теперь, это точно. Но тогда было бы справедливым, чтобы счастье давалось одновременно всем, кто живет на нашей земле. Ну да хватит об этом, давай-ка снова поставим сеть. Иди к другой проруби и начинай тянуть.

Немного погодя, когда сеть была опять подо льдом и они собирались отправиться к следующей, отец сказал:

— Забудь все, что я сейчас говорил, сын. Твой отец лишь излил то, что накипело у него на душе, и пытался разрешить сомнения, которые и люди более мудрые не могут разрешить, хотя и пытаются. Ты молод и должен видеть будущее светлым, чтобы идти к нему… Мы сидим в одной лодке, и никто не хочет, чтобы она перевернулась. Если иногда бывают неумелые гребцы и они сидят на веслах, их сменяют. И еще несомненно то, что и плохой гребец учится, когда приспеет нужда… И наш улов все-таки не грабеж, хотя и большой. Мы добыли его не с целью обогащения, это просто хлеб наш насущный. Мы сами съедим эту рыбу, мать, ты и я. А еще поделимся с Матти-Оленем. Если улов во второй сети будет хорош и если новые проверки сетей завтра дадут нам еще, мы будем с рыбой на все лето.

Они подошли ко второй сети и проверили ее. В ней было примерно столько же рыбы, как и в первой, и тех же пород. Маленькие сани отца наполнились рыбой почти до краев. Они протащили их на какое-то расстояние вниз по реке, пробили прорубь и разделали рыбу. Было бы глупо везти домой головы и внутренности, негодную в пищу часть добычи, составлявшую треть того, что они подняли из-подо льда.

Работать было холодно, руки закоченели. Рыбы частью уже застыли, на них намерз снег. Когда Антери пожаловался, что у него замерзли руки, отец сказал:

— Согрей их!

Антери в удивлении посмотрел на отца. У них не было костра на берегу, означало ли это, что руки, все в слизи и крови, надо было сунуть в рукавицы или в карман?

— Рыболов зимой греет руки в проруби, — сказал отец и опустил руки в воду. — Попробуй! Видишь ли, на льду сейчас около десяти градусов мороза, но температура воды, конечно, выше нуля, раз она в жидком состоянии.

Антери подошел к проруби и сделал так, как ему было сказано. Особенно теплой вода не казалась, но, конечно, она была теплее снега и воздуха над ее поверхностью. Холод все же сковывал пальцы, и разделывать рыбу было неудобно.

— Да, эта прорубь не ахти какой согревающий аппарат, — сказал отец. — Вот кончим работу, разведем небольшой костер, тогда и согреем руки и наденем на сухие руки рукавицы… Но эту рыбу надо разделать сейчас. Если бы дома у нас был холодильник, тогда другое дело. Мы могли бы заморозить рыбу здесь и положить ее в холодильник. Рыбу пришлось бы чистить только тогда, когда ее брали бы для варки. Но у нас нет электричества.

— Мать часто говорит об электричестве, — сказал Антери.

— Это так… Послушай-ка, что ты думаешь, если бы мы купили ту избушку, в которой живем сейчас? У нас есть сколько-то денег — те, что мы получили за наш старый дом, и мы попробуем зажить домашней жизнью. Кто знает, может, и у нас будет когда-нибудь электричество. И холодильник, в котором хранят убитую птицу и улов рыбы… Мать наверняка будет довольна.

— Я согласен, — ответил Антери. — Все равно мы уже никогда не сможем вернуться в наш прежний дом.

— Не сможем. И я не знаю другого места, куда бы мы могли переселиться, — сказал отец. — Здесь все-таки есть знакомые рыбные места и охотничьи угодья. Правда, далековато, но все же… Дедушка не соглашается бросать места, близкие к нашему прежнему дому, и конечно, мы можем обосноваться там, где сейчас живем. Мы не уедем из Лапландии. Или как?

— Не уедем! — твердо ответил Антери.

— По рукам! — сказал отец.

Отец и сын ударили по рукам. Это произошло над дымящейся прорубью на утреннем морозе, и их руки были красны от холода и грязны от рыбьих потрохов.

Глава шестнадцатая

Когда они пришли на место стоянки, отец стал сразу собираться в погоню за раненым волком. Он осмотрел маленький легкий рюкзак Антери, удлинил его лямки и вскинул на спину.

— Сойдет, — сказал он. — Можно попользоваться им на время?

Он положил в рюкзак бутерброды, кусок соленого свиного сала, банку мясных консервов, кофе и сахар.

— С этой провизией я проезжу два, а то и три дня, — сказал он. — Таежник не умирает в тайге, пусть даже у него кончатся домашние припасы. Если только при нем есть ружье и он не разучился стрелять. И даже без этого. Но тогда приходится отказываться от главных целей.

— Неужели ты в самом деле собираешься проездить три дня? — удивился Антери. — А мне что делать тем временем? И почему ты не берешь с собою кофейник?

— Не все вопросы сразу, сын… Ведь у меня есть банка консервов. Когда она опустеет, в ней можно сварить что угодно. И весит она не много… Я буду ездить день, два или три, я еще сам не знаю… А что ты будешь делать тем временем? Мне кажется, что мы не встретимся больше на этой стоянке, и тогда у тебя хлопот полон рот.

— Как так? — удивился Антери.

— Посмотри на солнце! — сказал отец. — Видишь, оно обведено кругом. Мне кажется, прошлой ночью я заметил круг и вокруг луны, но не уверен… Наступает перемена погоды, и это надо принять во внимание, раз мы находимся в такой глуши.

Отец секунду подумал, взглянул на сына, оленя и сказал:

— Если я завтра утром не вернусь, вы с Рипсу должны отправиться домой… Сделаем так: я перед своим уходом свалю сосну для костра, отнесу ее и возьму топор с собой. Ты проведешь день здесь на стоянке, отдохнешь и накормишь Рипсу, чтобы он был в силах завтра. Рано утром сходишь на реку и соберешь сети. Рыб не надо ни отцеплять, ни потрошить, положишь их просто на дно саней.

— А будет у меня время заняться чем-нибудь еще? — спросил Антери.

— Времени, наверное, не будет. Как я уже сказал, погода меняется. Может наступить оттепель, и твердого наста не станет, может быть сильный снегопад, и это затруднит возвращение. Но все говорит за то, что будет лесосев.

— А что это такое? — спросил Антери.

— Это весенняя метель, — ответил отец. — Быть тогда в тайге не следует, и особенно трудно двигаться. Лесные звери стремятся спрятаться в свои норы, а дальновидный таежник — укрыться где-нибудь, если не успевает вернуться домой.

— У нас здесь хорошая стоянка, — заметил Антери. — Брезент и все такое прочее. И сосны вокруг. Я, конечно, смогу перепилить сосну, если у меня останется моторная пила. Ведь я пилил ею дома.

— Верно, но это неподходящее место на случай метели, — сказал отец. — Болотистые низины на много километров вокруг. К тому же весенняя метель длится двое суток, а то и дольше. Надо все-таки стремиться попасть домой и поэтому отправиться, не медля больше, чем необходимо. Ты мог бы отправиться уже сегодня, но ты не успел бы добраться до дому до наступления темноты. Судя по всему, буря разразится только завтра к вечеру.