Антери, сын Лапландии, стр. 10

— Так вот, мы пришли в Тинкимаа, оттуда к холму Липкаваара, а потом к холму Пахтаваара. На Пахтаваара мы спустили Сепи с поводка, и она начала искать птиц. Так мы шли к реке Луйройоки, пока путь нам не преградил залив водохранилища, который тянется вдоль русла Луйройоки. День уже подходил к концу, и надо было искать место для ночлега.

— А вам не следовало навестить дедушку? — спросил Матти-Олень. — Разве его хижина не стоит на холме Пахтаваара, а раз так, зачем вы пошли искать сосну для костра? Неужели вы бы не поместились в его хижине?

— Хижины дедушки там не было, я не видал ее, — сказал Антери. — Мы с отцом думали, что не увидимся с дедушкой, ведь назавтра надо было отправляться в обратный путь. Отцу надо было в понедельник на работу, а мне в школу. Но все вышло иначе.

— Это становится интересным, — сказал Матти-Олень. — Так, значит, вы не поспели домой к понедельнику и тебе пришлось сидеть после уроков, а отца уволили с работы?

— А вот и нет! — сказал Антери. Его забавляло воодушевление и ошибочные выводы Матти-Оленя. — Мы и дедушку повидали и как раз вовремя поспели домой.

— Ну как же это возможно? — удивился старый оленевод. — Мне ведомы те концы, и я знаю, что так просто оттуда не уйдешь. Давай рассказывай дальше!

Антери выдержал долгую паузу и попросил еще немного кофе и, если можно, маленький бутерброд. Матти-Олень поспешил выполнить его просьбу, а затем снова уселся слушать.

— Ну так как же?

— Да что там, — сказал Антери. — Мы свалили сосну и стали на ночлег. Только мы начали готовить ужин, как вдруг появился дедушка и сказал, что, если мы хотим, можно сварить настоящую уху на всех троих.

— Уху?

— Ну да. У дедушки было сколько угодно рыбы. Большие щуки, жирные сиги, язи и форели с красной мякотью… Ужин был отличный. Я съел столько, что заболел живот. Много дедушкиной рыбы мы принесли домой. Дедушка чувствовал себя хорошо.

— Приятно слышать, — сказал Матти-Олень. — Когда увидишь его в следующий раз, передавай ему привет. Он, конечно, помнит Матти-Оленя… Но кое-что здесь все же неясно. Где дедушка добыл столько рыбы? Как он сумел добраться до вас, раз вы не смогли продолжать свой путь из-за этого залива водохранилища? И самый сложный вопрос: откуда он узнал, что вы там? Почта в те углы не доходит, и в хижине дедушки, конечно, нет телефона.

— У дедушки есть лодка там, где он живет, — сказал Антери. — А еще есть сети, чтобы ловить рыбу. Он сказал, что, когда вода в водохранилище поднялась, вся рыба словно испугалась и бросилась в устья рек, впадающих в водохранилище, вода там чистая и прозрачная. Рыбы в таких местах столько, что можно наловить сколько угодно, если захочешь. И ее, конечно, ловят. Из села и еще более дальних мест приезжают жадные рыболовы с десятками сетей. На моторных лодках они разъезжают взад и вперед по водохранилищу, отыскивают устья рек, забрасывают сети, проверяют их день-другой и уезжают с добычей в сотни килограммов. Дедушка сказал, что рыба есть, но при такой ловле ее ненадолго хватит.

— Пожалуй, так оно и будет, — согласился Матти-Олень. — Ну, а как вы вернулись обратно со всей этой рыбой и птицей?

— Я уже сказал, что у дедушки есть лодка, — продолжал Антери. — На ней он подъехал к нам там, где вода преградила нам путь. Мы поели ухи и переночевали в укрытии все трое на хвойной подстилке.

— Три поколения на одной подстилке, — сказал Матти-Олень. — Это случается редко.

— Может быть… А утром мы сели в лодку дедушки и где на веслах, где шестами провели ее вниз по заливу, который образовался вдоль русла Луйройоки. Обогнули с юга холм Марьяваара, потом направились вверх по заливчику, который образовался в устье Копсусйоки, и так добрались до склона холма Суоритсинвоса. Там была спрятана наша птица. Тут мы расстались. Дедушка дал нам столько рыбы, сколько мы могли унести вместе с птицей, а отец дал дедушке из своего рюкзака масло, сахар и табак. Он припас их специально для дедушки довольно много, хотя раньше я об этом не знал. Затем мы попрощались. Дедушка попрощался со мной за руку.

— Он так сделал?

— Да, — подтвердил Антери. — Раньше он никогда так не делал.

— Вот как, — тихо сказал Матти-Олень. — Может быть, тебе не придется передавать от меня привет дедушке. Я как-нибудь сам наведаюсь к нему.

Пока они разговаривали, день уже склонился к вечеру. Небо по-прежнему было облачным, и сумерки наступили рано. Оленеводы, старый и юный, бывалый и начинающий, сидели рядом на хвойной подстилке и смотрели на костер, огонь которого, казалось, разгорался по мере того, как сгущались сумерки. Возможно, они что-то видели в полыхании огня. Может быть, картины из пережитых ими скитаний по тайге, может быть, просто подвижное, живое пламя — и в этом случае на костер можно глядеть долго-долго.

— Доживет олень до завтра в лесу? — сказал юный, возвращаясь к действительности и практическим делам.

— Я думаю, что да, — ответил старый. — Если верить приметам природы, ночь будет мягкая… Отправляйся домой, мать наверняка уже тревожится, почему ты задержался. Я дам оленю еще немного воды с сахаром и позабочусь о том, чтобы у него был корм. Не беспокойся за него понапрасну. Природа сделает для него то, что следует. Удели все свое внимание урокам… Встретимся завтра?

— Конечно.

— Тогда приходи после школы на это же место. Будем рассказывать друг другу истории, раз мы уже стали знакомыми. Я сварю кофе.

— Хорошо.

Глава восьмая

Антери встал на лыжи и прикрепил их к башмакам. Лыжня уже затвердела от того, что по ней несколько раз прошли туда и обратно. Звезд не было видно. Ветер гулял где-то высоко между вершинами елей, лес тихо вздыхал и время от времени какое-нибудь дерево выше других роняло с верхних ветвей снеговую шапку… Матти-Олень что-то упоминал о приметах природы и их бесспорности. Вздохи леса и это падение снега, должно быть, что-то означали. Посмотрим, что из этого выйдет, и запомним на будущее…

Медленное продвижение по знакомой тропе давало полный простор мыслям. Прежде всего Антери вспомнил о Матти-Олене, своем новом друге, который сидел сейчас один у костра на краю болота.

Матти-Олень казался ему славным стариком. Он был явно доброжелателен, много испытал на своем веку и, благодаря этим испытаниям, мудр. На него можно положиться, вот что… Кроме дедушки и своих родителей, Антери больше не знал ни одного надежного человека. У него не было такого и среди его сверстников, школьных товарищей, ни в прежней школе, ни, тем более, в нынешней. Были лишь болтуны, которые громко говорили множество дурных слов, когда учитель не слышал… На первых порах не все ладилось у него в этой нынешней школе. Он был приезжий, чужой мальчик среди ребят, которые были знакомы друг с другом. Когда услышали имя — Антери, — его перевернули и переиначили, и вместо Антери стали называть Аату, Анттоони и Аабрахами, но это была не ахти какая выдумка, во всяком случае, не оригинальная, так как именно тогда на уроке закона божьего у них шла речь о старом человеке с таким именем. Последнюю кличку изобрели, когда учитель зачитал перед классом его сочинение на тему о тайге. Какой-то умник назвал его Арска-Тайга, и, так как наградой за эту выдумку был одобрительный смех девочек, это имя выкрикивали так, что звенел весь школьный двор. Однако Антери было все равно. Точнее говоря, не то чтобы все равно, но он просто не подавал виду. Он гонялся за футбольным мячом вместе с другими увлеченными игрой ребятами и ни разу не взглянул в ту сторону, где умник-изобретатель во всеуслышание являл свою удивительную сметливость. На том и закончилась та перемена.

Само по себе имя Арска-Тайга было ничуть не обидно. Антери знал, что у всех сколько-нибудь примечательных лапландцев были особые прозвища, происходящие либо от собственных видоизмененных имен, либо совершенно иного происхождения. Но эти прозвища рассказывали о человеке больше, чем просто его собственное имя. Взять, к примеру, Матти-Оленя. Это прозвище раскрывало профессию, дело всей жизни человека по имени Матти. Какому-нибудь старому человеку и отдаленному знакомому Матти-Оленя оно рассказывало о его преданности и умении, его знаниях и искусстве в трудном деле оленеводства. Это было почетное прозвище, как «король» или «президент», его заслуживали, а не просто принимали.