Крушение «Великого Океана», стр. 50

— А почему бы не пойти мне? — спросил Уиль.

— По многим причинам, Уильям, — ответил Риди, — главное, я думаю, что мне скорее, чем вам, удастся достигнуть успеха. Я завернусь в боевой плащ и надену головные перья дикаря, который убитый упал через палисад, но из оружия возьму только его копье; а то оно будет мешать мне нести тяжелую ношу. Теперь заметьте: выпустите меня из двери, а когда я уйду — на всякий случай, задвиньте ее одной поперечной жердиной. В случае нападения, это не даст двери отвориться, пока вы не загородите ее остальными. Ждите меня и будьте наготове меня впустить. Вы поняли?

— Вполне, Риди; но, сознаюсь, мне страшно; если что-нибудь случится с вами — это будет такое ужасное несчастье, — сказал Уиль.

— Что делать, Уильям? — ответил Риди. — Нам необходимо попробовать достать воды и сделать эту попытку теперь, а не позже, когда они больше будут настороже. В настоящую минуту они бросили работу и усердно едят. Мне может встретиться только женщина.

Риди ушел за бочонком. Он надел военный головной убор и наряд убитого дикаря, поставил бочонок к себе на плечо и взял в руку копье. Уильям отодвинул жердь» которая загораживала дверь, и убедившись, что никто не скрывался под палисадом, Риди крепко сжал руку мальчика и пошел через расчищенную поляну. Скоро он был уже в лесу из кокосовых пальм. Уильям, повинуясь его указаниям, закрыл дверь и заставил ее жердью, продев ее в одно из отверстий, сделанных для этой цели во внутренних придверных столбах, потом стал ждать. Он. был в ужасном состоянии, прислушивался к малейшему звуку, к легкому шелесту ветра в кокосовых листьях, и каждый шорох пугал его. Так он стоял несколько минут, держа ружье наготове.

— Ему уже пора вернуться, — подумал Уильям, — до колодца всего сто ярдов, никак не больше, а между тем, я не слышу никакого шума.

Наконец, ему показалось, что до него донесся звук шагов. Да, да, Риди возвращался. И ничего с ним не случилось!

Уильям протянул руку, чтобы отодвинуть жердь в сторону и отворить дверь, но в эту секунду до него донесся шум борьбы, и чье-то тело упало перед дверью. Мальчик быстро открыл ее в то самое мгновение, когда Риди позвал его по имени.

Мальчик схватил свое ружье и выскочил за ограду. Риди боролся с дикарем, который подмял старика под себя. Уильям приставил ружье к его груди. В одно мгновение ока, мальчик выстрелил, и дикарь упал мертвым рядом со старым Риди.

— Скорее, берите воду, Уильям, — слабым голосом сказал Риди. — Я постараюсь вползти в дверь.

Уильям взял бочонок и внес его за ограду, потом побежал к Риди. Старик стоял на коленях.

Сигрев услышал выстрел, выбежал из дому, увидел открытую дверь палисада, прошел вслед за Уилем и, заметив, что он поддерживает старика, подхватил Риди под другую руку и ввел внутрь. Дверь немедленно закрыли.

— Вы ранены, Риди? — спросил Уильям.

— Да, дорогой мальчик; да, мне кажется — смертельно… Он проколол меня своим копьем… Дайте мне воды, воды, поскорей…

— Ах, если бы у нас был хоть глоток воды! — сказал Сигрев.

— Она есть у нас, папа, — ответил Уильям, — но это обошлось нам ужасно дорого.

Уильям сбегал за стаканом, налил из бочонка воды и напоил Риди. Старик выпил с жадностью.

— Теперь, положите меня, Уильям, на эти кокосовые листья, — сказал раненый, — подите, напоите всех, напейтесь сами, потом вернитесь ко мне. Не говорите миссис Сигрев, что я ранен. Пожалуйста, исполните все, о чем я прошу вас.

— Папа, возьми воду, пожалуйста, — попросил Уильям, — я не могу оставить Риди.

— Хорошо, мой мальчик, — ответил Сигрев, — но прежде напейся сам.

Сильно ослабевший Уиль выпил воды, и это мгновенно оживило его.

Сигрев ушел с водой для детей и женщин, а Уильям старался помочь старому Риди, который дышал тяжело и не говорил ни слова.

ГЛАВА LXV

Рана Риди. — Миссис Сигрев. — Риди и Уильям. — На часах. — Близкое освобождение. — Дикари рассеяны. — Появление Осборна.

Сигрев еще раза два возвращался за водой, чтобы утолить жажду детей, Селины и Юноны, потом помог Уилю снять платье Риди, чтобы осмотреть его рану и постараться понять, опасна ли она.

— Нам лучше перенести его на другие листья кокосовых пальм, там ему будет удобнее, — заметил Уильям.

В эту минуту Риди прошептал: «Еще воды». Уильям снова напоил его, потом с помощью отца перенес своего старого друга в более удобное место. Когда они уложили Риди, он вдруг повернулся на бок, и из его раны хлынула кровь; она долго лилась.

— Теперь мне легче, — слабо произнес раненый, — перевяжите мне рану, Уильям; такому старому человеку, как я, нельзя терять слишком много крови.

Сигрев и Уильям подняли его рубашку и осмотрели рану: копье проникло глубоко в легкое. Уильям скинул свою собственную рубашку, изорвал ее на бинты и перевязал рану, чтобы остановить кровь.

Риди, который, казалось, сначала очень ослабел от перемещения, мало-помалу оправился и уже мог говорить, хотя и еле слышным голосом, когда из дома вышла Селина Сигрев.

— Где же этот чудный, храбрый, добрый человек? — спросила она. — Я хочу его благословить и поблагодарить.

Сигрев подошел к ней, схватил ее за руку и сказал:

— Он ранен, дорогая, и боюсь, что ранен сильно. Но раньше я не хотел тебе говорить об этом.

В коротких словах он рассказал ей обо всем, что случилось, а потом провел к ложу из листьев, на котором лежал старик.

Миссис Сигрев опустилась перед ним на колени, взяла его за руку и разразилась рыданиями.

— Не плачьте обо мне, — сказал он, — мои дни уже были сочтены; мне только грустно, что я не могу больше принести вам пользы.

— Дорогой, добрый, — сказала Селина, помолчав. — Что бы не послала нам судьба, каковы бы ни были решения Всевышнего, Всемогущего Бога, я, пока жива, никогда не забуду того, что вы сделали для меня и моих близких.

Миссис Сигрев наклонилась над ним, поцеловала его в лоб, поднялась с колен и, рыдая, ушла в дом.

— Уильям, — сказал Риди, — я теперь не могу говорить. Приподнимите мне голову и уйдите; мне будет легче одному. Вы давно не смотрели, что делается у дикарей. Подите, посмотрите… Через полчаса вернитесь. Уйдите и вы, м-р Сигрев, мне станет лучше, если я немножко подремлю.

Отец и сын исполнили желание Риди. Они поднялись на прибитые доски, внимательно и осторожно осмотрели все внешние стороны палисада» наконец, остановились.

— Плохо дело, Уильям, — сказал Сигрев.

Уильям покачал головой.

— Он не отпустил меня, — сказал мальчик. — Лучше было бы, если бы отпустил… Я боюсь, что он очень сильно ранен. Как ты думаешь, папа?

— Я думаю, что он не поправится, Уильям. Если завтра на нас сделают нападение, нам без него будет худо. Я очень боюсь исхода дела…

— Не знаю, что и сказать, папа, но чувствую, что после утоления жажды я в состоянии драться с двойной силой.

— Я тоже, мой дорогой мальчик, но их столько, что вдвоем мы сделаем немного.

— Если мама и Юнона будут заряжать для нас ружья, — ответил Уильям, — мы, во всяком случае, вдвоем теперь сделаем то же, что делали втроем, когда так изнемогали от жажды и утомления.

— Может быть, ты прав, мой дорогой Уильям. Во всяком случае, употребим все силы, чтобы защитить близких и себя.

Уильям тихо подошел к Риди; старик дремал, а может быть, даже спал; поэтому мальчик, не беспокоя его, вернулся к отцу. Они вместе перенесли бочонок в дом и отдали его на сохранение миссис Сигрев, чтобы вода не была растрачена даром. Теперь, утолив жажду, все ощутили голод. Юнона с Уилем нарезали черепашьего мяса и сжарили его. Семья охотно ела, и может быть, никогда в жизни не наслаждалась до такой степени своим обедом.

Почти на рассвете Уильям, который много раз подкрадывался к Риди, чтобы посмотреть, спит он или нет, увидел, что старик лежит с открытыми глазами.

— Как вы себя чувствуете? — спросил его Уильям.

— Я спокоен; на душе у меня ясно, Уильям, и я не очень страдаю. Но мне кажется, я скоро умру. Помните, если вам придется бежать из палисада, Уильям, не думайте обо мне; оставьте меня здесь, на этом месте. Выжить я не могу, а если вы тронете меня с места, я только еще скорее умру.