Крушение «Великого Океана», стр. 42

— И животные сознают время. Я знал двух собачек, которые всегда выезжали со своей хозяйкой в будни, но когда она, по воскресеньям, отправлялась в той же карете в церковь, собачек, понятно, оставляла дома, и они знали воскресные дни. В будни, едва она надевала шляпу, они прыгали и радовались, а в воскресенье оставались спокойны и равнодушны. Лошадь я считаю одним из самых благородных животных в мире. Газетчик ежедневно развозил газеты на своей лошадке, и она останавливалась у дверей тех домов, в которые он доставлял газеты. Но вот случилось, что два лица, жившие в различных домах, стали вместе получать одну еженедельную газету и решили, что одну неделю новый номер читает один, а другую — другой; очень скоро лошадь привыкла к этому порядку и одну неделю останавливались перед одним домом, а другую — перед другим, и никогда не ошибалась.

— Это изумительно, — заметил Уильям.

— Животные тоже способны учиться разным вещам, — заметил Сигрев, — а это доказывает их способность мыслить.

— Но, папа, мне хочется узнать, где кончается инстинкт и начинается разум?

— Я только что хотел поговорить об этом, Уиль. Когда животные следуют своему инстинкту, добывая себе пищу, выводя детенышей и принимая предосторожности от опасности, они действуют по известным правилам, которых никогда не изменяют, от которых никогда нисколько не отступают. Но при некоторых обстоятельствах инстинкт не может служить им помощью; тогда на помощь является способность мыслить. Возьмем в пример пчелу. Существует большая ночная бабочка — бражник-мертвая голова, которая поедает мед. Иногда она пытается пробраться в улей через леток. Тогда пчелы бросаются на нее и убивают ее своими жалами, но ее тело слишком крупно, и пчелы не могут вытолкнуть его через леток обратно, как они это делают с другими убитыми насекомыми. Как же они поступают с телом убитого врага, чтобы избежать зловония от его разложения? Они совершенно окутывают его густым слоем воска.

— А разве инстинкт не мог бы им подсказать этого поступка?

— Если бы это случилось с дикими пчелами, такое предположение было бы вполне допустимо, но ведь дикие пчелы живут в дуплах деревьев, и отверстие, через которое они проходят к своим сотам, всегда бывает так мало, что едва пропускает тело пчелы, так что ни одно более крупное насекомое не в состоянии проникнуть в него. А в наших ульях летки делаются значительно шире, и пчелам приходится иметь дело с совершенно новыми обстоятельствами.

— Да, папа, я понимаю.

— Вот еще пример: один ручной слон в Индии упал в глубокую яму. Вытащить его было немыслимо; следовательно, ему предстояла гибель; однако, его погонщик, зная сообразительность животного, связал несколько больших охапок хвороста и бросил их к слону. Слон отлично понял, что ему осталось сделать. Он положил эти связки одна на другую и ступил на них. Так ему удалось выбраться из ямы. Ты видишь, что это было совершенно непредвиденное для него обстоятельство.

— Как умны животные, папа, — сказал Уильям. — Даже многие люди не знали бы, что делать с этим валежником.

— Да, друг мой, но надо надеяться, что немногие. Господь дал человеку больше разума, чем всем другим созданиям.

ГЛАВА LV

Переноска запасов. — Последний рейс к первому месту стоянки. — В гавани. — Томми.

Утром, в понедельник, Уильям и Риди снова отправились в шлюпке к первому стану. Было решено, что они не вернутся до вечера субботы, но они обещали ежедневно присылать с овчаркой вести.

Всю неделю они усиленно работали и к субботе окончили свое дело; осталось только переправить некоторые доски и жерди, служившие материалом для «Великого Океана». Однако доставленные в бухту вещи еще не были перенесены в амбар; на это не хватило времени.

В субботу утром они вели на буксире несколько бревен; много планок и перекладин лежало в лодке. Это был тяжелый груз, и, несмотря на хороший ветер, шлюпка подвигалась медленно.

— Мы хорошо поработали за эту неделю, — заметил Риди, — и хорошо, что мы окончили: наша шлюпка совсем расшаталась; мне нужно улучить время заклепать ее и вообще починить.

— Она теперь не будет работать слишком много, Риди, — сказал мальчик, — пока мы не вернемся в старый дом, нам предстоит только отправляться за рыбой недалеко от маленькой гавани.

— Правда, мастер Уильям, но она сильно течет и, во всяком случае, при первой же возможности, я хорошенько осмотрю ее. Для такой маленькой лодочки она сильно поработала.

— Почему, Риди, вы всегда так нежно говорите о шлюпках, шкунах и других судах?

— Я думаю, мастер Уильям, потому что каждый моряк любит свое судно. Мы часто говорим, что судно заменяет нам жену; оно кажется почти живым существом; плавает, как утка; стоя на месте, покачивается с боку на бок, как ленивое создание, но поставьте на него парус, и оно летит, как дельфин; принудите его бороться с бурей, оставив слишком много парусов, оно жалуется; когда ветер треплет его, оно стонет, как больной.

— Да, вы мне это хорошо объяснили, Риди, — ответил Уильям. — Но вот что: мне кажется, что в понедельник мы примемся за амбар, станем превращать его в наше будущее жилище. Да?

— Да, надо начать это дело поскорее, мастер Уильям, — ответил Риди. — Конечно, м-р Сигрев уже окончил изгородь кругом ямовой плантации. В таком случае, я думаю, ваша матушка не захочет остаться в палатках одна с детьми и с Юноной; значит, мы все снова поселимся в доме и останемся там до окончания переделок в амбаре. Впрочем, мне больше хотелось бы, чтобы до окончания наших работ, ваша мама жила в палатках.

— Вы боитесь появления дикарей, Риди.

— Да, боюсь.

— Но, Риди, ведь мы же увидим их приближение и все же, мне кажется, нам лучше быть всем вместе, даже если нам придется прятаться. Вдруг дикари разбредутся по всему острову и застанут мою мать, моих маленьких Томми и Каролину одних, беззащитных, а нам придется отступить от дома! Ведь это будет ужасно!

— Но, мастер Уильям, я рассчитывал на отступление к палаткам.

— Мы все можем бежать к ним, Риди, если только на нас не нападут ночью.

— Нужно принять все предосторожности, чтобы этого не случилось. Теперь ночи коротки; темнота стоит не дольше трех часов. Да, — прибавил Риди, подумав. — Может быть, вы правы; вдобавок ко всему, если ваша матушка, Юнона и дети будут с нами, негритянка окажет нам большую помощь, и наша работа пойдет скорее.

— Пусть мои родители решат этот вопрос.

— Хорошо, мастер Уильям. Но вот, наконец, и берег. Мы свалим бревна и доски на отмель и тотчас же отчалим; не то будет поздно.

Они, действительно, вернулись к лугу позже обыкновенного; м-р и миссис Сигрев, Томми и Каролина ждали их.

— Вы запоздали, — сказала Селина, — я беспокоилась, пока не увидала издали шлюпку.

— Да, мама, но мы не виноваты; нам пришлось переправлять очень тяжелый груз. Но теперь все окончено.

— О, как я рада, — сказала миссис Сигрев, — мне так тяжело, когда ты долго не возвращаешься.

— И я окончил свою задачу, — сказал Сигрев. — Сегодня утром канава и изгородь были готовы.

— Ну так, — заметил Риди, — нам нужно устроить новое совещание, но я думаю, оно не затянется надолго.

— Конечно, нет, — сказал Сигрев. — Знаете, моя жена не хочет оставаться здесь без всех нас, да и мне неприятно оставить ее, а потому, думаю, в понедельник мы все двинемся домой.

— Хорошо, сэр, — ответил Риди.

— Юнона, надеюсь, у тебя готов вкусный ужин? — сказал Уильям. — Я очень проголодался.

— Да, масса Уильям, жареная рыба; масса поймал ее сегодня, — ответила черная девушка.

— А я люблю суп из черепахи, — сказал Томми.

— Кажется, вы все любите, — проговорил Риди, — впрочем, кроме семян клещевины. Их то вы не будете больше пробовать?

— Нет, их не буду, а вот, когда бананы поспеют, их стану есть.

— Вы попробовали бы их и теперь, если бы могли до них добраться, — сказал Риди, — только раньше вам нужно еще немного подрасти.