Дни крови и света, стр. 19

Вершины Заповедного предела покрывали огромные ледники, похожие на хрустальные города — приют гигантских буреловов, способных лавировать среди ледяных башен в потоках свирепых ветров.

Таковы южные земли, давний объект имперской экспансии. Бесконечные лесистые равнины — непокорное сердце обширной территории. Удержать в повиновении этот дикий край не удастся даже всем армиям Иорама. Серафимы могли и дальше разорять деревни и поля, но химерам всегда удавалось ускользнуть: среди них больше кочевых племен, чем фермеров, а сжечь все вокруг невозможно.

Пожары устроили, чтобы выкурить беглецов из леса на юго-восток, где деревья редели и множество ручьев сливались в великую реку Кир. Там их будут ждать.

Акива надеялся, что из этой затеи ничего не выйдет, и усиленно саботировал кампанию. Завидев просвет в кронах, говорящий о близости родника — подходящее место укрытия для химер, — Акива уводил отряд в другую сторону. Истребителю Тварей никто не перечил, только Азаил странно поглядывал на брата.

Лираз прикомандировали к другому отряду, и Акива часто думал, выполняет ли она приказы с обычным рвением.

— Ну и как, по-твоему? — внезапно спросил Азаил.

Вечерело, за весь день отряд не встретил ни одного беглого раба или фермера.

— Ты о чем?

— О том, кто стоит за этими нападениями.

Что же он на самом деле думал? Акива не знал. Вид жестоко изуродованных тел ужасал — и странно обнадеживал. Акива не верил надежде, не подпускал ее близко, боялся, что она окажется бесплодной. Неужели есть еще один воскреситель?

— Не призраки, — осторожно ответил он.

— Да, скорее всего не призраки, — согласился Азаил. — Любопытно, однако. На клинках наших солдат нет ни капли крови, на земле — ни малейшего следа, только отпечатки копыт сбежавших крестьян… Пять атак за одну ночь — сколько же было нападавших? Судя по всему, они невероятно сильны — и крылаты, раз исчезли без следа. Похоже, у них были хамсы, иначе нашим удалось бы ранить кого-нибудь. Пожалуй, это только начало.

Акива и сам пришел к тем же выводам.

Азаил пристально посмотрел ему в глаза.

— С чем мы имеем дело?

— Фантомы, — неохотно признал Акива. — Других объяснений нет.

— Еще один воскреситель?

Акива помолчал и ответил:

— Может быть.

Понимал ли Азаил, как много для Акивы значит появление еще одного воскресителя? Ведь это дает надежду на возвращение Кэроу к жизни. Мог ли он отнестись с сочувствием к таким чаяниям? Неужели Азаил простил только потому, что Кэроу погибла, как будто от этого безумство Акивы стало делом прошлым и забытым, как будто они и вправду могут зажить как прежде.

Акиве не нужны никакие «как прежде». Что же ему осталось?

— Сюда! — скомандовала Калла, лейтенант Второго легиона, превосходящего по численности остальные военные подразделения Империи. Она указывала на овраг, где в просвете между деревьями виднелись мелькающие тела. Стадо! Каприны. У Акивы все сжалось внутри. Идиоты! Не смогли затеряться на такой громадной территории!

Отвлекать от них внимание поздно, придется спуститься вместе со всеми. На случай засады Калла приказала Акиве с Азаилом зайти в обход с дальнего конца оврага. Они полетели, пристально всматриваясь в прогалины между деревьями, но увидели только сплошной поток руна.

Скрепя сердце Акива обнажил мечи. Воинская подготовка подразумевала, что, взяв в руки клинок, ты сам становишься клинком. Находишь артерии — и вскрываешь, находишь конечности — и отрубаешь, берешь живую плоть — и отправляешь в объятия смерти. Убийство — единственное предназначение солдата.

Акива не желал быть слепым орудием воли безумца. Конечно, можно дезертировать, сбежать. Он не обязан участвовать в этой резне. Однако мало прекратить убийство химер… Давным-давно он мечтал о большем.

Зашелестели кроны, отряд ангелов стремительно слетел вниз. В голове Акивы звучал голос: «Только жизнь растет, ширится и наполняет миры. У нас один господин: или жизнь, или смерть». Когда Бримстоун произнес эти слова, для Акивы они ничего не значили. Теперь он все понял, но как воину поменять господина?

Когда мечи обнажены, откуда взяться надежде, что кровопролития не будет?

28

Самое тяжелое молчание

«Молчание бывает разным».

Свева вжималась лицом в плечо Рафа, стараясь не дышать. Это молчание самое тяжелое.

«Издай малейший звук — и умрешь!»

Опасность тем сильнее, чем больше рядом с тобой живых существ. Свева сдержится, но способны ли на это тридцать чужаков?

«С младенцами?»

Во время половодья вода подмыла берег, над выемкой навис грунт. Туда, в неглубокую пещерку, забились беглецы. Ручей журчал у самых копыт, заглушая тихое шмыганье или негромкие всхлипы. Правда, никто не шмыгал и не всхлипывал. Свева могла бы подумать, что она совсем одна, если бы не стук сердца Рафа с одной стороны и Нур — с другой. Юная мать прижимала к себе дочку, и Свеве все время казалось, что Лель вот-вот закричит, но она молчала.

«Удивительное молчание: совершенное, мерцающее, хрупкое как стекло. Что стоит разбить его вдребезги?»

Если Лель заплачет или кто-то соскользнет вниз, если хоть какой-то звук нарушит невинное журчание ручья, они все умрут.

Свева по-детски винила Рафа в том, что они оказались здесь, но понимала, что искать виновника следовало в другом месте. Удобно свалить вину на другого, но если разобраться по-настоящему, окажется, что они здесь из-за нее. Она проказливо убежала от сестры навстречу ветру, и эта беззаботная шалость привела их сюда, на волосок от смерти. Без Рафа они с сестрой погибли бы. И каприны.

«Их бы убивали прямо сейчас».

Какая чудовищная правда.

Если бы Раф не учуял запах капринов, не пошел за ними и не стал бы им помогать, то этого невыносимого молчания не было бы; в воздухе раздавались бы душераздирающие вопли, малютка Лель бы плакала, все бы кричали, не только овны.

— Овны! — с облегчением воскликнул Азаил и рассмеялся.

В овраге столпились овны: мелкий рогатый скот с лохматой шерстью. Капринов, полуовец, поблизости не оказалось. Химер не было.

— Убейте их, — приказала Калла двум бойцам. Она окинула взглядом отряд и раздраженно взмахнула крылом, осыпав искрами деревья на склоне оврага. — А вы отыщите их владельцев.

Истошно блеяли овны. Свева испуганно вжалась в плечо Рафа. Хорошо, что он убедил капринов погнать скот вперед, а самим по дну ручья перебраться в другое ущелье, найти укрытие. Стадо слишком большое, приметное, его легко обнаружить, упрямые овны блеют громко, с ними не спрячешься. Раф был прав.

Теперь овнов убивали.

Свева сжала безвольно висящую руку сестры. От криков животных кровь стыла в жилах. Вскоре все стихло, но серафимы кружили совсем рядом, искали беглецов. Свева стиснула рукоять ножа, чувствуя себя совсем крошечной: клинок годился для мощной, грубой руки — для ангела.

А вдруг ей удастся пырнуть одного ножом? Хорошо бы! Свева надеялась, что такая возможность не заставит себя ждать. Она всегда ненавидела ангелов, но как-то неопределенно, считая их сказочными чудовищами. Веками земли химер были в безопасности, под охраной армии Воителя. Свеве не повезло, она родилась в смутное время. Настоящие серафимы оказались мучителями с издевкой во взгляде, их небесная красота была гадкой.

Раф, с его устрашающей внешностью, теперь выглядел царственным. Величавым. Как странно прильнуть в поисках утешения к плотоядному зверю! Свева поняла, какими глупыми были ее прежние представления о мире. Теперь все перевернулось с ног на голову. Или, наоборот, встало на свои места? Она видела серафимов и фантомов, встречалась лицом к лицу со смертью, чуяла ее запах. Всего за один день она узнала о жизни гораздо больше, чем за свои четырнадцать лет. Сначала благодаря Рафу, потом — капринам, полуовцам, которых она прежде называла тупым стадом и которым не стала бы помогать. Нур напоила Саразал жаропонижающим отваром, промыла рану, сменила повязку. Каприны делили с сестрами еду, а Лель привязалась к Свеве и часть пути проделала у нее на спине, обнимая за талию, еще недавно сдавленную черным невольничьим обручем.