Двойные неприятности, стр. 66

«Драм! — мысленно заорал я. — Где ты? Где ты, черт тебя подери?!» Он не ответил. Наверное, он уже мертв. У меня подкосились ноги. Но не от страха, — я не успел испугаться, — а от жуткого перенапряжения, как у заведенной до отказа куклы.

Тем временем первый из шайки Рейгена переступил порог здания. Я с шумом выдохнул воздух и сделал глубокий вдох.

И тут я вдруг понял, что наша затея обречена на провал. С самого начала у нас не было ни единого шанса на успех. Мы, наверное, спятили. Конечно же просто сошли с ума!

Я сунул руки в карманы, отступил назад, а потом, как фокусник, извлек оттуда два сорок пятых. Сердце колотилось у меня в горле. Из открытой двери хлынул яркий свет. А что, если Драма там нет...

Мне не хотелось думать об этом в тот момент.

Скотт и Драм убивают вечерок

Тайдуотер, штат Мэриленд, 22 ч. 46 мин., воскресенье, 20 декабря

ЧЕСТЕР ДРАМ

Из двери, ведущей из ангара в гараж, выскочил человек с револьвером в руке. Это был коротышка в очках с металлической оправой. Тот, кто с ним не знаком, счел бы его смертельно опасным типом. Я же знал его. Конечно, он коротышка. Но ведь и тарантул тоже не слишком велик.

Это был Очкарик.

Он пробирался между упавшими бочками, внимательно оглядывая их на ходу. Затем осмотрел ангар, включая дверь, ведущую на улицу. Постоял немного у двери, раздумывая. Если он не попробует ее открыть, ему ничто не грозит. Если попробует, то обнаружит сорванный замок и поднимет тревогу.

И пока Очкарик пребывал в нерешительности, я тоже медлил. Особым умом Очкарик, конечно, не отличался, однако, чтобы проверить дверь, особого ума не требуется — это же элементарно.

Когда Очкарик все-таки взялся за дверную ручку, я бросился бежать.

Он открыл дверь, но под напором сильного ветра держать ее открытой можно было только двумя руками, поэтому его револьвер оказался нацеленным вниз. Из-за шума ветра и дождя он не мог слышать моих шагов.

Я рывком вытащил свой «магнум» и наставил его на Очкарика. В последнее мгновение он качнул головой, не знаю уж почему. Просто качнул головой. Ствол «магнума» уперся ему в плечо, и в тот же миг натренированным жестом я обхватил левой рукой его шею. Он исторг звук, напоминающий мяуканье, не очень громкий, а потом умолк, потому что я перекрыл ему доступ воздуха. Очкарик замолотил каблуками по цементному полу. Я приподнял его. Он царапнул цемент носками, а потом повис на моих руках. Левой он вцепился мне в ухо, но я не отпустил его. Его пальцы начали ослабевать. Дверь стала хлопать на ветру. Очкарик окончательно обмяк и выронил револьвер.

И в этот самый момент погасли огни на взлетно-посадочной полосе.

Я наклонился за револьвером Очкарика, а когда засовывал его в карман, дверь, ведущая в гараж, распахнулась и в дверном проеме возник силуэт высокого мужчины, которого прежде мне не доводилось видеть. В руке у него был пистолет, и он им немедленно воспользовался. Пуля угодила в дверной косяк совсем рядом с моей головой, так что щепки посыпались мне в лицо.

Я дважды выстрелил из своего «магнума». Один раз — в мужчину в дверном проеме, второй — в стоявший на полу фонарь.

Фонарь разлетелся вдребезги. Мужчина, сраженный пулей, летящей с наибольшей дульной скоростью, на которую только способно личное огнестрельное оружие, пошатнулся и рухнул на пол, заблокировав дверной проем. Выстрел «магнума» был достаточно громким, но из-за шума ветра и замкнутого пространства ангара Скотт с Рейгеном скорее всего его не услышали.

Я снова взгромоздился на пирамиду из бочек. Теперь свет из дверного проема не падал на меня, но если Аббамонте со своими головорезами войдут в гараж, они непременно меня обнаружат.

Я выглянул из отверстия под крышей наружу и, увидев направляющуюся к ангару свиту Рейгена, дважды выстрелил.

Подождал ответных выстрелов Скотта — я надеялся, что стрелял именно Скотт, — выстрелил снова и спрыгнул вниз.

Не успел я спрятаться за бочками из-под керосина, как в ангар ворвалась троица мужчин.

— Очкарик! — крикнул один из них. — Где ты, черт тебя побери?!

— Рейген, — заорал я в ответ, — начал спьяну палить по нас!

— Господи Иисусе: — простонал другой.

— Да это же кто-то другой. Я знаю голос Очкарика, — растерянно произнес первый.

Снаружи продолжалась перестрелка.

ШЕЛЛ СКОТТ

Драм был там. Но как он там оказался?

Двое мужчин вошли в открытую дверь прежде меня, а я все крепче и крепче сжимал пистолеты в карманах, когда прогремели выстрелы.

Где-то высоко слева от меня мелькнула огненная вспышка, а сам выстрел был похож на пушечный — большой «магнум» Драма 44-го калибра прогрохотал, словно стреляли из «базуки», — последовал жуткий взрыв. Если вам нужна пушка более мощная, чем «магнум» 44-го калибра, покупайте охотничье ружье. Если его пуля просвистит у вас над ухом и ухо останется на месте, считайте, что вам повезло. Пули вовсю свистели вокруг.

После первого выстрела Драма последовала короткая пауза, затем прогрохотал другой. Я спустил курки своих сорок пятых и, развернувшись, заорал:

— Они нас перестреляют! — и, бросившись на землю, выстрелил еще пару раз.

До того как припасть к земле, я успел разглядеть тех двоих в дверном проеме. Я поднял правую руку и, прицелившись как можно выше, пальнул в оконное стекло административного крыла. Некто рядом со мной вытащил пистолет из-под полы пиджака.

И тут все стихло.

Тишина длилась не более двух секунд, но они показались мне вечностью. Тишина. А потом опять грохнул «магнум» Драма. Всего один выстрел — и тут началось!

Непроницаемая тишина разверзлась и превратилась в ад кромешный. Яростно вопя, я жал на курки своих пистолетов, и им вторили такие же яростные крики и выстрелы из пистолетов различных калибров. Справа в футе от меня зазвенели осколки стекла, когда кто-то изнутри административного крыла просунул дуло пистолета в окно. Когда прозвучал выстрел, мне показалось, что стреляли прямо мне в лицо.

Теперь началось и вовсе что-то невообразимое. Все куда-то бежали: одни — в здание, другие — прочь, чтобы не мешаться под ногами. Кто-то выпрыгнул из окна, как ныряльщик в воду, и шмякнулся животом о землю так громко, что было слышно даже сквозь шум дождя и ветра. То и дело разлетались вдребезги стекла в окнах, пробитые дулами пистолетов или пулями.

Это был настоящий бедлам. Совершенно невероятный бедлам. Но я-то понимал, что к чему. Какой-то человек рядом со мной дернулся, и кровь, брызнувшая из его раны, попала мне на руку. Он пронзительно вскрикнул и повалился наземь. Кто-то кричал внутри здания, кричал по-настоящему, мужским голосом и тоже пронзительным. Крик его не прекращался ни на секунду, только становился все слабее и тише.

Потом кто-то завопил совсем рядом:

— Это Скотт! Мерзкий негодяй, чтоб тебя...

Я резко повернул голову, привстав на колени. Это говорил тип, которого я видел раньше с Рейгеном, краснорожий качок и убийца. Имени его я не знал. Зато имел представление о его оружии. Пистолет 38-го калибра, и сейчас он был нацелен прямо в меня. Я нажал пальцем правой руки на спусковой крючок своего сорок пятого, но выстрела не последовало — обойма была пуста. Качок выстрелил в меня, пуля задела мое плечо и ушла в цемент.

Я машинально спустил курок второго пистолета, и он дернулся у меня в руке. Потом дернулся еще раз. Но как ни странно, обе пули угодили в парня, одна отбросила его назад, словно лошадь копытом лягнула, а вторая довершила дело. Его развернуло и отбросило к стене.

Я перекатился на бок. Неожиданно вспыхнул свет. Я отчетливо видел движущихся людей. Огни на взлетно-посадочной полосе снова вспыхнули — должно быть, очнулся один из парней в командно-диспетчерской будке и врубил свет. Мне следовало получше оглушить их дубиной. Я стал подниматься на ноги, когда рядом со мной прогремел выстрел. Целились явно в меня, и я приподнял голову, желая увидеть стрелявшего. И увидел. В каких-нибудь шести футах от себя. Черты его лица были искажены. Непомерно большой, просто громадный, ну просто этакое симпатичное воплощение смерти.