Имперская графиня Гизела, стр. 47

Ужасный шум слышался в этом доселе тихом селении. Португалец сопровождал Гизелу до самых ворот замка, по-прежнему готовый схватить повод пугавшейся мисс Сары, затем он простился с ней молча, низким наклоном головы.

Оттуда он как вихрь понесся к месту пожара. Гизела поднесла руку к бьющемуся сердцу; в первый раз с тех пор, как она перестала быть ребенком, глаза ее затуманились слезами. Она даже не имела мужества поблагодарить его за услугу; она как бы оцепенела от его придворно-рыцарского полона, который запечатлевал в ее памяти на всю жизнь неизгладимо горестное воспоминание… Вероятно, он вздохнул свободно, что роль его, как защитника, была окончена! И когда пожар будет потушен, он снова вернется в круг придворных… Прекрасная, с черными локонами фрейлина, верно, не рвала тех цветов, которые увядали сейчас в каменоломне, — с ней, вероятно, он будет говорить еще сегодня же; они будут гулять вдоль озера, и среди разговора он расскажет ей, как спас от пламени какую-нибудь жалкую рухлядь и не дал сломить шеи бешеной, неразумной девушке…

Глава 23

Гизела въехала в сад, спрыгнула с мисс Сары и привязала ее к ближайшей липе. Из прислуги никто еще не вернулся с ярмарки в А., кругом была мертвая тишина. Только издали, ближе к замку, мелькало между кустарников светлое женское платье и соломенная мужская шляпа. Гизеле показалось, что это была госпожа фон Гербек в сопровождении доктора, прохаживающегося быстро взад и вперед.

Она вышла из ворот и пошла по верхней улице селения.

Там, по обе стороны дороги, стояли вновь выстроенные дома нейнфельдских чернорабочих.

Еще никогда нога девушки не ступала на это место — более чуждым, чем чувствовала себя владелица поместий среди этих жилищ и жизни, которая представилась ее глазам, не мог бы чувствовать себя и посетитель Помпеи.

Все имущество из горящих домов принесено было сюда… Какая жалкая куча! И этому источенному червями, негодному к употреблению хламу, к которому она едва могла прикоснуться ногой, давали громкое название: собственность!

Группа женщин стояла возле и с волнением и вздохами рассуждала о пожаре. Дети, напротив, радовались необычайному происшествию и его последствиям. Вытащенные столы, скамейки и грязная постель, очевидно, представлялись им привлекательнее здесь, под открытым небом, чем в темной каморке; маленькие головки, вполне счастливые и довольные, выглядывали из импровизированного «домика», в котором они копошились.

Гизела подошла к женщинам — они испуганно смолкли и боязливо отошли в сторону.

Если бы луна спустилась с неба и стала разгуливать по деревне, их, кажется, это менее бы смутило, чем эта белая фигура, так внезапно появившаяся среди них; ибо луна была их старым добрым другом, на приятный лик которого они привыкли глядеть безбоязненно с самых малых лет, — а эту знатную девушку они видывали лишь издалека, и то покрытую вуалью, верхом на лошади или в карете.

— Не ранен ли кто-нибудь при пожаре? — спросила Гизела ласково.

— Нет, милостивая графиня, до сих пор — слава Богу — никто!

— Только у ткача сгорела коза, — сказала одна старая женщина. — Он стоит там — чуть не выплакал все глаза с горя.

— А нам негде будет ночевать сегодня ночью, — жаловалась другая. — Три семейства могут поместиться в новых домах, не более, — нам нет места, а у нас ребенок, у которого прорезываются зубки.

— Так пойдемте со мной, — сказала Гизела. — Я могу всех вас поместить.

Женщины стояли как вкопанные, боязливо переглядываясь.

… Им идти в замок! Спать там с больным ребенком, который кричит день и ночь! Да все бы это ничего, но злющая старая барыня, от которой прячутся даже мужчины на селе!

Гизела не дала им времени долго раздумывать.

— Берите вашего ребенка, милая, — сказала она женщине, — и пойдемте со мной. У кого еще нет приюта на ночь?

— У меня, — нерешительно произнесла одна молодая девушка. — Наш домишко стоит еще пока, и люди говорят, что могут его и отстоять, — нейнфельдские пожарные трубы поспели вовремя, — но войти в него нельзя будет, он промокнет насквозь… Но, милостивая графиня, у меня дедушка, да отец с матерью, брат, сестры и старая, слепая тетка.

Гизела улыбнулась — какой утешительной и освежительной прелестью веяло от этого молодого и чистого существа.

— Ну, вам всем будет у меня место, — сказала она. — Ведите все ваше семейство — я пойду позабочусь о жилище.

Молодая девушка радостно вскочила, женщина же взяла на руки своего больного ребенка, а двое других уцепились за ее юбку. Она попросила соседку сказать ее мужу, который еще не вернулся из А, с ярмарки, где она будет, и последовала с бьющимся сердцем за молодой графиней в замок.

Гизела отвязала лошадь, взяла ее за повод и пошла по аллее, которая вела в замок.

В это время на дороге показалось светлое женское платье, которое она видела прежде и которое летело к ней, как бы гонимое ветром. Молодая девушка почувствовала некоторый род сострадания к маленькой, толстой женщине, вся фигура которой носила на себе отпечаток ужаса и отчаяния.

Сначала она бежала с распростертыми руками, причем широкая мантилья ее надувалась как парус, потом всплеснула руками и опустила их.

— Нет, нет, милая графиня, это уж слишком, этого я не могут вынести! — вскричала она, задыхаясь. — Селение горит — наша безбожная прислуга, кажется, забыла вернуться домой, и вы исчезаете на целый час!.. Я нередко выношу ваши капризы — любовь и привязанность облегчают мне все, — но эта выходка, которую устроили вы сегодня, уже переходит за пределы всего! Извините меня, но с этим надо покончить!.. Не успела я на минуту закрыть глаза, как вы сейчас же воспользовались моей слабостью, чтобы без моего ведома оставить замок, — нет, нет, это непростительно!.. Меня будит шум и беготня, первая моя мысль о вас, я бегаю по всему дому и саду, бегу в горящее селение — но никто не видел вас… Спросите доктора, что было со мной!

Господин в соломенной шляпе, который пришел с нею, подтвердил ее слова, кивая головой и с почтением раскланиваясь с молодой графиней.

— Чрезвычайно, чрезвычайно беспокоились! — произнес он жалостным тоном.

— Скажите на милость, что за идея пришла вам в горящий полдень кататься верхом? — допрашивала возмущенная гувернантка. — Где ваша шляпа?.. Как, без перчаток?

— Не думаете ли вы, что я каталась ради удовольствия и имела время соображать, какой цвет перчаток более подходящ к моему туалету? — прервала ее нетерпеливо молодая девушка. — Я ездила за пожарными инструментами.

Госпожа фон Гербек отступила назад и снова всплеснула руками.

— И где вы были? — спросила она, едва переводя дыханье, дрожащим голосом.

— Я хотела проехать в Нейнфельд, но в лесу, на лугу, встретила мама и папа.

Ответ этот поразил гувернантку как молния, хотя у нее и хватило духу прибавить:

— Их превосходительство были одни?

— Почем я знаю? Может, там было все придворное общество! — ответила Гизела, пожимая плечами. — Князя я узнала.

— Всемогущий Боже, князь видел вас? — закричала гувернантка вне себя. — Это моя смерть, доктор!

Она действительно была бледна как смерть, но и доктор также изменился в лице.

— Ваше сиятельство, — заикаясь проговорил он, — что вы сделали!.. Это чрезвычайно огорчит его превосходительство!

Гизела смолкла и минуту задумчиво смотрела перед собой.

— Можете вы мне сказать, госпожа фон Гербек, почему князь не должен меня видеть? — вдруг спросила она, быстро взглянув в лицо гувернантке.

Этот прямой вопрос привел гувернантку в себя.

— Как — вы еще спрашиваете? — вскричала она. — Да разве вы не можете понять, в каком вы странном костюме?.. Я могу представить себе положение их превосходительств — они будут неутешны. Ваш странный поступок никогда не простят вам при дворе, графиня! Будут шептаться и подсмеиваться всякий раз, как станут произносить имя Штурм… Милосердный Боже, а как это сойдет с рук мне, несчастной!