Тамо-рус Маклай, стр. 29

Отто Финш знает их всех. Все они как бы проходят перед Маклаем. Это доктор Карл Петерс – мечтатель и творец солнечного африканского мифа. А это филолог, поэт и последователь Ницше, тончайший мистик – Ф. Ланге. Только что вернулся из Австралии журналист Гуго Целлер (Маклай встречался с ним в научном обществе Сиднея). Мечта жизни Целлера – поднять германский флаг «Черного орла» над Африкой. Капитан Дальман открыл землю Вильгельма в Антарктике, сейчас торопится в Сибирь. Гейзелер – командир канонерской лодки «Гиена», рейдера в Тихом океане. Директор Океанской компании капитан Боденгаузен... Евангелический богослов и публицист Фридрих Фабри – поборник колониальной идеи.

Какой-то прилизанный пруссак со свинцовыми глазами жмет руку Маклаю и, представляясь, поясняет: он пишет большую монографию о каннибализме, ему нужно знать некоторые детали в технике свежевания трупов. Господин Маклай, вероятно, не откажет в просвещенном совете автору. Автор – новатор. Он создал теорию пожирания дикарями в первую очередь лишь представителей просвещенных племен.

Отто Финш говорит, что Маклая хочет видеть сам «железный канцлер». Не будем повторять дешевых анекдотов о том, как будто бы ответил Маклай на приглашение Бисмарка. Важно то, что такое приглашение действительно было. Наверное, это была попытка привлечь Маклая на свою сторону или выманить у него драгоценные сведения о Новой Гвинее, что уже и делал знаток попугаев Отто Финш. Но он-то во многом преуспел... объявляя себя чуть ли не учеником Маклая. Отто Финш для достижения своих низменных целей не постеснялся, выведав у Маклая все, что ему было нужно, воспользоваться чужим великим трудом, чужим гениальным опытом. А коллега Финша, ботаник Фердинанд Мюллер, просто присвоил одно из открытий Маклая.

Маклай привез из Океании плоды и листья найденного им растения апис. Туземцы рассказали нашему путешественнику, что если соком аписа покрывать стенки сосудов, то они несколько лет подряд совершенно не будут пропускать воды. Маклай решил сделать опыт. Он пропитал этим соком ботинки, и они сделались непромокаемыми. Фердинанд фон Мюллер, правительственный ботаник Виктории и директор ботанического музея в Мельбурне, ухватился за открытие Маклая. Мюллер взял себе образцы листьев и плодов аниса будто бы для анализа и вскоре заявил, что они по какой-то случайности затерялись. Мюллер пошел на неприкрытую кражу... Он понимал, какое военное значение имело открытие Маклая и что дом Годефруа хорошо оплатит открытие нового каучуконоса.

Из Берлина Маклай выехал в Париж.

В Париже он пришел к Тургеневу, в дом пятьдесят по Rue de Donai.

Маклай просил больного писателя достать через своих знакомых брошюры, написанные борцами Парижской коммуны об их страшной жизни в Новой Каледонии. В то время многие из коммунаров вернулись во Францию.

Сохранилось письмо Тургенева к Петру Лаврову с упоминанием об этом посещении Маклая. В 1882 году Лавров, изгнанный французским правительством из Парижа, тайно возвратился туда и жил под фамилией Кранца. По просьбе автора «Отцов и детей» Лавров раздобыл для Маклая летопись страданий узников полуострова Дюкос. Из Парижа наш странник проехал в Шотландию для свидания с каким-то своим старым другом. Кто был этот друг – осталось неизвестным...

В дальнейшем мы опять видим Маклая в Океании. Его ждали в Сиднее, куда он обещал вернуться в марте 1883 года. Но сиднейцы не дождались путешественника к этому сроку. Он был в других местах.

«МАКЛАЙ ВЕРНЕТСЯ!»

Когда Маклай на паровом корабле достиг Батавии, он в волнении ходил по палубе и смотрел на очертания стройного военного корабля, стоявшего на рейде. Было уже поздно. В Батавии зажигались огни. Огни засветились и на корабле, так привлекавшем внимание Маклая. Сомнений не было – это был русский корвет.

Маклай попросил у капитана почтового парохода шлюпку. По темным медленным волнам рейда он поплыл к борту корвета и скоро мог уже различить его название – «Скобелев».

Он поднялся по трапу и узнал у вахтенного офицера, что на борту корабля находится контр-адмирал Копытов. Корвет везет адмирала во Владивосток. Копытов уже собрался было лечь спать, но Маклай умел быть настойчивым и добиваться немедленного приема. Через несколько минут он сидел в каюте адмирала.

Наутро командир корвета получил приказ от адмирала зайти на Берег Маклая. «Тамо-рус» стал устраиваться на корабле. Его не смущало то, что на «Скобелеве» не было каюты. Боцман корабля раздобыл брезент, куски корабельной парусины, и матросы ловко и быстро соорудили из всего этого каюту на палубе. В брезентовое жилье принесли стол, поставили койку. Маклай был доволен новым жильем. Можно теперь дышать чистым морским воздухом, смотреть по ночам на звезды, видеть, как за правой вантой мерцает Южный Крест. Сидя в кресле, Маклай разбирал свои заметки, рисунки, работал под брезентовой кровлей, как он мог работать всегда и всюду. Прибавились и хозяйственные заботы: на Макасаре, на целебесских рынках и в торговом квартале Амбоина наш путник ходил с боцманом «Скобелева» за покупками.

Маклай упросил Копытова купить подарки папуасам. На корабль сносили свертки красной китайки, зеркальца, бусы, топоры, длинные малайские ножи. Маклай сам закупил мешочки с семенами полезных растений. Он любовно разбирал и рассматривал их в своей каюте. Надо сделать так, чтобы всюду – и в Горенду, у хижины Туя, и на острове Витязь, во владениях Каина, – росли не только тыквы, но и кофейное дерево, манго, новые виды хлебного дерева, апельсины и лимоны, ананасы. Хорошо бы научить папуасов обсаживать плантации яванским кустарником с багряной листвой – такого кустарника боятся дикие свиньи.

Маклай приучит папуасов к разведению скота. Матросы «Скобелева» уже гонят к кораблю целое стадо, закупленное в амбоинских деревнях, – горбатого бычка зебу с двумя коровами, бородатого козла и пугливых коз. Как-то приживутся они в Новой Гвинее?

В эту свою поездку Маклай был особенно задумчив, грустен и сосредоточен. 16 марта 1883 года, опершись на релинги палубы, Маклай смотрел на знакомые зеленые берега Новой Гвинеи. К зелени и лазури примешивались дым и желтоватое зарево, отражавшееся в воде: это остров Вулкан выбрасывал горячую лаву. А вот и пролив Изумруд, и остров Каркар, и цветущие берега Архипелага Довольных Людей, где странствовали они с Каином...

Через день «Скобелев» бросил якорь в порту Константин, но Маклай медлил с отправлением в Бонгу, пережидая очередной приступ тропической лихорадки.

18 марта Маклай, Копытов и офицеры корабля пошли в Бонгу. Папуасы окружили Маклая. С бьющимся сердцем он обходил зеленые пустыри, заросшие густой травой. Что сталось с Бонгу? Цветущая когда-то деревня обращена в погост; многих хижин нет, на развалинах шелестит дикий кустарник. Не слышно смеха детей, пенья молодых женщин. В Бонгу остались одни старики. Вся молодежь ушла в леса, в глубину лесов уведены женщины и дети. Папуасы одеты в лохмотья, на них нет уже тех украшений, в которых они ходили раньше. Старый друг Саул идет плечо к плечу с «тамо-русом» и без умолку рассказывает новости этих лет. А новостей много. Не зря папуасы, по совету Маклая, поселили женщин и детей подальше от берега. Как только «тамо-рус» покинул в прошлый раз берег, его чернокожие друзья были встревожены появлением белых людей. Белые искали всюду золото и, объясняясь знаками с папуасами, допытывались, что делал здесь Маклай. Люди из Мельбурна были убеждены, что Маклай скрыл здесь золотые россыпи. Стуча прикладами ружей, они сидели на террасе дома Маклая и поглядывали на висячий замок – нельзя ли его открыть? Но лишь только один из золотоискателей взялся за запор, папуасы кинулись к пришельцам и заставили их покинуть дом Маклая. И золотоискатели ушли, удивляясь верности дикарей и тому порядку, в котором они поддерживали цветущий сад у дома «человека с Луны». Злых людей папуасы вежливо заставили убраться – так будет со всеми, не знающими великого «Знака Маклая».

Саул без умолку говорил, оглядываясь на русских людей. А где же старый приятель, верный Туй? Саул ответил, что Туя уже нет в живых. Когда он умер, его труп посадили на корточки, оплели пальмовыми листьями и три недели жгли костер около этого пальмового саркофага. Могилы Туя нет. Может быть, в хижине сына Туя, красивого и стройного Бонема, по обычаю, сохранилась только нижняя челюсть старика – все, что осталось от Туя.