Подвиг Семена Дежнева, стр. 18

Мы оставили Семена Дежнева на Анадыре в 1655 году, в то время когда он послал с Чекчоем и двумя казаками свои «отписки» в Якутский острог.

Вскоре Дежнев лишился старых друзей – аманатов Колупая и Лока. Они пошли к оленным ходынцам для соболиного торга и не вернулись обратно. Вскоре пришла весть, что отважный анаул Колупай был убит.

Время проходило в простых трудах, в отправлении «государевой службы». Семен Дежнев собирал десятинную пошлину с промышленных, переписывал имущество убитых и умерших и ходил собирать ясак вместе с Юрием Селиверстовым. Каждый год казаки плавали к Анадырской корге и возвращались оттуда с грудами моржовой кости.

Неугомонный «князец» Мекер время от времени налетал на ясачных анаулов и громил их. С Пенжины, из-за «Камня», приходили немирные коряки и тоже побивали ясачных людей, которые после каждого «погрома» шли за помощью и защитой к Дежневу.

Вероятно, тогда же костяная казна и была отправлена в Жиганы, где великолепный Ветошка в своей красной шапке буйствовал в кружале, как будто только за этим он приплыл туда с Анадыря! Около этого времени видели и Василия Бугра на море к востоку от Лены. В одной из бумаг 1659 года есть также упоминание о том, что Юрий Селиверстов проходил морем Святой Нос и «с дороги» прислал в Якутск груз моржовых клыков.

Дежнев на Анадыре жил теперь с новыми людьми. Старые соколы его разлетелись в разные стороны. И кто из новых пришельцев мог понять, что потемневший от времени частокол поставлен руками Дежнева, его руками вырыты первые могилы, им впервые повенчаны служилые с ясырными женками?

ЧЕЛОБИТНЫЕ И ЧЕРТЕЖИ

Дежневу пошел шестой десяток. Он носил на теле девять ран, – лишь одной не хватало для ровного счета. За плечами большая и трудная жизнь, устья великих рек, пройденные одно за другим от Белого моря до Восточного океана.

О последних годах его анадырской службы известно мало. В 1659 году старый, заслуженный землепроходец Курбат Иванов пришел к Семену Дежневу на Анадырь и принял у него острожек, аманатов и казну. Но открыватель новой страны не смог ее сразу покинуть, расстаться с местами, где он прожил десять славных и трудных лет. Видимо, на положении рядового промышленного Семен Дежнев остается и острожке еще на два года. Товарищи прежних странствий Артемий Солдатко и Фома Семенов Пермяк сопровождают его в походах на Анадырскую коргу.

Наконец в 1662 году Дежнев и Артемий Солдатко пришли в Якутск и явились на съезжую избу к воеводе Голенищеву-Кутузову. Там они могли узнать, что незадолго до этого Тарас Стадухин, торговый человек, снаряжал большой поход «проведывать непроходимого носу кочами подле земли», но дальше Шелагского мыса проплыть не мог.

Однако в Европе в том же году стал известен отчет португальского морехода Мельгиера, сообщившего, что он якобы прошел из Японии через Аниан и Ледовитое море в Европу. И в том же году пролив Аниан снова появился на карте голландца де Витта!

А тот, кто на самом деле разрешил вековую загадку мировой космографии, прилежно выводил царский титул в челобитной. Она, как и все известные нам бумаги Дежнева, тоже не является прямым донесением о его открытии. Свои труды и подвиги Дежнев перечисляет лишь по той причине, что просит о выдаче государева хлебного и денежного жалованья за прошлые годы. «За кровь, за раны и за многое терпенье», за голодную и холодную жизнь, когда «всякую скверну», не говоря уже о сосновой коре, есть приходилось, Семен Дежнев просил лишь то, что бесспорно полагалось ему по закону. Из этой так называемой первой челобитной 1662 года мы узнали о енисейской службе, о янском и индигирском походах, о пребывании Дежнева на полюсе холода. Это обзор его трудов за двадцать один год. Здесь описаны битва с князем Аллаем и походы на юкагиров, сбор ясака на сторонних реках. Но что самое важное в челобитной 1662 года – это то, что Семен Дежнев указывал точно, сколько кочей вышло с ним из устья Колымы в 1648 году, сколько людей было на судах, писал, что его коч погиб, «прошед Анадырское устье». Здесь не было места пламенному спору со Стадухиным и обличению Юрия Селиверстова. Это был вопль человека, не получившего заслуженного, обнищавшего, отягощенного великими, неоткупными долгами...

Иван Большой Голенищев-Кутузов, воевода якутский, счел возможным выдать Дежневу для начала соляное жалованье за девятнадцать лет, и тот не знал, куда ему девать столько тяжелых кулей. Челобитную Дежнева воевода «в столп» не положил, хотя это было можно сделать легче всего. Он отправил ее в Москву с жиганским целовальником Ларионом Ламой, который когда-то делал досмотр анадырской костяной казне на жиганской морской заставе. Самому Дежневу воевода дал важное поручение – вывезти в Москву все запасы моржовой кости анадырской и иной добычи.

Вероятно, по снежному первопутку 1662 года из ворот Якутского острога и вышел обоз с костяной казной. Неизвестно, как добирался Дежнев до Москвы. Долгий путь был опасным. В том же году вспыхнул мятеж сибирских племен. Внук Кучумов Девлет-Гирей предавал огню города и остроги, свежие пепелища возвышались на месте торговых слобод. Под самым Тобольском занимались пожары восстания. Любознательные тоболяки не могли оставить без внимания проезд Дежнева через столицу Сибири. В то время в Тобольске жил Юрий Крижанич, ученый «сербенин», коротавший свое сибирское одиночество за книгами и рукописями. Уж он-то знал все об Аниане и мысе Табин и, читая Павла Иовия в подлиннике, мог оценить великие мысли Дмитрия Герасимова о Северном морском пути.

Радея о нуждах русского народа, Крижанич записывал вести об открытиях и обретениях в Сибири, о богатствах ее морей и недр. Мореходы и рудознатцы, торговые люди и казаки, зверобои и даже звездочеты, которых он отыскал в Сибири, – эти люди и их дела занимали пытливое воображение Крижанича.

В то время когда Дежнев ехал в Москву с дарами северо-восточного моря, Юрий Крижанич начал один из своих трудов, известных потом под названием «Политичны думы». В нем были страстные обличения продажности московских приказных, готовых за деньги открыть перед иноземцами двери заповедных хранилищ, выдать любые чертежи и описания новых владений государства. Крижанич писал, что от этого русскому народу не избежать «срамоты перед всем светом». Он уличал Адама Олеария в том, что он тоже скупал бесценные сведения у продажных хранителей государственных дел.

Русские сами должны добывать свои богатства, торговать ими, не давая наживаться алчным иноземцам, – этой мыслью были пронизаны сибирские творения Крижанича.

Чего он только не знал! Вот строки о горючих сланцах Курляндии с упоминанием, что подобный им дорогой камень есть и в Сибири. Вот пожелание, чтобы торговые люди, привозя товары в большие города, доставляли туда и образцы руд, если прослышат где-нибудь про них. Народное богатство несказанно умножится, если руды будут «во всяком возу и во всякой ладье».

Крижанич горевал, что «преславное государство» русское, безмерное по просторам своим, однако еще заперто для торговли. С севера – оковы Ледовитого моря, на юге, в Азове и Черноморье, – господство крымцев, астраханскому торгу угрожают ногайцы. Он предлагал устроить торжища, откуда можно было бы простереть руку к Индии и Китаю. И во все эти рассуждения вдруг врывается мысль: не сыщется ли путь в Индию из Мангазеи?

«А со временем и по морю отсылать свои ладии и наипаче в Китай, и инамо в Индию Сибирским путем», – мечтал Крижанич.

О «рыбьем зубе» он обронил несколько слов в «Политичных думах», предлагая позвать в Сибирь мастеров, знающих искусство обработки моржовой кости. В другом месте я еще скажу о том, что Крижанич, безусловно, знал об открытии Дежнева, а пока оставим «Юрия-сербенина» в его тобольской келье, склоненным над рукописями и старыми чертежами, на которых темнел пресловутый Аниан.

Привоз костяной казны в Москву не мог не возбудить толков и разговоров об этом событии. В одно время с Дежневым в столице находился столь известный потом Николай Витсен из Амстердама. Он прибыл в свите нидерландского посланника.