Строговы, стр. 26
Евдоким долго не соглашался, но Платон и Марфа настояли на своем.
Наступила пасха.
После обедни Евдоким поставил на телегу пятиведерный бочонок, Марфа вынесла ковш, работник открыл ворота, а Дениска созвал всех, кто бывал на поденщине на юткинских и штычковских полях.
Во двор Юткиных со всех концов села потянулись мужики и бабы… Пили сколько могли. Охмелевшие, льстили Евдокиму, забыв его притеснения. Дед Платон, поблескивая лысиной, бегал по двору. Довольный своей затеей, он победоносно посматривал на строптивого сына.
На второй день праздника Демьян Штычков поехал на поля и прискакал оттуда бледный, с недоброй вестью:
– Наши клади сгорели!
Евдоким не поверил, поехал сам. На месте кладей овса лежали только кучи серого пепла. Ветер еще не успел разметать его.
Юткины и Штычковы принялись искать поджигателей. Однако напасть на след не удалось. Даже сплетницы-старухи, которых Марфа на этот раз одарила особенно щедро, ничего узнать не смогли. Поджигатели скрылись в народе, как скрываются бесследно дождевые капли в реке.
Анна, вернувшись из села на третий день пасхи, с возмущением рассказывала, как волченорские мужики отблагодарили Юткиных и Штычковых за праздничное гулянье, а Матвей молчал и думал:
«Так им и надо!»
3
Еще зимой Евдоким Юткин решил женить своего второго сына, Терентия. Невесту высватали в Балагачевой, у богатого мельника Кондрата Буянова.
Не успела Анна рассказать все деревенские новости и сплетни, как на пасеку вслед за ней прискакал верхом на серой кобыле Дениска.
Он вбежал в дом Строговых, запыхавшись.
– Ты чего прилетел? – обеспокоенно спросила его Анна. – Еще что случилось?
– Тятя послал. Велел звать всех на свадьбу. Тереху женим!
– Гм… – гмыкнул дед Фишка, – с них как с гуся вода.
– Да когда свадьба-то будет?
– А в это воскресенье и будет, на красную горку, значит, – ответил Дениска и, помолчав, добавил: – У нас теперь все ребята поженились, один я холостой остался.
Строговы засмеялись, а Дениска поспешил объяснить причину своей радости:
– Теперь мне вольно будет. А то батя все на привязи держит. Даже на улицу вечерами не пускает. «Ты, говорит, мал, погоди, вот Тереху женим, тогда твой черед гулять». А мне уж четырнадцатый год пошел.
– Ты не мал! Больше цыпленка, с галку, – подшутил Матвей.
– Садись обедать, – пригласила Анна брата, – а домой приедешь, скажи бате, что, мол, спасибо передавать велели. На свадьбу все прискачем.
– Нет, не все. Я не поеду, – сказал Матвей.
– Почему, Матюша? – удивленно спросил подросток.
– Не обижайся, Денис, ты хороший парень, а вот отец у тебя…
– Опять ты, Матюша, за старое, – недовольно проговорила Анна. – Уж и позабыть нора эту охоту распронесчастную. Почитай, с той поры уж сколько прошло.
Но гулять на свадьбе Матвей наотрез отказался.
Отказ как ножом резанул по сердцу Евдокима Юткина.
Ночью во время обычной беседы Марфа говорила мужу:
– Езжай, Алдоха, сам к сватам да уломай Матюху – без него нельзя нам играть свадьбу. Ты подумай, что люди скажут? И так по селу болтают, что вы с Демьяном Матюху медведями хотели стравить.
Евдоким долго отругивался, но ехать на пасеку все-таки согласился.
– Ладно, так и быть, поклонюсь зятю.
– Поклонись, поклонись, Алдоха. От поклона поясница не заболит.
На пасеке Евдоким застал всех в сборе.
Матвей сидел за столом, заряжал патроны. Захар готовил рамки для ульев. Артемка что-то мастерил на пороге.
– Вы что ж это, сваты, свадьбу расстраиваете? – сказал Евдоким, переступая через порог.
– Матюша у нас заупрямился, – объяснила Анна.
Захар промолчал. В душе он одобрял поведение сына, но все же ему было неловко перед сватом. Евдоким ждал, что скажет Матвей. Он нарочно сел напротив зятя. Но тот словно не замечал его.
– Ты что ж, Матюша, молчишь? – рассердился Захар.
– Я же сказал, что на свадьбу не поеду.
Евдоким шагнул вперед и встал перед Матвеем.
– Давай, Захарыч, мириться. Ай не родня мы? Нам ли враждовать? А если чем обидел, прощенья прошу. Хошь, поклонюсь в ноги?
– Я не икона, – не отрываясь от работы, проговорил Матвей. – А мириться не буду. Я с тобой не ругался.
Евдоким поспешно сказал:
– А коли так – на свадьбу милости просим!
– Не проси – не поеду. Мне и глядеть-то на вас с Демьяном тошно, – кинув на Евдокима презрительный взгляд, сказал Матвей.
– Ну, как хошь. Бог с тобой, – пробормотал окончательно сраженный Евдоким.
Он повернулся и хотел выйти, но Агафья схватила его за рукав.
– Ты что, сват? Разве можно без чаю! Нюра, – обратилась она к снохе, – ставь-ка самовар на стол.
Матвей собрал со стола ружейные припасы и унес их в горницу, потом оделся и вышел из дому.
Евдоким уехал с пасеки злой. У ворот Анна шепнула ему:
– А ты не горюй, батя, он еще образумится. Я уговорю его.
– Была бы честь оказана, – не веря дочери, буркнул Евдоким, – а так и без него обойдемся.
Утром в день красной горки в село поехали Захар, Агафья и Анна. Матвей с Артемкой и дед Фишка остались дома.
Старый охотник, чтобы не вязались к нему, притворился хворым. Так же, как и племянник, он возненавидел Евдокима Юткина и Демьяна Штычкова на всю жизнь.
4
Двор Юткиных по случаю свадьбы был выметен и усыпан песком, в доме шли последние приготовления.
В полдень женихова родня на разряженных лентами и цветами лошадях покатила в Балагачеву за невестой.
На полосатых дугах звенели колокольчики, на сбруе блестели начищенные бляхи. Свадебный поезд, пополненный невестиной родней, возвратился в Волчьи Норы перед вечером.
У церкви уже толпился народ. Всем хотелось взглянуть на невесту. Она шла, окруженная подругами, опустив глаза, и краснела от громких бесстыдных замечаний, которые неслись из толпы.
Когда из церкви приехали к Юткиным, новая родня удивила всех своим блеском. Одних девушек – подруг невесты – набралось не меньше десятка. На них были одинаковые белые платья с цветными вышивками, и пели они звонко и слаженно:
Одна из подружек взяла тарелку и стала с нею обходить гостей. На тарелку посыпались пятаки, гривенники. Захар бросил полтинник, Евдоким осторожно, как в церковную кружку, положил медный пятак.
В толпе, осаждавшей окна юткинского дома, отсутствие Матвея Строгова на свадьбе заметили не сразу.
– Эй, ребята, а где же Матюха?
– Верно, где он? – взволновались зеваки.
– Сказывают, осерчал он на Евдокима за прошлогоднюю охоту. Ладно, он не сробел, а то бы не жить ему. Первого медведя будто из ружья застрелил, другого, сказывают, как схватил за язык, так все нутро ему прочь и вывернул.
– Силач!
– Уж что и говорить.
– И гордяка! На свадьбу, вишь, не приехал.
– Да и поделом! Им, чертям, Юткиным, только и остается, что в рожу плюнуть. Все село в кулак зажали.
Свадебная гулянка затянулась почти на неделю.
Анна уехала раньше. Она была на сносях, и свадебная толкотня утомила ее.
5
Перед отъездом Кондрата Буянова домой Евдокиму захотелось показать ему свое хозяйство. Работник Михайла запряг в тележку буланого жеребца, и хозяин, прихватив с собой Демьяна Штычкова, повез свата смотреть маслобойку. Хитрый Кондрат был несловоохотлив.
– Хорошо облажено, – сказал он, выходя из маслобойки.
– Это еще что, сват! Ты вот мельницу погляди, – и, не спросив своих спутников, хотят ли они ехать дальше, Евдоким свернул в проулок и повез их за село.