Строговы, стр. 113
Ночь стояла холодная, ветреная. За бортом, в темноте, шумно плескались волны, накрапывал дождь вперемешку со снегом.
Пароход плыл медленно. То и дело слышались пронзительные и короткие свистки, и ветер доносил голоса вахтенных матросов, производивших на носу судна промер глубины:
– Шесть!.. Семь!.. Под табак!..
Из трубы парохода летели искры и валил густой черный дым. Ветер то вздымал его высоко в небо, то расстилал над водой продолговатой дорожкой.
По коридору, мимо открытой двери, опять прошмыгнула официантка и как-то по-особенному посмотрела на Максима.
– Пойдем, насквозь пронизывает, – проговорил Максим, поеживаясь от холода, и шагнул к двери.
Но Андрей, опережая его, ринулся вперед и чуть не растянулся на ковровой дорожке. Максим взглянул в том же направлении и все понял: на площадке у лестницы, на коричневом столике под большой электрической лампой, белели два пирожка.
Андрей быстро схватил пирожки и бросился вниз по лестнице. Максим устремился вслед за ним и уже сделал несколько быстрых шагов, но замер от неожиданности: в нескольких шагах от него стояла официантка. Губы ее были строго сжаты, но в синих глазах поблескивали искорки смеха.
Максим согнулся, как от удара, догнал Андрея и с тревогой прошептал:
– Она все видела! Она еще днем приметила нас.
На самом деле так и было. Официантка видела, как они искали себе место возле дров, как потом, не найдя ничего лучшего, забрались на поленницу и улеглись там. Несколько раз Максим ловил на себе ее взгляд, но не придал этому никакого значения. Своей внешностью официантка напоминала ему кого-то, и Максим мучительно напрягал память: кого же? Она была высокого роста с большими синими глазами и строгим, умным лицом.
Максим вполголоса рассказал Андрею о своих наблюдениях за официанткой. Андрей с интересом, широко раскрыв глаза, выслушал его и, оглядываясь, зашептал Максиму на ухо:
– Она и за мной зырила. Давеча, когда старик в меня вклепался, она стояла рядом и слушала.
Они посоветовались и решили на старое место, на поленницу, не ходить, встреч с официанткой избегать, а ночь прокоротать около мешков. Народу здесь осталось мало, потому что в носовые пролеты врывался холодный ветер и долетали даже брызги воды.
Усевшись на пол, они привалились к мешкам и прижались друг к другу, намереваясь подремать. Но уснуть не могли. Навязчивые мысли об официантке не давали покоя.
Вверху, в салоне, кто-то бренчал на пианино, веселились пьяные офицеры, и для нее не составляло никакого труда шепнуть им: „Внизу едут два подозрительных парня“.
Друзья сидели молча с открытыми глазами и думали об одном и том же.
Максим наконец не выдержал пронизывающего холода и поднялся.
– Пошли, Андрей, на старое место. С парохода-то ведь все равно никуда не убежишь.
Они направились к машинному отделению, забрались опять на поленницу и легли.
Андрей уснул быстро и крепко. Максим лежал на боку, наблюдая за официанткой. Она сновала из кухни в салон и обратно, и Максим, приглядываясь к ней, вновь до боли ощущал, что она кого-то напоминает ему.
Часа в два ночи, когда музыка, доносившаяся из салона, смолкла, официантка пронесла поднос с использованной посудой в кухню.
Максим заметил, как, проходя мимо поленницы, она чуть приподнялась на носки, заглянула и, кажется, улыбнулась. Максим повернулся на живот и долго лежал так, стараясь не думать больше об официантке. Неожиданно он почувствовал мягкое прикосновение к затылку чьей-то руки. Он повернул голову и увидел, что женщина протягивала ему что-то завернутое в бумагу.
– Не нужно бояться меня, – прошептала она и, торопливо сунув ему сверток, ушла.
Максим проводил ее благодарным взглядом и разбудил товарища.
– Я для тебя ужин раздобыл, а ты все спишь, как суслик.
Андрей взглянул на хлеб, на куски вареного мяса, разложенные на бумаге, и поднял удивленные глаза на товарища.
– Скажи по правде: у буфетчицы слямзил? – спросил он.
Максим рассказал об официантке.
– Я сразу понял, что она хороший человек. О, у меня, брат, глаз наметанный, – прихвастнул Андрей, с удовольствием набивая рот хлебом.
От еды по телу разлилась приятная теплота, и беглецы, впервые вздохнув спокойно за эти сутки, безмятежно заснули.
2
– Эй, вы, зипуны, разлеглись там, как на полатях! – послышался грубоватый голос, и сильная рука толкнула Максима в плечо. – Билеты предъявите!
Не вставая и не оборачиваясь, Максим подал билеты и сонным голосом пробормотал:
– За двух тут.
Помощник капитана щелкнул компостером. Максим и Андрей затаили дыхание. Дальше могло последовать требование предъявить документы. Но матрос молча сунул в руку Максима билеты и принялся тормошить старика, растянувшегося возле дров на полу.
Ребята выждали, пока удалится помощник капитана с матросом, приподнялись, посмотрели друг на друга с радостью: слава богу, пронесло.
Был уже день. Пароход приближался к конечному пункту рейса.
Максим и Андрей вместе с другими пассажирами вышли к носовому пролету. Впереди, верстах в семи, на высоком, изогнутом полуподковой берегу, раскинулся город. Острые макушки церквей, поблескивая золочеными крестами, возвышались над строениями. Среди серых деревянных домов каменные здания купцов и именитых чиновников, спрятанные в тополевых рощах, казались огромными. Весь город издали выглядел чисто, опрятно и строго. Максим, схватив Андрея за руку, горячо прошептал:
– Теперь нам, Андрейка, остается только один перегон.
– Как из города выберемся, Макся, не дорогой, а сторонкой пойдем, – в тон ему проговорил Андрей.
Пароход плыл уже мимо покосившихся хибарок и дымящихся кузниц окраины. Вскоре показалась пристань. Неподалеку от нее Максим разглядел продолговатый сарай. В этом сарае они сошлись с отцом на подпольном собрании. От воспоминания об отце у него заныло сердце: „Где-то он сейчас?“
– Смотри, что там, смотри! – дергая Максима за рукав, взволнованно зашептал Андрей.
Максим взглянул на пристань. С берега по широким сходням на пристань спускались казаки в длинных серых шинелях, в черных папахах, с нагайками в руках.
– Вот когда всыпались! – пробормотал Максим, отступая от пролета и увлекая за собой Андрея.
Пассажиры уже заметили казаков, и по всему пароходу слышались тревожные разговоры.
У носового трюма бойкий старичок с пушистой бородкой говорил окружавшим его мужикам и бабам:
– Приезжал к нам один человек из лесничества. Рассказывал по секрету, будто захватили намедни в Подъельниках всю партизанскую головку. Ну, захватили, посадили на пароход и повезли в город. А ночью пассажиры остановили пароход в глухом месте, партизан освободили, стражу сняли – и на берег, поминай как звали. Пассажиры-то, слышь, самые что ни на есть отчаянные партизаны оказались. Вот казаки-то и мечутся: в каждом мужике им теперь партизан чудится… Ну, дезертиров тоже ловят…
Максим дернул Андрея за руку, зашептал ему на ухо:
– Свалка начнется – ворон не лови. Ломись вперед, попробуем нахрапом на берег проскочить. Не выйдет – вернемся, запрячемся и будем ждать конца выгрузки. Надо только поискать, куда приткнуться…
Между тем пароход уже приближался к пристани. Раздался протяжный гудок, а минутой-двумя позже судно сбавило скорость.
Перепрыгивая через мешки, корзины, ящики, Максим с Андреем принялись искать надежное убежище. Они бегали по пароходу, осматривали каждый закоулок, примеряли каждую щель.
Единственно, где можно было спрятаться, так это опять-таки в дровах, у машинного отделения. Здесь, между поленницами, попадались глухие промежутки, похожие на колодцы, и в них сверху можно было кое-как втиснуться.
Все же, не теряя надежды проскочить „под шумок“ с пассажирами, ребята заторопились к носовому пролету.
Народу тут было уже битком набито. Друзья пролезли в середину толпы и, стиснутые со всех сторон мешками, корзинками, узлами, вытянули шеи. Пароход поравнялся с пристанью, и тут все увидели казаков. Они стояли полукругом, заполнив в ширину весь проход.