Истории про Петру, стр. 9

Прошло совсем немного времени, и ведро оказалось заполненным с горкой.

— Надо другое ведро, — сказала я папе. Папа сказал, что нам понадобятся все вёдра и моя детская ванночка и целая машина, иначе мы не сможем унести ванночку.

Но папе было жалко уходить с этого места, потому что он снова заметил большой белый и хотел обязательно его срезать, хотя в ведро и так уже больше не помещалось. Я тоже нашла белый и положила его прямо в карман. Потом я нашла ещё три белых и отдала их папе. У папы все руки были заняты грибами, у меня все карманы были набиты грибами, и в конце концов нам пришлось повернуть к машине.

Идти до неё было далеко, и несколько грибов у нас упало. Каждый раз, когда папа нагибался, чтобы поднять гриб, он замечал под каким-нибудь деревом новый гриб и непременно срезал его.

В конце концов папе пришла в голову хорошая мысль. Он снял спортивную куртку и горкой сложил на неё все белые грибы, которые не поместились в ведро.

— Вот, теперь можно ещё собирать, — радовался папа. Он тут же увидел ещё три гриба с жёлтыми шляпками. Больше он уже не спешил к машине. Он свернул куртку так, что получился мешок, и мы оба стали складывать грибы в этот узел.

Папа точно не ушёл бы из лесу до самой ночи, но тут вдруг он почувствовал, как под футболкой у него шевелится ПРОТИВНАЯ БУКАШКА.

— Чёрт побери! — закричал папа. — Кажется, у меня на спине лосиный клещ! Посмотри, кто там!

Папа задрал на спине футболку, и я увидела, как маленькая букашка заползает папе под ремень.

— Кажется, она уползла в штаны! — сказала я папе, и папа верещал, что он даже чувствует, как букашка забралась в штаны.

Тут с папой стало творится что-то невообразимое. Он отбросил в сторону узел с грибами и ведро, стал весь извиваться и срывать с себя одежду. Он вообще не замечал, что топчет ногами свою куртку и грибы. Когда он наконец выловил клеща, то немного успокоился, и лицо у него было почти довольное. Но это пока он не заметил все растоптанные грибы.

— Пойдём снова собирать? — спросила я у папы, но папа сказал, что скоро стемнеет, и к тому же он не хочет собирать грибы в одной футболке. Папина спортивная куртка была вся в грибной каше и в пятнах, и одевать её ему расхотелось.

Мы быстро пошли к машине, с собой у нас был только мой белый гриб и пустое ведро, куда папа запихал свою замусоленную куртку.

Мама всё же очень обрадовалось грибам, хотя их было всего одна корзина, та, что набрал папа.

— Так что, только один белый нашли? — спросила она, увидев мой белый и папины красные и жёлтые, и коричневые грибы. — Если проехать на машине подальше, их там должно быть много. Может быть, стоит поехать туда следующий раз.

— Это ты хорошо придумала! — сказал папа и незаметно подмигнул мне. — Вот поправишься, и съездим в лес за грибами! И если будет всё хорошо, то наберём целую корзину белых!

Рыжие волосы

Мама ходила к парикмахеру. Парикмахер — это тётя или дядя, который стрижёт и красит другим людям волосы, а иногда ещё закручивает на голове локоны, например, бабушке.

Волосы у мамы каштановые, а парикмахер покрасил некоторые пряди в рыжий цвет. Мама стала полосатой, как кошка. Мама сказала, что пряди посветлеют, когда она помоет голову, и их нужно будет красить заново. Поэтому она купила в магазине рыжую краску для волос.

Мне хотелось, чтобы у меня тоже были рыжие пряди. По-моему, скучно всегда быть просто со светлыми волосами.

— Я могла бы сделать тебе тоже тоненькую прядочку, — сказала мама и стала читать инструкцию на упаковке с краской. — Здесь сказано, что краска будет держаться, пока не помоешь голову три-четыре раза. Этого для тебя достаточно.

Мне было ужасно интересно, когда мама стала красить мне пряди. Она попросила меня надеть старую футболку с пятнами от черники. Мама сказала, что пара новых пятен от краски уже ничего не изменит, потому что эту футболку уже всё равно нельзя носить.

Потом мама надела полиэтиленовые перчатки, выдавила из тюбика на расчёску крем красноватого цвета и стала наносить мне на волосы.

— Сколько прядей ты хочешь? — спросила мама.

— А у тебя сколько прядей? — поинтересовалась я.

Мама посмотрелась в зеркало и сказала, что точно не знает, может быть десять или больше.

Тогда я сказала, что хочу двадцать прядей или больше, и мама пообещала сделать мне двадцать прядей или больше.

Краска немножко воняла. Мама причесала меня этой вонючей краской и сказала «хм». Вскоре она снова сказала «хм». И тогда я спросила, что почему мама так хмыкает, что-то не так? Мама ответила, что краска случайно, кажется, попала у меня на все волосы. Что рыжие пряди смешались со светлыми волосами. Мама только теперь вспомнила, что парикмахер заворачивала ей каждую прядку отдельно в фольгу.

— Я теперь похожа на Пеппи Длинныйчулок? — спросила я, и мама ответила, что ещё нет, но когда волосы у меня высохнут, то точно буду.

Я действительно выглядела как Пеппи Длинныичулок, когда мама сполоснула и высушила мне волосы, и заплела их в две косички. Мне казалось, что быть совсем рыжей это ещё лучше, чем когда у тебя двадцать рыжих прядей или больше!

— Прямо не знаю, что теперь скажут в детском саду? — сказала мама. — На самом деле, таким маленьким детям вообще, наверное, нельзя красить волосы.

Я ответила, что я не маленькая. Кроме того, мама сама сказала, что краска через несколько раз смоется.

— Да, хоть это хорошо. А ты выдержишь две недели ходить с рыжими волосами? Две недели это долго!

С тех пор, как мы покрасили волосы, прошло уже две недели, а волосы у меня всё ещё рыжие. Мама не устаёт этому удивляться. Свои пряди она подкрашивала уже несколько раз, потому что рыжая краска с них смывается. А мои волосы — сколько ни мой — светлее никак не становятся.

— Это надо было предвидеть, — сердится на себя мама. — У тебя мягкие детские волосы. В такие волосы краска въедается очень глубоко. Надо, наверное, почаще мыть тебе голову. Например, через день.

А по мне так здорово быть как Пеппи Длинныйчулок. Пеппи тоже не моет голову через день. Она, наверно, и зубы-то через день не чистит.

Надо спросить у папы, купит ли он мне лошадь. Или хотя бы обезьянку: она и по размеру меньше, да и в моей комнате ей хватило бы места.

Где прыгать детям

Мама всегда говорила: «Не прыгай на нашей кровати!» И папа всегда говорил: «Не прыгай на нашей кровати!»

Я не понимала, почему мне нельзя больше прыгать на их большой кровати, хотя раньше всегда было можно. Мама объяснила, что я стала слишком большой и тяжелой и что кровать так не выдержит.

Но я же не могла вырасти так, что — хоп! — уже большая и тяжёлая, я же росла потихоньку. А прыгать на кровати нужно перестать вдруг и сразу. Это после того, как кровать сделала ХРЯСЬ! Было так жалко. Мамина с папиной кровать хорошо пружинила, намного лучше, чем моя. К тому же, они сами вообще не прыгают на своей кровати, только спят там.

Когда я вырасту, у меня будет свой дом. В нём будет большая спальня и огромная-преогромная кровать на всю комнату. Я и мой муж, и наши дети сможем прыгать на этой кровати столько, сколько сил хватит. Хоть целый день и хоть все вместе разом.

Вечером, когда мы устанем прыгать, то заснём прямо тут же на кровати.

Я никогда не буду говорить своим детям, что им нельзя прыгать на нашей кровати. Им можно!!! И ещё им можно будет приглашать друзей после школы или после детского сада и прыгать на нашей кровати. Только им надо будет снимать ботинки, потому что кому понравится, если на подушке останутся грязные следы.