Альбина, стр. 14

— Но, — сказал он, — я желал бы увидеться с Гаспаром не раньше чем возвратится Джонатан. Когда с прибытием внучки совершится одно желание доброго старика, я исполню и другое.

Путешественник говорил так решительно, что Эверард не смел противоречить ему, и они отправились вместе к жилищу егермейстера. Когда они подошли к домику, незнакомец остановился, как будто подавленный тяжелыми чувствами: наконец он пришел в себя, вошел в дом и последовал за своим юным руководителем в отдаленную комнату, где и провел остальное время дня. Но с наступлением ночи он попросил Эверарда пойти с ним в замок. Через несколько минут они были уже в замке. Эверард с удивлением заметил, что незнакомец хорошо знал расположение всех комнат. Они пошли прямо к красной комнате.

— Здесь жила моя мать, — сказал Эверард, когда они приблизились к дверям.

— Знаю, — отвечал незнакомец.

Эта комната была освещена бледными лучами луны, но и при этом свете можно было рассмотреть каждый предмет. Незнакомец оперся на большое дубовое кресло.

— Это кресло моего дедушки, графа Родольфа, — заметил Эверард.

— Знаю, — снова отвечал незнакомец.

— А вот кресло моей бабушки, Гертруды, — сказал Эверард, когда они подошли к другому креслу.

— Знаю и это, — произнес незнакомец, утирая слезы, как будто какие-нибудь печальные воспоминания отягчили его сердце при виде этих предметов.

— Теперь пойдемте в погребальный склеп, — прибавил он после минутного молчания.

Эверард хотел выйти из комнаты, но незнакомец удержал его за руку.

— Пройдемте здесь, — сказал он, приблизившись к стене и опершись о нее рукою.

К удивлению Эверарда, вдруг отворилась потаенная дверь, за которою он увидел ступени лестницы.

— Идите за мною, — сказал незнакомец.

По мере того как ночные посетители спускались ниже по лестнице, перед ними разливался трепетный блеск огня. Этот свет исходил от лампы, которая освещала подземелье и по завещанию предков должна была гореть неугасимо. Когда они вошли в подземелье, Эверард стал на колени перед могилою своей матери, а незнакомец перед могилою графа Родольфа; отсюда он перешел к могиле графини Гертруды и, наконец, к могиле Альбины, приблизившись к Эверарду, незнакомец услышал молитву, которую он совершал над гробом матери, но эта молитва была не что иное, как детский разговор с умершею; по временам Эверард останавливался и как будто слушал кого-то с радостною улыбкою. Незнакомец преклонил колени по другую сторону могилы. Долго молились они; наконец незнакомец встал и, ударив Эверарда по плечу, сказал:

— Пойдем, уже поздно, тебе надо отдохнуть.

Незнакомец день ото дня сближался с Эверардом, который, со своей стороны, питал к безвестному гостю самую нежную привязанность. Но в то же время незнакомец не мог не заметить, что его молодой друг совершенно чужд здешнему миру. Раз он заговорил о Наполеоне, и Эверард с детским простодушием спросил, что это за человек. Быть может, в ту эпоху один только Эверард во всей Европе не знал имени Наполеона. Незнакомец отвечал, что Наполеон один из тех гениев, которые посылаются Провидением для блага народов, подобно Цезарю или Карлу Великому. Но Эверард не знал ни Цезаря, ни Карла Великого.

Завидной была смерть Гаспара. Он переселился в вечность со спокойною улыбкою праведника. У его изголовья стояли Конрад фон Эппштейн и Роземонда. Итак, его последние желания исполнились. На другой день, только что занялась заря, все семейство проводило Гаспара до его последнего приюта на земле; могила доброго старика оросилась искренними слезами.

Во время этой семейной трагедии Эверард впервые увидел подругу своего детства. Но Роземонде было теперь пятнадцать лет, и Эверард не смел подойти к своей сестре; в его сердце запала какая-то непонятная тревога. Роземонда, заметив смущение эппштейнского дикаря, первая подошла к нему и, протянув свою руку, сказала: «Здравствуй, Эверард». После этого они перекинулись несколькими словами, но Эверард говорил робко, с невольным уважением.

На другой день, когда все возвратились с кладбища, Конрад отвел в сторону Эверарда и Джонатана, чтобы доверить им свои тайны и в то же время проститься с ними. Долг повелевал ему немедленно оставить их, но он не хотел расстаться с сыном Альбины и мужем Вильгельмины, не сказав им ни слова о своей жизни.

— Я изгнан из своего семейства, — сказал он, — кроме вас никто в свете не принимает во мне участия; одни только вы знаете, что я еще существую, и только вам я поверяю свою тайну. Печальна история моей жизни; отчасти вы знаете ее, теперь я доскажу остальное. Удалившись во Францию, я переменил свою фамилию; меня все забыли, даже я сам забыл себя на некоторое время. Но разразилась буря революции, и я поступил на службу новой республике. Моя Ноэми ободряла меня на новом поприще. Но это было самоотречение с ее стороны, самоотречение, которым она хотела вознаградить мою любовь. Я простился с нею, не подумав об ее положении, но мое заблуждение продолжалось недолго: я скоро очутился в темнице и тогда понял ничтожество своей мечты. Остальное вам известно. Я лишился своей Ноэми. Три или четыре года после ее несчастной смерти я не знал, что со мною делается; не помню даже, какие мысли занимали меня в то время. Из этого оцепенения меня вывела только шумная молва о победах Наполеона. Я почувствовал, что моя жизнь может еще пригодиться на что-нибудь. Я последовал за этим великим человеком, как будто по воле неодолимого могущества; я повиновался ему, как закону судьбы. Вам странно слышать это от потомка графов фон Эппштейн, но я не Конрад фон Эппштейн; Конрад давно умер. С вами говорит французский полковник, который отправлен с тайным поручением в Вену.

— Теперь, Джонатан и Эверард, вы знаете все; сохраните эту тайну, заклинаю вас; ни одного слова о том, что было между нами. Забудьте меня, особенно скрывайте мое свидание с вами от брата Максимилиана. Теперь прощайте, мои друзья. Увижусь ли я с вами — это известно одному Богу. Но я предчувствую, что не в последний раз я был в замке моих предков. До свидания, Джонатан. А ты, Эверард, проводишь меня до Вормса; мне надо еще переговорить с тобою.

Эверард уехал вместе со своим дядею.

XII

Через восемь дней Эверард возвратился из Майнца в свой любимый лес. Но теперь новые мысли волновали его душу; он не мог дать себе отчета в происшествиях, случившихся в один месяц. Отъезд Джонатана, прибытие Конрада, смерть Гаспара, возвращение Роземонды, рассказ дяди о первом посещении замка за шесть месяцев до смерти Альбины — сколько случаев, сколько идей! Прошедшее прояснилось, будущее оставалось в тени. Но история несчастной любви Конрада и Ноэми как будто бросила искру света и в будущность Эверарда.

Эверард подумал о Роземонде и побледнел от этой мысли. Теперь он боялся увидеться с нею, и вместо того чтобы возвратиться в домик егермейстера, он направил свои шаги к замку. Поздно вечером он дошел до калитки парка. Занятый своими мыслями, мечтатель не замечал необыкновенного движения на дворе и в коридорах и с поникшей головою медленно прошел в свою комнату.

— Вот господин Эверард! — сказал слуга, отворив ему дверь.

Эверард вошел в комнату, не понимая, к чему был сделан этот возглас. Какой-то незнакомый мужчина высокого роста сидел в креслах перед пылающим камином.

— А, да, вот господин Эверард! — повторил незнакомец сардоническим голосом и встал со своего места.

— Да, это я! — сказал Эверард, с удивлением посмотрев на незнакомца, который расположился как дома в комнате Альбины. — Что вам угодно?

— Что угодно? Я хочу знать, откуда ты пришел, бродяга.

— Откуда мне вздумалось, — отвечал Эверард, — кажется, я никому не должен отдавать отчета в этом.

— Какая дерзость! — произнес незнакомец, нахмурив брови. — Знаете ли вы, государь мой, с кем вы говорите?

— Сказать правду, решительно не знаю, — отвечал Эверард.