Соль земли, стр. 108
Этот мысленный разговор с собой, как всегда, прямой и резкий, навеял на Ульяну грусть. Она опустила плечи, согнулась, обняла руками свои колени и затихла, чувствуя, что из глаз катятся слезинки, падают на губы, растекаются на подбородке.
– Чёрт возьми, Уля, я понял свою ошибку! – вдруг закричал Краюхин. Не зная, как излить своё возбуждение, он принялся ногами расшвыривать дрова.
Уголком платочка она поспешила вытереть глаза. Но её опасения были напрасными – он ничего не заметил.
– Мокрый угол Заболотной тайги надо проверить! Вот смотри, Уленька, у отца на карте это место покрыто штрихом, а у тунгусов отмечено крестиком…
Он вернулся на прежнее место, приблизил к Ульяне карты и кисет и принялся горячо объяснять.
Из лесу вышел Бенедиктин. Увидев Ульяну, он остановился поражённый, едва сдержав возглас удивления. Девушка показалась ему настоящей красавицей. Осматривая её с ног до головы, он услышал слова Краюхина: "Мокрый угол Заболотной тайги", – и насторожился, чтобы понять, о чём идёт речь.
6
Мокрый угол! Назван-то так, что лучше не придумаешь. Растёт тут главным образом ельник, и всё крупный, сукастый, покрытый сивым, жёстким, как щетина, мохом. По сухому шагу не ступишь – всюду хлябь, ржавая вода, тухлые болота с голыми кочками. А уж гнусу такое множество, что рта невозможно раскрыть! И комары тут рослые, горбатые, с тёмными пятнами на крыльях и липкие-прелипкие, будто вымазанные в каком-то клейком веществе. Кусают так чувствительно, что вздрагиваешь, как от укола иголкой шприца.
В Мокром углу Заболотной тайги для человека одна отрада – красная смородина, или, как её называют в Сибири, кислица. Столько её тут, что диву можно даваться! Вот поди ж объясни, почему она здесь так изобильно произрастает! Солнца в Мокром углу куда меньше, чем в других местах Улуюлья, а ягода вырастает сочная, крупная, сладкая.
Мокрый угол Заболотной тайги – это северо-восточная окраина Улуюлья. А что дальше? По всему видать, то же самое: леса, болота, глушь первозданная… Но там уже другая земля, не высокоярская. И хоть нет в тайге пограничных застав и таможен, каждый обитатель держится своих областных пределов.
Три дня и три ночи провели Краюхин и Ульяна в Мокром углу. Первые и вторые сутки знакомились с местностью, прокладывали маршруты, наносили их на карту. По ночам Краюхин изучал небо, уточнял "обстановку" по звёздам. Ночевали у костра; на рассвете поднимались и снова брались за работу.
Видя, как осунулась, похудела Ульяна, Краюхин говорил ей:
– Зря ты, Уленька, пришла. Сгублю я твою молодую жизнь. И расцвести не успеешь!
Ульяна косила на него глазом, деланно сердитым тоном отвечала:
– А вы бы о себе подумали, Алексей Корнеич. У вас тоже на лице одни глаза остались.
– Вот подожди немного: кончится лето – на курорт поеду. Вернусь полный, красивый, мареевские девушки проходу не дадут, сами ловить в проулках будут.
Ульяна становилась строгой, серьёзной, пыталась съязвить:
– На что они вам, мареевские, сдались? У вас и высокоярские на примете имеются!
Краюхин смеялся, отшучивался:
– Что ты, Уленька! Разве высокоярские чета нашим мареевским?
Так и говорили они шутками-прибаутками. Никакие неудобства таёжной жизни не омрачали их настроения.
На третьи сутки предстояло самое главное – проверка показаний компаса. Только стала заря заниматься, они поднялись на ноги. Ульяна быстро вскипятила чай, покормила Находку. Оба молчали. Вернее, молчал Краюхин, а Ульяна не считала себя вправе начинать разговор первой. Она чувствовала, что Краюхин волнуется, и волновалась сама.
Когда они вышли к начальной точке своего маршрута, Краюхин сказал:
– Итак, Уленька, уточним задачу: выйдя отсюда, мы должны прийти к вершине Кривой речки. До неё прямая линия, но мы пойдём сейчас не по вехам, а по компасу. Пусть он нас ведёт. Если… да… если бы…
Краюхин не договорил, но Ульяна и без слов знала, какое желание скрывалось за этим "если бы…".
Они зашагали. Хрустели под ногами сучья, чавкала жижа, то и дело из бурьяна выпархивали таёжные птахи. Находка с лаем бросалась за ними, стараясь поймать птичку, падала на сучья, повизгивала.
– Перестань, Находка, попусту брехать! – прикрикнула Ульяна.
Находка затихла, покорно побрела следом за хозяйкой.
Краюхин шёл впереди, не оглядываясь. Он часто на ходу поднимал планшет, взглядывал на компас и молча шагал дальше.
Глядя на его загорелую, измазанную смолой шею, на качающиеся плечи, прикрытые выцветшей военной гимнастеркой, на отросшие длинные волосы, запорошенные таёжным мусором, Ульяна чувствовала, что нет для неё на свете человека дороже Краюхина. Она то шептала вдогонку ему нежные слова, то вдруг мысленно обращалась к природе с горячей мольбой: "Матушка природа, ты такая сильная, широкая, ну открой ему свои богатства, послужи на пользу людям!" Сердце Ульяны до боли сжималось, когда она представляла, что проверка компаса в Мокром углу может ничего не дать. "Ну и что же? Зато нашла она у Тунгусского холма и они с Анастасией Фёдоровной открыли источник на Синем озере. Ведь всё равно это Алёшино достижение", – пыталась успокоить себя Ульяна. Но успокоение не приходило. Вот именно потому, что та наткнулась у Тунгусского холма на важные находки, ей, Ульяне, и хотелось, чтобы Краюхин тоже достиг здесь, в Заболотной тайге, каких-то результатов.
И вдруг он приостановился, посмотрел на компас, а потом повернулся к ней.
"О матушка природа, неужели ты открываешь ему свои тайны?!"
В его глазах засветились огоньки. Они горели ярче солнечных лучиков. Она не могла ошибиться. Она это видела. Он зашагал дальше и по-прежнему молчал, и всё-таки что-то произошло! Он шагал шире, быстрее, расстояние между ними стало увеличиваться. Ульяна заспешила, чтобы не отставать от него.
Но вот он остановился, снова положил компас на пенёк и повернулся к ней:
– Уля, стрелка мечется! Ты заметила, что мы идём на юго-восток от маршрута?
Он говорил громко, в его голосе что-то звенело, растекаясь протяжным отзвуком по тайге.
– Значит, есть Алексей Корнеич?!
– Есть, Уленька, есть!
Она подбежала к нему, боясь стряхнуть компас, схватила его за руку, прижала её к своему лицу и всхлипнула.
– Устала ты, голубь! – сказал он с нежностью в голосе.
– Я рада за вас, как я рада! – прошептала Ульяна.
Краюхин обнял её, целуя в мокрые глаза, вполголоса проговорил:
– Какая ты родная мне стала! И в какой час пришла! И долго ты меня на "вы" величать будешь?
Ульяна стояла, чувствуя, что ноги её подламываются, а по всему телу растекается истома, усталость, блаженство.
Они постояли с минуту в крепком объятии. Потом Краюхин вытащил из полевой сумки тетрадь и начал снимать показания компаса.
В полдень они вышли на Кривую речку. Смещение их пути против намеченного маршрута было так значительно, что Краюхин сказал:
– Отныне, Уля, магнитная аномалия в Заболотной тайге из преданий тунгусов и легенд охотников стала фактом науки. Ты понимаешь, что это значит?
Ульяна хотела сказать, что она не такой уж тёмный человек, чтобы не понимать, какое имеет значение его открытие, но Краюхин был сильно возбуждён и заговорил сам:
– Это в корне меняет взгляд на геологию Улуюлья, обогащает науку. Как бы я хотел повидать сейчас своего учителя – профессора Великанова!..
– Великанова? Вы же сами говорили, что он против вас, – перебила Краюхина Ульяна.
– Был против. До поры до времени. А только, Уленька, в науке он столп, он столько знает, что мне нужны ещё годы и годы… И совет его мне нужен вот позарез!
– Ну уж вы и себя-то сильно не унижайте! – не в силах подавить в себе досады, возникшей от похвал Великанову, твёрдым смелым голосом сказала Ульяна.
Он посмотрел на неё долгим, внимательным взглядом, и она выдержала этот взгляд. Впервые что-то сильное и властное почудилось ему в этом привычном прищуре её зорких голубых глаз. И он сказал как бы в своё оправдание: