Архив, стр. 38
— Не все свидетельства могут быть уничтожены, но некоторые можно исказить. От тел избавляются. Смерти обставляют так, чтобы они выглядели натурально.
Наверное, я сильно побледнела, потому что Роланд поспешно продолжил:
— Мисс Бишоп, я не говорю, что это нормально. Я имею в виду, что люди не должны знать об Историях и об Архиве. О нас.
— Но разве члены Архива могут прятать свидетельства от самих себя?
Он снова хмурится:
— Я видел, как во Внешнем мире применяли подобный метод. Пользовались форматированием. Я знаком с сотрудниками Архива, считающими, что прошлое должно храниться в стенах Архива, а не за его пределами. Во Внешнем мире они не признают ничего святого. Им кажется, существуют вещи, о которых не должны знать даже Хранители и Отряды. Но и они не стали бы так поступать. Они не стали бы скрывать правды от нас.
Говоря о «нас», он имеет в виду не меня. Он говорит о Библиотекарях. Кажется, он считает, что его предали.
— Получается, кто-то из местных стал по другую сторону баррикад, — подытоживаю я. — Остается единственный вопрос — почему?
— Не просто «почему». Важно, кто это сделал. — Роланд опускается в кресло. — Помнишь, я сказал, что у нас проблемы? После того как я разыскал Элейн и Лайонела, я вернулся за Маркусом, чтобы еще раз посмотреть его воспоминания. И мне это не удалось. Кто-то покончил с ним. Стер его полностью.
Мои пальцы впиваются в ручки кресла.
— Получается, это сделал ныне действующий Библиотекарь. Он среди нас.
Я радуюсь, что не успела выдать Оуэна. Если он как-то связан со всеми этими происшествиями, то обладает одним очень большим преимуществом по сравнению с остальными — он в сознании. У меня больше шансов узнать о том, что случилось, из его уст, вместо того чтобы превращать его в недвижное тело. А если он действительно имеет отношение к этому делу, с того самого момента как я включу его в игру, появится опасность, что неизвестный Библиотекарь уничтожит его память.
— Судя по поспешности работы, — замечает Роланд, — они поняли, что за ними следят.
Я качаю головой:
— У меня в голове не укладывается. Ты сказал, что Маркуса Эллинга отформатировали сразу после того, как он поступил в Архив. Это произошло более шестидесяти лет назад. Зачем какому-то Библиотекарю прикрывать работу своего предшественника?
Роланд устало трет глаза.
— Незачем. И никто этого не делает.
— Я не понимаю.
— Каждое форматирование отмечено особой подписью. Воспоминания, вычищенные разными людьми, выглядят как одинаковая чернота, но читаются по-разному. Ощущения другие. Пустая История Маркуса Эллинга читается так же, как и раньше. И воспоминания двух других — тоже. Их всех отформатировал один и тот же человек.
Один и тот же за шестьдесят лет.
— Разве Библиотекари работают так долго?
— Не существует принудительной пенсии, — говорит он. — Сами Библиотекари выбирают срок своей службы. Пока мы работаем здесь, мы не стареем… — Роланд замолкает, а я пытаюсь вспомнить лица Библиотекарей, которых когда-либо встречала в нашем отделении. Здесь работает около дюжины. И только некоторых я знаю по имени.
— Все не так просто, — будто самому себе говорит Роланд. — Библиотекари — единственный элемент Архива, который не может быть полностью записан. За нами нельзя проследить. Если бы кто-то долго работал в одном месте, любое незаконное действие тут же привлекло бы внимание. Но проблема в том, что существует постоянный обмен, поток кадров. Члены Архива никогда не работают вместе долгое время. Люди приходят и уходят. Каждый может свободно перемещаться по отделам и ветвям. Над этим стоит поразмыслить…
Я вспоминаю о том, что Роланд работает здесь с момента моего назначения. Но все остальные, в том числе Патрик, Лиза и Кармен — пришли намного позже.
— Но ты был здесь всегда.
— Нужно же кому-то следить, чтобы ты не попала в передрягу.
Роланд нервно постукивает носком кеда.
— И что нам теперь делать?
— Нам — ничего. — Роланд резко вздергивает голову. — Ты просто будешь держаться подальше от всей этой галиматьи.
— Ни за что.
— Маккензи, именно по этой причине я тебя и вызвал. Ты уже и так слишком много рисковала…
— Если ты говоришь об Архивном листе…
— Тебе вообще повезло, что я увидел его первым.
— Это была случайность.
— Это было чистое безрассудство.
— Если бы я знала, что такая операция возможна, если бы у Архива не было столько секретов от собственных сотрудников…
— Хватит. Я знаю, что ты хотела помочь, но тот, кто это делает, очень опасен. И совершенно ясно, что они не хотят быть пойманными. Ты просто обязана уйти с…
— Уйти с дороги?
— Уйти с опасного перекрестка, скажем так.
Я вспоминаю о ноже Джексона и драке с Хупером. Слишком поздно.
— Пожалуйста, — говорит Роланд. — Тебе есть что терять. Позволь мне самому все решить.
Я сомневаюсь.
— Мисс Бишоп…
— Как давно ты работаешь Библиотекарем? — вдруг решаюсь я на прямоту.
— Слишком давно, — уклончиво отвечает он. — Ну же, пообещай мне.
Я заставляю себя кивнуть и тут же ощущаю болезненный укол совести: он заметно приободряется. Видимо, поверил. Он встает и подходит к двери. Я иду за ним, но на полдороге останавливаюсь.
— Может, тебе стоит отвести меня к Бену?
— Зачем?
— В виде прикрытия. На случай, если Библиотекарь-отступник следит за нами.
Он улыбается и отправляет меня домой.
Глава восемнадцатая
Мама частенько говорит, что не существует вещей, которых не мог бы исправить горячий душ. Я варюсь под кипятком уже в течение получаса и ни на шаг не приблизилась к решению своих проблем.
Роланд отправил меня домой, одарив на прощание тяжелым взглядом и просьбой не доверять никому. Это не так трудно, если вспомнить о том, что кто-то пытается уничтожить прошлое и тебя заодно. Я тут же думаю о Патрике, но как бы ни сильна была моя антипатия, стоит признать, что он — образцовый Библиотекарь, а параллельно с ним в Архиве работает множество народа. Это может быть кто угодно. С чего же начать?
Я включаю такую горячую воду, что едва могу терпеть, и обжигаю плечи. После встречи с Роландом я пошла в Коридоры, чтобы развеяться. Это не помогло, и мне удалось вернуть только две самые молодые Истории и наполовину очистить лист. Прошло всего пять минут, и появились три новых имени.
Я искала Оуэна, но безуспешно. Я боюсь, что спугнула его, хотя в Коридорах сложно скрываться долгое время. И тем не менее там существует множество тайников. О которых ему, судя по всему, известно больше, чем мне. Я никогда еще не встречала Истории, которой не хотелось бы, чтобы ее нашли. И почему он не должен прятаться? Ведь его день уже истек, а я — та, кому суждено отправить его назад. И я это сделаю… но сначала я должна понять, что ему известно. А для этого мне нужно заполучить его доверие.
Как заполучить доверие Истории?
Дед сказал бы, что это абсурд. Пока горячая вода заливает мои плечи, я вспоминаю лицо Оуэна и невыразимую грусть в его глазах, когда он говорил о сестре. Не о ее гибели, а о том, как она любила играть с ним, о сказках, фрагменты которых она прятала для него в отеле.
Как-то раз она сочинила для меня сказку и рассовала фрагменты по всему Коронадо: в трещины каменных скамей в саду, под плиты… Понадобилось много времени, чтобы собрать все фрагменты, и даже тогда мне не удалось найти окончание…
Я резко выключаю воду.
Вот возможность расположить его к себе. Щедрый подарок, входной билет в его душу. Это действительно хорошая возможность. Но я тут же падаю духом. Каким образом маленькие клочки бумаги могут сохраниться за шестьдесят лет? Потом я думаю о Коронадо, о его медленном, словно неохотном угасании, и надеюсь, что все возможно. Во всяком случае, не исключено.
Поглядывая на Архивный листок, брошенный на кровати (и хмурясь на пять имен в списке, самому старшему из которых — 18), я быстро одеваюсь. Раньше я жила в ожидании каждого имени и безумно радовалась, когда появлялась новая работа. Теперь я равнодушно засовываю листок в карман. На большой стопке коробок пылится «Божественная комедия» Данте. Сунув книгу под мышку, я иду к выходу.