Секреты прошлого, стр. 93

Судя по деловому тону, Айван был очень занят. Однако сообразив, что звонит Мэгги, он тотчас забыл о работе.

— Привет, Мэгги. — Айван никогда не звал ее «милая» или «детка», как Грей. — Все в порядке?

— Даже лучше. Ни за что не поверишь, с кем я сейчас встречалась!

— Не с Греем? — напряженно спросил Айван.

— Нет, не с Греем, — торопливо заверила его Мэгги. — Я ездила к Сандре Броди. Помнишь, я рассказывала о ней?

— Ты с ней говорила? — мягко поинтересовался Айван.

— Да, — гордо ответила Мэгги. — Я с ней говорила.

Глава 25

Можно ли вообще быть уверенным в том, что знаешь любимого человека? Что знаешь, какие демоны копошатся в его сознании, когда он лежит рядом с тобой в постели под покровом ночи?

Именно такие мысли тревожили Кристи после первой встречи с Кэри Воленским, во время которой она узнала о себе так много нового.

Будучи ребенком, она была свидетелем того, как медленно, но верно рушится брак ее родителей. Между ними не было места нежности, едва ли они вообще когда-либо были близки по-настоящему, но с годами это вылилось почти в равнодушие, отчужденность.

Отец обращался с детьми словно с малолетними слугами, желая полного повиновения. Мать выбрала тактику защиты, заключавшуюся в том, что она никогда не встревала в стычки между дочерьми и мужем. Кристи сочувствовала матери, которая жила словно в скорлупе, опасаясь выглянуть наружу. Однако отстраненность матери делала существование детей еще более печальным и одиноким.

Родители прожили вместе всю жизнь, но едва ли эту жизнь можно было назвать совместной. Кристи хотела, чтобы ее брак сложился по совершенно другому сценарию.

И брак с Джеймсом сложился именно так, как она хотела. В нем присутствовали близость, уважение и честность. Кристи брила ноги и осветляла пушок над верхней губой в присутствии мужа, не стеснялась жаловаться на менструальные боли и просила принести таблетки, если начиналась мигрень. В ответ на эту заботу Кристи вытирала пот со лба Джеймса, когда у него был жар, и выносила тазик, если ему случалось опорожнить желудок после попойки.

Джеймс присутствовал при родах обоих сыновей, однако после этого не перестал желать Кристи, что опровергало заявления многочисленных женских журналов. Он знал, над какими именно сценами в фильмах и моментами в книгах могла расплакаться Кристи, и то, что она предпочитала белые розы всем остальным цветам.

И вдруг сознание Кристи заполнили мысли не о родном человеке, не о любимом муже, а о постороннем мужчине, художнике Кэри Воленском.

Долгие годы, которые прошли с момента их встречи, она пыталась забыть. Ей казалось: если никто не знает о ее грехе, можно притвориться, что его и вовсе не было. Но память отказывалась повиноваться, вновь и вновь возвращая Кристи к давним событиям.

И вот теперь на руках у нее оказалось неоспоримое доказательство давнего прегрешения: прекрасная картина с обнаженной Кристи в студии Воленского. Она спрятала картину и альбом в старой детской Шейна, но постоянно доставала наброски, разглядывала их, словно вновь и вновь наказывала себя за давний проступок. Здесь были эскизы картин, которые весьма ценились частными коллекционерами и продавались за баснословные деньги с аукционов, но Кристи торопливо перелистывала их, чтобы добраться до набросков к серии «Темная леди».

Подаренная картина, спрятанная в детском шкафчике, прекрасная и ужасная одновременно, словно тяжелое ярмо, заставляла Кристи сутулить плечи и мрачнеть с каждым днем. Она уже знала, что должна сделать, но никак не могла найти в себе силы, чтобы решиться на этот крайний шаг…

…На следующий день после ее тридцать пятой годовщины Кэри Воленский позвонил Кристи и сказал, что нашел ее номер в записной книжке Эйны.

Кристи интуитивно знала, что он позвонит. Знала и то, что должна сказать в ответ на предложение о встрече. «Приятно было познакомиться с вами, мистер Воленский, но не думаю, что есть смысл продолжать отношения».

Увы, знать, что нужно сделать, и сделать это — вещи разные. Едва услышав голос художника, глубокий, низкий, тягучий, словно густой мед, Кристи дала согласие на встречу.

Что ж, одна встреча, короткий разговор — в них едва ли таится опасность, решила она с тяжелым сердцем. При свете дня, когда вокруг не будет странных картин Воленского, а настроение не будет испорчено ссорой с Джеймсом, чары художника окажутся бессильны. Кристи чувствовала, что обманывает себя, но все равно двигалась по течению, словно снулая рыба.

Но вдруг ей удастся противиться странному обаянию Воленского? Разве это не будет величайшим подтверждением того, что она способна противостоять любому соблазну?

Несмотря на тянущее чувство вины, Кристи сумела убедить себя, что встреча с Кэри Воленским в его студии ничуть не опасна. А что? Свидетелей не будет, никто не увидит, как Кристи будет твердо и уверенно просить оставить ее в покое, а Кэри извиняться за то, что пытался приударить за замужней женщиной с детьми. Они расстанутся без чувства неловкости и больше никогда не увидятся. Ни Джеймс, ни Эйна не пострадают.

Для начала Кристи тщательно продумала свои действия. Она отвела мальчишек в школу и сад, на случай форсмажора договорилась с подругой по имени Антуанет, чтобы та забрала их домой.

Когда Кэри открыл обшарпанную дверь, которая вела в огромную, заставленную картинами и рамами студию, Кристи поняла, что он точно такой, каким она его запомнила, а ее собственная на него реакция ничуть не изменилась, став даже более сильной, непредсказуемой. Энергетика, исходившая от художника, была такой интенсивной, что ею можно было, казалось, осветить целый город.

— Не знал, что ты придешь сегодня, — произнес Кэри, пристально глядя Кристи в глаза.

— Я обещала прийти сегодня, и сдержала слово, — сказала она, чувствуя, как тает ее уверенность под этим настойчивым взглядом.

— Хочу написать твой портрет.

Кристи слышала это и по телефону. Собственно, именно это Кэри выбрал в качестве предлога для встречи. В том, что это был только предлог, Кристи была уверена.

— Я работаю наверху, — добавил художник, отступая назад, чтобы она могла войти.

Кристи послушно поднялась по деревянной лестнице на второй этаж, спиной чувствуя близость Воленского. От этого по телу бежали электрические токи, волоски на руках вставали дыбом. Это возбуждало и пугало одновременно.

Студия Воленского оказалась точно такой, как все студии, в которых Кристи случалось бывать: лишенной тепла и элементарного уюта. У стены стояли целые баррикады картин и испорченных холстов, пол оказался изрядно заляпан краской. В уголке, служившем кухней, торчал кособокий стол с грязными тарелками, в многочисленные окна лился болезненный серый свет. Наверняка художнику даже в голову не приходило прибраться, если на него снисходило вдохновение.

— Тебе нравятся мои работы? — спросил Кэри, когда Кристи принялась перебирать картины. Она даже не спросила разрешения, словно они с Воленским знали друг друга целую вечность и отказа бы в любом случае не последовало.

— Они великолепны, — призналась она. — Мне непонятно лишь твое желание писать мой портрет. Ты никогда не работал в этом жанре.

Кристи обернулась и увидела, что Кэри стоит совсем рядом. Он подошел беззвучно, словно большой кот. В нем было что-то хищное, дикое. Похоже, Воленский привык брать все, чего ему хотелось. При мысли об этом кровь быстрее побежала по венам Кристи, сексуальное желание снова заполнило все ее тело и мысли.

— Я раньше писал портреты. — Акцент Кэри углубился, глаза изучали черты лица Кристи.

Он не касался, но ощущение прикосновения было таким реалистичным, словно не взгляд, а ладони скользили по скулам, шее, груди. Кристи специально не стала забирать волосы заколкой, словно желая повторить тот образ, в котором впервые предстала перед Воленским.

— Я не сказала, что согласна позировать. — Она шагнула назад.

— Но ты пришла ко мне, верно?