Великий план, стр. 25

Его рука легла ей на плечи нежно, как ветерок. От этого прикосновения Дьяна задрожала. Он притянул ее голову к себе на грудь и стал гладить ее белые волосы. Она была в его объятиях как дитя, хрупкое и обожаемое. Ей не хотелось показывать ему свои слезы. Она хотела быть ради него сильной.

— У трийцев есть выражение, — сказал он, — «говорить с небом». Наверное, именно это мне и надо сделать.

— Что?

— Мне надо поговорить с небом. Ты не знаешь этого выражения?

— Где ты его услышал?

— От Карлаза. Он говорит, что так делают трийцы, когда им неспокойно. Они уходят от всех и на какое-то время остаются с природой. Они ищут ответы.

— Может быть, так делают в Чандаккаре. Я никогда раньше об этом не слышала. — Она высвободилась из его объятий. — Ты это хочешь сделать? Уехать из Фалиндара?

— Да, — ответил он.

— Один?

— Если бы я был один, в этом не было бы толка, Дьяна. Мне надо подумать. Мне надо ненадолго отсюда уехать. Во мне скопилось много такого, в чем мне надо разобраться. Это ничего?

— Я не могу тебе помешать. Он попытался улыбнуться.

— Ты сердишься.

— Да, — согласилась Дьяна. — Ты постоянно твердишь мне, в какой я опасности, а теперь вдруг говоришь, что хочешь уехать. А как же Бьяджио? Тебя он не тревожит?

— Люсилер за вами присмотрит, — ответил Ричиус. — И если ты будешь делать, как я говорю, не будешь выходить из крепости, пока меня нет, с тобой ничего не случится. — Он умоляюще посмотрел на нее. — Пожалуйста, не надо со мной об этом спорить! Дай мне уехать со спокойной душой. Я вернусь к тебе.

Дьяна вздохнула. Ей не нужно было, чтобы он в этом клялся. Она знала, как сильно он любит ее и Шани.

— На какое время ты собираешься уехать? — спросила она.

— Не знаю. Наверное, примерно на неделю. Не намного больше.

— Куда ты отправишься?

— По правде говоря, не знаю. Я думал поехать с Карлазом в Чандаккар. Он скоро уедет из Фалиндара. Но он сказал, что мне следует побыть одному… — Ричиус рассмеялся. — Возможно, это просто какая-то религиозная чушь. Но я хочу попробовать. Я просто хочу…

— Побыть в одиночестве. Да, я знаю. — Дьяна снова вернулась к нему и свернулась у него на коленях. В его объятиях было тепло, удивительно безопасно. Так было всегда. — Отправляйся, — сказала она. — Иди и разговаривай с небом. Послушай, что оно тебе скажет.

— Ах, теперь ты надо мной смеешься…

— Нисколько, — возразила она. — Люди бывают очень разные, Ричиус. Некоторые находят путь в обществе близких. Другим надо быть в одиночестве. Ты относишься к их числу. По-моему, так у тебя было всегда.

6

Герцоги-близнецы

Лорла не знала своей фамилии.

Она не знала, были ли у нее братья и сестры, не знала, кто были ее родители и почему они отдали ее в лаборатории. Она сохранила о них только смутные воспоминания, и это было все. Ее мать, которую она вспоминала туманно, словно во сне, была женщиной невысокой и не слишком привлекательной. Ее отец был толстый, с темными волосами. Большего она просто не могла вспомнить, и порой это ее тревожило — обычно тогда, когда она чувствовала себя одинокой, а в последнее время такое случалось все чаще и чаще. По пути на Драконий Клюв ей порой начинало казаться, что те отрывочные воспоминания — это единственное, что у нее есть.

Много дней подряд в темном небе не видно было просветов. Дэвн, ее немногословный проводник, ехал быстро, чтобы опередить бурю, но они все равно попадали под холодный дождь, и Лорла часто начинала дышать на руки, чтобы не дать им замерзнуть. Она бежала из Гота в шерстяном плаще и толстых перчатках, но они направлялись на север, и приближалась зима. Вскоре похолодает настолько, что продолжать путь станет невозможно. Лорла мечтала о горячей еде и теплом ночлеге. Ни в одной из попадавшихся на пути деревень они не останавливались. Лорла решила, что ее дело настолько важно, что она не может рисковать встречей с кем бы то ни было, и пряталась в лесу, пока Дэвн покупал провизию. Каждую ночь они устраивали лагерь под беззвездным небом, разводя очень маленький костер, чтобы не привлечь ничьего внимания. Лорле надоели маленькие костерки. Ей хотелось посидеть у жаркого пламени.

Стараясь спрятать лицо от ветра, Лорла опустила капюшон плаща на рот и нос. Она ненавидела холод. Ее учителя предупреждали ее, что у нее хрупкое тело и что зима для нее особенно опасна. Она гадала, ощущает ли Дэвн холод: может быть, это ее странное тело создало мороз в ее собственном воображении?

Пони, которому она дала имя Фантом, был теплый, и Лорла приникала к нему, как можно ниже наклоняясь к его холке. Фантом оказался хорошим спутником, и Лорла надеялась, что сможет оставить себе это животное, когда они доберутся до Драконьего Клюва. В лабораториях у нее практически ничего не было, а вот Локкен обращался с ней хорошо, как с собственной дочерью. Но сейчас герцог уже наверняка погиб. И герцогиня Карина тоже. Известий из Гота не было — даже в тех деревнях, куда заезжал Дэвн. По крайней мере так он ей говорил. Лорла сощурила глаза, глядя на Дэвна. После посещения очередной деревни Дэвн странно затих. Лорла хотела было начать его расспрашивать, но потом удержала себя. Дэвн получил приказ сопровождать ее — и больше ничего, так что он не делал попыток утешать ее или хотя бы с ней разговаривать. Лорла решила, что для ее дела так даже лучше.

В чем бы ни заключалось ее дело.

«Я доберусь до Драконьего Клюва, и там буду жить в тепле, — пообещала себе она. — И там будет герцог, который обо мне позаботится. Локкен сказал, что так будет».

Она гадала, окажется ли герцог Энли таким, как Локкен, будет ли Драконий Клюв похож на Гот. Она обожала Гот. Город-крепость был чудесным местом, где она прожила целый год — это было как праздник. Как это было непохоже на военные лаборатории и ужасных женщин, которые ее растили! Однако Лорла знала, что у всего этого была цель. Она была кем-то очень особым. В лабораториях очень любили слово «предназначение». Лорле говорили, что у нее есть предназначение, и при мысли об этом девочка выпрямлялась в седле. Какие бы планы ни предназначил для нее господин, она его не подведет.

Однако ее мысли вскоре отвлеклись на другое. В Готе были другие дети, с которыми она могла общаться, и хотя разумом она была намного старше их, ей их не хватало. Она гадала, есть ли дети в Драконьем Клюве. Может, мальчик ее возраста…

Лорла оборвала свои грезы и резко выговорила себе за мечтательность. Ее возраста! Что это, в сущности, должно означать? Она легко могла подсчитать годы, но этот подсчет терял смысл, как только она смотрела на свое остановившееся в росте тело.

«Прекрати!» — приказала она себе. Ей нужно собраться — так, как ее научили. Она реагирует на холод. Ее предупреждали, что так может получиться. Она заставила себя отбросить фантазии и начала отогревать пальцы дыханием. Ей хотелось остановиться и разжечь костер, но был еще день, и впереди их ждал долгий путь. Дэвн сказал, что они могут к сумеркам добраться до Драконьего Клюва.

— Горячий чай, — пробормотала она. — Горячий, с медом. И хлеб.

Она рассмеялась. Можно придумать еду и получше. Она представила себе накрытый пиршественный стол в зале из теплого дерева с пылающим жарким очагом. Лорла тихо вздохнула, радуясь этой игре. Несмотря на возраст, она сохранила детское воображение, хотя и ощущала пробуждение ума и тела: в этом возрасте у большинства девочек уже наступает созревание. Тело Лорлы было слишком неразвито, чтобы вступить в женский цикл, но кое-какие любопытные особенности у него были. Ей снова вспомнилось, что говорили в лаборатории: она — особенная.

К великому огорчению Лорлы, той ночью они не добрались до Драконьего Клюва. Солнце скрылось за густыми облаками, ускорив наступление сумерек, так что пришлось найти место для ночлега у дороги. Дэвн тесаком расчистил место среди кустарника, а потом заставил лошадей затоптать высокую сухую траву. Он разжег костер — на этот раз большой, Лорла настояла на этом — и приготовил ужин из хлеба и сухой колбасы, деликатеса, который он купил в последней деревне. Поскольку Драконий Клюв был уже рядом, они не экономили, а поели досыта, и Лорла крепко проспала до утра.