Праведники Меча, стр. 80

— Я знал, что вам нужен путь в Лисский архипелаг. И когда мы отправились к Казархуну, то начали искать лисскую шхуну. Достаточно скоро она нам попалась — недалеко от острова Кроут. — Он посуровел. — Я бросал за борт ее команду по одному человеку. Когда это не подействовало, я начал обрабатывать ножом одного из помощников капитана. Когда я отрезал ему пальцы, он решил мне помогать.

— Ты это сделал? Касрин пожал плечами.

— Только на левой руке. Правая ему была нужна, чтобы нарисовать карту.

Никабар расхохотался, довольный услышанным.

— Ну, ты отличился, Касрин! Я тобой горжусь.

— Правда? — спросил Касрин. — Я этого и добивался. Я стал другим, сэр, клянусь вам. Я решил, что если смогу вам это доказать...

— И доказал, капитан — тысячу раз доказал! — Адмирал обхватил Касрина рукой за плечи. Это было, как оказаться в кольцах ядовитого питона. — Чудесная новость! Теперь я смогу показать эту карту тем остальным трусам и показать им, что мы можем сделать!

— Остальным? О нет, сэр. Думаю, это было бы неразумно.

— Что?! Это еще почему?

Касрин сказал все так, как было отрепетировано:

— Ну, видите ли, пролив Змея очень узкий. — Он снова проследил его по карте. — До Каралона по проливу приходится плыть довольно долго. Есть много шансов оказаться замеченными раньше, чем мы доберемся до острова и его захватим. А места для поворота там нет. Мы можем в него войти, но если что-то пойдет не так, выйти из него мы не сможем. Единственный способ повернуть — это доплыть до острова и его обогнуть. Если мы введем туда слишком много кораблей, появится риск затора. Мы окажемся там в ловушке.

— Но нас там не ожидают, — возразил Никабар. — Взяв больше кораблей, мы сможем защититься.

— Извините, адмирал, но я с вами не согласен, — ответил Касрин. Он предвидел возражения Никабара и приготовил контраргументы. — «Бесстрашный» слишком велик, чтобы его присутствие можно было скрыть. И если они начнут обстреливать нас с этих холмов... — он продемонстрировал Никабару высокие обрывы, окружающие пролив, -... то мы не сможем ответить на их огонь. Не сможем, потому что будет риск попасть в свои корабли.

Никабар погладил подбородок.

— Проклятие, ты принес мне крепкий орешек, Касрин! Что ты предлагаешь?

— Я видел здесь на якоре около дюжины кораблей, правильно?

— Да. И, к сожалению, это все.

— Ну, тогда слушайте. — Касрин снова обратился к карте. — Пролив Змея представляет собой часть дельты. Вот так мы туда войдем. Надо будет воспользоваться высоким приливом — он позволит нам дрейфовать на юг. Теперь, взяв только «Бесстрашного» и «Владыку», мы сможем добраться до Каралона. Мы сможем захватить этот остров сами.

— Для чего? Что такого особенного есть на Каралоне?

— А! Вот это — самое лучшее, — отозвался Касрин с сатанинской усмешкой. — Там учебный лагерь. И при том не только для моряков, но и для сухопутных войск. Там готовят такие же отряды, как те, что захватили Кроут. Если мы захватим остров, то сможем их уничтожить.

— А почему ты решил, будто мы сможем захватить остров? Если это учебный лагерь, там должны быть и пушки, которые бы защищали подходы к нему.

— Нет, никаких пушек там нет. Никаких пушек, никаких оборонительных сооружений — потому что они не ждут нападения. И взяв в заложники этих недоученных вояк, держа их под дулами огнеметов... Ну, вы только представьте себе это!

Никабар это себе представил. План был жестоким и привлекал адмирала именно тем, что включал в себя гибель тысячи лиссцев. Почувствовав, что держит Никабара на крючке, Касрин решил дернуть за леску.

— Все получится, — решительно заявил он. — Если мы возьмем всего два корабля, то сможем захватить тот остров, взять заложников и поставить Лисс на колени. И тогда «Черный Город» и остальные корабли могут зайти в пролив со следующим приливом. Они будут стоять в виду берега и ждать. — Касрин затаил дыхание, словно решался самый важный вопрос в его жизни. — Что скажете, адмирал? Вы это сделаете? Вы позволите мне плыть с вами?

Никабар проницательно прищурился.

— Это для тебя очень важно, да?

— Да, — признался Касрин. — Очень.

— Почему?

Касрин сказал Никабару то, что адмирал хотел от него услышать:

— Потому что я был не прав. И потому что я — капитан Черного флота. Мне не нравится, когда меня называют трусом, адмирал. И теперь я хочу доказать, что это неправда. Не только вам, но и всем тем, кто надо мной потешается — даже сейчас, пока мы с вами разговариваем. Вот почему я сюда приплыл. Вот почему я добыл для вас эту карту. Пожалуйста, не отказывайте мне!

Широкая и теплая улыбка появилась на лице Никабара. Он обнял Касрина обеими руками.

— Хорошая работа, друг мой! — объявил он. — Я тобой горжусь.

Касрин неподвижно стоял в объятиях Никабара. Он не мог ответить на это проявление симпатии, не мог даже насладиться сладостью победы. Теперь он заманит своего прежнего кумира к месту его гибели. И хотя тот более чем заслуживал смерти, Касрин необычайно остро чувствовал, что стал предателем.

20

Во время касады — главного религиозного праздника дролов — Люсел-Лор менялся полностью. В этот день мира никто не сражался — тем более Пракстин-Тар. Касада была великим праздником Весны, моментом, когда положено было особо почтить Лорриса и Прис. Подавалось щедрое угощение и питье, а искусники — священники дролов — переходили из города в город, объявляя о благости богов и щедрости небес. Дети плели церемониальные гирлянды, а женщины надевали платья из ярчайших тканей, говоривших о том, что мир расцветает. На всех территориях Люсел-Лора, какими бы ни были верования местного военачальника, люди устраивали празднества.

Для Ричиуса Вэнтрана, который не был ни дролом, ни трийцем, священный день был днем отдыха. Это была его третья касада с момента возвращения в Люсел-Лор, и каждая следующая получалась лучше предыдущей. Хотя в этот день крепость по-прежнему оставалась в окружении войск Пракстин-Тара, Ричиус был твердо намерен радоваться празднику и не испортить его для Шани. Его дочери было уже два года — она достаточно выросла и могла начать усваивать культуру и обычаи своего народа. Она быстро росла — как и остальные дети, запертые в Фалиндаре. Ричиусу отчаянно хотелось, чтобы она вела нормальную жизнь, несмотря на войска, окружавшие цитадель.

В центре большого зала Фалиндара, где стены сверкали от серебра и бронзы, а своды поднимались до самого неба, Ричиус сидел, скрестив ноги, и качал на коленях Шани. Рядом с ним сидела Дьяна, казавшаяся особенно прекрасной в изумрудном наряде. Со смягчившимся взглядом она слушала речь Люсилера. В зале собралось множество народа — воины, женщины и крестьяне, пришедшие в цитадель, чтобы укрыться от захватчиков. Дети сидели вместе с родителями. Как только зазвучал голос Люсилера, все затихли. Уже наступил полдень, но основное веселье могло начаться только после положенного по обряду благословения. Люсилер, который был почти неверующим, весело улыбался, обращаясь к собравшимся. Впервые за много недель он казался по-настоящему счастливым. Ричиус наклонился к Дьяне и поцеловал ее.

— Посмотри на него! — прошептал он жене. — Великолепно выглядит, правда?

Дьяна взяла его за руку. Она тоже была счастлива — не только из-за праздника, но и потому, что на этот день Пракстин-Тар объявил перемирие.

— Он просто чудесный, — согласилась она. — Дети в нем души не чают.

Это было совершенно очевидно. Дети Фалиндара привязались к Люсилеру, словно к отцу — они любили его даже больше, чем раньше самого Тарна. Люсилер был их героем, их спасителем.

Сейчас Люсилер рассказывал им историю Лорриса и Прис. Этот рассказ повторялся на каждом праздновании касады, в каждом городе и деревне Люсел-Лора. В нем говорилось об этих божествах и о том, как прежде они были смертными и трагически погибли. Стоявший на возвышении Люсилер казался актером.

— Но злобный Праду обманул Лорриса, — громовым голосом объявил Люсилер. — Он вовсе не был Викрином!