Очи бога, стр. 54

Акила далеко убежал от крепости, но слышал стоны умирающих. Он бежал, пока легкие не начали гореть, а ноги не покрылись волдырями, а потом, когда не смог больше бежать, то упал на холме в виду крепости. Он пролежал так четыре часа, покрытый кровью Мора. Он плакал, наблюдая битву, словно во сне. Наконец, все было кончено. Солнце стояло высоко в небе, и он увидел Хогона и Раксора, выходящими из ворот. Норване убегали. Без еды, оружия и лошадей, они попытаются скрыться в Норворе. Но его нимало это не волновало. Он слышал, как зовет Брек, но не отвечал. Брек все-таки обнаружил его, сидящего одиноко среди камней. Акила обхватил руками колени.

— Милорд? — обеспокоенно спросил Брек.

Акила не отвечал. Глаза его безжизненно блестели.

Голос Брека стал мягче.

— Акила? Вы в порядке?

— Вы победили, — отвечал король. На залитом слезами лице появилась робкая улыбка. — Я видел отсюда.

— Да. — Брек сделал шаг ближе. Его меч и волосы были в крови, но сам он был цел и невредим. — Милорд, почему вы не отвечали, когда я звал?

Акила пожал плечами.

— Не знаю. — Он поднял руку, запачканную кровью. — Она никогда не исчезнет. Я пытался, но не мог стереть ее.

Брек опустился на колени рядом с ним.

— Ох, Акила, — вздохнул он. — Не волнуйтесь. Вы в порядке.

— Я? — удивился Акила. — Почему бы мне не быть в порядке?

— Я волновался за вас. Говорил же я вам не делать этого. Вы ведь не кровавый убийца!

— Почему ты так на меня смотришь? Сказал же я, все нормально!

Но даже сам Акила знал, что это не так. Когда он убил старого короля Мора, что-то в нем оборвалось.

— Нам нужно вернуться в Лиирию. Я должен увидеть Кассандру. Собираюсь сообщить ей, как мы захватили крепость. — И он робко улыбнулся.

Брек взял Акилу за руку и мягко поднял на ноги.

— Хорошо, милорд. Поедем домой.

19

Пустыня, как быстро понял Лукьен, была местом миражей.

Каждый день, едва вставало солнце, ветер начинал двигать пески, создавая песчаные водоемы, отражающие солнце. Дюны шевелились, будто живые, вдалеке звенели песчаные бури, предупреждая о своем приближении. Здесь не было ни деревьев, ни облаков, только редкие кактусы, спасающие от жажды. Солнце постоянно жгло, немилосердно обрушиваясь на головы караванщиков. Скорпионы и ящерицы сновали между камней; иногда на пути попадались высохшие кости несчастного дроваса. Время текло неспешно, переливаясь, словно тягучий сироп, и в этом великом ничто тонули мысли.

За пять дней пути лирийцы вполне свыклись с оцепенелостью пустыни. Как это ни удивительно, путешествие близилось к концу. Вожак каравана Джебел сказал, что Джадор уже недалеко, может быть, в полудне пути, а то и меньше. Но хорошие новости почти не сказались на настроении Лукьена и его спутников. Несмотря на гака и головные повязки, они ощущали, как горит незащищенная кожа рук и вокруг глаз. Старый Фиггис больше не болтал, да и Трагер открывал рот, только чтобы изрыгнуть проклятия в адрес жары. Лукьен знал, что нужно достичь Джадора как можно скорее, дабы не погибнуть от солнечного удара. Они не хотели ни воды, ни укрытия в виде кибиток; только жаждали, чтобы изнуряющие пески поскорее закончились.

Лукьен держался, позволяя Джебелу и Фиггису ехать впереди. Трагер замыкал процессию. После пяти дней он все еще не научился справляться со своим злобным дровасом и сейчас пыхтел, пытаясь заставить животное слушаться. Лукьену удалось привыкнуть к своему чудищу, хотя спина и болела от тряски. Он назвал дроваса Миражом — в честь сверкающих на горизонте видений. Животное, похоже, уже знало свое имя и беспрекословно слушалось команд. К собственному удивлению, Лукьен даже полюбил бессловесного компаньона. Дровасы гораздо больше подходили для похода через пустыню, нежели лошади. Они сильны, могут при необходимости быстро двигаться и, по словам Джебела, самки дают отличное молоко, которое можно пить. Лукьен уже пробовал молоко дровасов и нашел его отвратительным, но меньше восхищаться животными от этого не стал.

В полдень, солнце стояло в зените, Лукьен замотал лицо повязкой. Пот катился по телу под гака. В кибитке рядом с ним Кахра и две ее младшие сестры лениво покачивались в ритме движения каравана. Кахра не была похожа на сестер. Она старшая из детей Джебела, и любовь к свободе делала ее разговорчивой. Она уже замучила Фиггиса вопросами о Лиирии и северных землях, удивляя путников свободным владением их языком. Джебел объяснил, что все его дети говорят на этом языке, ведь они торговцы: им нужно общаться. Кахра обладала удивительным чувством языка. Мнение о том, что люди пустыни невозмутимы, плохо сочеталось с ней.

— Лукьена мучает жажда, — объявила она. Она выбрала странный способ адресоваться к нему, но он привык. — Воды?

— Да, — ответил Лукьен. Он наклонился к кибитке, стараясь избегать ее широких колес. Кахра велела сестре Миве достать мех с водой. Младшая повиновалась, с улыбкой подавая ему сосуд. — Спасибо, — поблагодарил Лукьен, затем вытер лицо и сделал скупой глоток. Вода была прохладной, он едва смог остановиться. Но закрыл мех и передал его обратно Миве. Ни Мива, ни сестры сами не пили.

— Ваш отец говорит, завтра будет Джадор, — заговорил Лукьен, обматывая лицо повязкой.

— Или раньше, — отозвалась Кахра. Она продолжала наблюдать за ним.

— К ночи?

— Возможно.

Лукьен посмотрел вперед. Там не было ничего, кроме нескончаемых песков.

— Я бы все-таки сказал, завтра.

Кахра хихикнула:

— Пустыня дурачит вас. Так что ни на что не рассчитывайте. Джадор может быть прямо перед нами, но пустыня спрячет его.

Кибитка защищала от палящего солнца, поэтому на девушке не было головной повязки, и волосы густой волной рассыпались по плечам. Она все больше и больше напоминала Лукьену Кассандру.

— Вы такой странный, — произнесла она. — Говорите не так, как старик.

— Имеете в виду Фиггиса? Да, как Фиггис, не говорит никто. Его невозможно заставить замолчать.

— Вы тихий, как и вон тот, — Кахра украдкой бросила взгляд на Трагера. — У него вид, как будто он объелся кислого винограда.

Лукьен кивнул:

— Таков наш Трагер.

— Вы друг друга не любите. Почему? — Кахра наклонилась поближе.

— Это длинная история, девушка, и не особенно интересная.

— Он зовет вас капитаном. Он ваш слуга?

— Что-то вроде этого, — пояснил Лукьен. — Он служит под моим началом, в отряде королевских гвардейцев.

— В Лиирии! — живо отреагировала Кахра. — Фиггис рассказывал мне о Лиирии. Говорит, ваш король — великий человек, хочет мира во всем мире. Поэтому-то вы и идете в Джадор, верно?

Лукьен ненавидел себя за ложь, но произнес:

— Да, это так. Мы эмиссары нашего короля.

Кахра с трудом выговорила:

— Эм-а-се-ры?

— Эмиссары, — поправил Лукьен. — Считайте — друзья. Собираемся стать друзьями Джадора. — Он показал на мешки, висящие на шее верблюда. — Везем подарки кагану и кагане, дабы показать им наши дружественные намерения.

— Ваш король великодушен, — сказала Кахра. — Расскажите о нем. Нам всем интересно.

Мива и другая девочка, Йилена, придвинулись поближе.

— О чем вы хотите знать? — спросил Лукьен.

— Хотим историю.

— Что?

Кахра улыбнулась.

— Ганджисы — народ историй. Мы рассказываем историю нашей страны в маленьких рассказах-притчах. Так что расскажите нам о своем короле и его истории. Если он великий король, значит, и история у него великая.

Лукьен подумал минутку. Был ли Акила великим королем? Пожалуй, великим гуманистом — это да, но правил он Лиирией слишком короткий срок, чтобы зваться великим правителем.

— Про Акилу нет историй. Я знаю его всю жизнь, но не могу вспомнить ни одной.

— Так это и есть история, — не согласилась с ним Кахра. — Вы и он, вместе. Если вы знаете его всю жизнь, тогда это и его история, и ваша. Расскажите ее нам. Это поможет скоротать время.

Лукьен согласился. Он поведал об Акиле, о том, как тот стал добрым человеком, видящим Лиирию широким взором, человеком мира и справедливости. Рассказал про встречу на улицах Кота. Кахра и ее сестры слушали, как зачарованные, о том, как Лукьен рос в Лайонкипе и стал стражем при короле Балаке, братом Акиле, как они вместе учились в военной школе. Лукьен похвастался солдатскими подвигами. Оценки у него были почти такие же, как у Трагера, но он был лучшим солдатом в бою, вот почему сейчас он капитан королевских гвардейцев. Кахра улыбнулась, но позволила Лукьену продолжать, и почти целый час он развлекал их сказками о войне и солдатской доле, о дружбе с Акилой, порой бурной, но не уставал повторять, что они действительно, действительно очень любят друг друга.