Толя-Трилли, стр. 1
ТОЛЯ-ТРИЛЛИ
Толя ясно слышал, как папа в соседней комнате говорил маме:
— Два года толкуем, Зина! Это ж не народнохозяйственная проблема — парнишку постричь… Оставь! Ничего я даже и слушать не желаю.
Но мама ему всё-таки что-то сказала. Что — Толя не разобрал. А папа отвечал ей громко. Он сказал, что скоро наступит летняя жара, и постучал ногтем по стеклу большого старого барометра. Мама, показалось Толе, вздохнула: должно быть, стрелка приблизилась к слову «сушь».
— Но важнее другое… — продолжал папа. — Ты не задумывалась на досуге, почему Толя так капризен?
— У меня нет досуга, — коротко отозвалась мама.
— A у меня, — заметил папа, повышая голос, — сложилось определённое мнение!
И он объяснил маме, что Толя капризен, как девчонка, оттого, что выглядит, как девчонка. После стрижки, лишившись кудрей, Толя увидит в зеркале, что он мужчина, и, конечно, переменится.
— Очень хорошо, — произнесла мама тем особенным безропотным тоном, от которого папа всегда вскипал. (Он не выносил затаённого несогласия.) — Пожалуйста.
Через минуту она объявила сыну, что они сейчас же отправятся в парикмахерскую.
— И, пожалуйста, в мужскую цирюльню на углу, — напутствовал папа, не замечая на этот раз маминого тона, — а не в какой-нибудь дамский зал, где им залюбуются да ещё завьют, пожалуй…
По дороге в парикмахерскую мама поглядывала на Толю так, точно ей предстояло вот-вот надолго с ним расстаться, и всё больше замедляла шаги. А Толя шёл как ни в чём не бывало и даже тянул за собой маму, которая держала его за руку. Он не прочь был расстаться с кудрями — очень уж из-за них дразнили в последнее время ребята во дворе. Толю тревожил немного один только вопрос.
— Мама, — сказал он смиренно и чуть-чуть жалобно, — а ты не будешь любить меня, стриженого, меньше?..
И, когда мама, подхватив семилетнего сына на руки, на мгновение крепко, как маленького, прижала его к себе, Толя совершенно успокоился. Он соскользнул на тротуар и зашагал быстрее.
Спеша за ним, мама радовалась, что со стрижкой всё обходится так гладко, без скандала. Она всегда радовалась и удивлялась, если Толя не капризничал.
Она восхищалась, когда он обедал с аппетитом, когда он, идя с нею по улице, не требовал, чтоб они немедленно повернули в обратную сторону, когда, умытый перед сном, не кричал, что хочет в гости или в кукольный театр…
Неизвестно, каким стал бы Толя после стрижки: в десяти шагах от угловой парикмахерской ему и маме преградила дорогу высокая, с круглым лицом незнакомая девушка в новеньком тёмно-синем рабочем комбинезоне. Она изумлённо воззрилась на Толю, вдруг вскричала:
— Это он! — и замахала руками, словно призывая на подмогу.
Подбежала ещё одна девушка и молча уставилась на Толю. Первая тронула её за локоть и воскликнула, просияв:
— Посчастливилось! Просто находка! Тот, кого искали! Да, Майя Георгиевна?
Майя Георгиевна, вторая девушка, невысокая, худенькая, нёсшая в руке, точно лукошко, опрокинутую соломенную шляпу, к которой была пришита белая резинка, ответила ей, продолжая смотреть на Толю:
— Возможно, возможно… Нужно будет, конечно, сделать пробу. Завтра, я думаю… Простите, это ваш сын?.. — спросила она, улыбнувшись и поклонившись Толиной маме.
— Мой.
К таким вопросам мама привыкла. Их задавали ей в скверах, иногда на улице. Узнав, что это её сын, некоторые спрашивали ещё:
«А это мальчик?»
И она терпеливо подтверждала:
«Да, это мальчик. Это такой мальчик».
— Видите ли, — сказала Майя Георгиевна, — у нас к вашему сыну интерес далеко не праздный. Скорее, сугубо деловой. Ваш сын… как тебя зовут? Толя?.. типажно… ну, по внешним данным Толя очень подходит на одну роль в картине, которую нам предстоит снимать. Разумеется, надо будет сделать пробу, а там, возможно, мы будем вас просить… — Она не договорила. — Когда можно будет снять пробу, Галина Михайловна?
— Завтра, Майя Георгиевна, — отозвалась круглолицая девушка. — Завтра с утра снимем. Только, может… — Галина Михайловна наклонилась к уху Майи Георгиевны и докончила фразу вполголоса. Та кивнула, соглашаясь.
— Так вот, — сказала затем Галина Михайловна Толиной маме, — было бы очень желательно, чтоб перед пробой, лучше всего сегодня, вы зашли с Толей в парикмахерскую и…
— Постричься? — догадался Толя.
Все, кроме мамы, дружно рассмеялись, точно он сказал что-то очень смешное.
— Ни в коем случае! — сказала Майя Георгиевна. — Толя нам нужен с локонами, такой вот… — Она запнулась. — Словом, такой, какой есть. Единственное, о чём мы просим, — зайдите с ним в парикмахерскую…
«А зачем в парикмахерскую, если не стричься?..» — успел подумать Толя.
— …и попросите придать его волосам более светлый оттенок — не золотистый, а просто более светлый.
Это несложно. А завтра утром мы будем ждать вас на кино-фабрике.
…Едва мама и Толя, вернувшись домой, переступили порог, папа из глубины квартиры нетерпеливо осведомился:
— Постригли?
— Покрасили! — восторженно крикнул Толя.
— Как видишь… — сказала упавшим голосом мама.
И, в самом деле, папа увидел, — было на что посмотреть.
Мало того, что Толина шевелюра осталась в целости. Мало того, что кудрей как будто даже прибавилось. Непостижимым образом черноволосый сын стал белокурым и теперь больше прежнего походил на девчонку!..
С минуту папа стоял неподвижно, пристально его разглядывая. Все трое молчали. Затем папа нервно схватил садовые ножницы. И только тогда, отпрянув к дверям, заслонив собой сына, мама закричала:
— Одну минутку! Наш Толя будет сниматься в кино…
На кинофабрике, которая оказалась снаружи обыкновенным трёхэтажным домом, Толю с мамой встретили вчерашние знакомые и, помимо них, ещё три человека.
Молодая женщина в пышной, до пола, юбке колоколом, каких Толя ни на ком не видел, с огромным веером из белых мягких перьев, закруглённых сверху.
Худая пожилая дама с высокой, затейливо причёсанной и вместе с тем реденькой шевелюрой, — эта дама, когда Толя вошёл, поднесла к глазам странного вида очки: без дужек, но с прикреплённой к оправе бронзовой палочкой, за которую она их и держала, точно театральный бинокль. (Позже Толя узнал, что это не очки, а лорнет и что лорнетами пользовались лет сорок назад.)
Наконец, третьим был сутуловатый старик в куцем пиджаке с короткими истрёпанными рукавами, в заплатанных мятых штанах и стоптанных башмаках на босу ногу.
— Этот и будет, значит, блажной мальчишка? — спросил старик, внимательно и весело оглядывая Толю.
Удивительно: и обе женщины и старик выглядели необычно, на улице таких людей определённо нельзя было встретить, но если относительно женщин Толя сразу же решил, что обе ряженые, то старика он не мог разгадать. Может быть, это был артист, а может быть, сторож, зашедший поглазеть на мальчика, которого будут снимать в кино.
— Настоящий Трилли! — говорил старик, кивая на Толю. — Ежели чего захочет — поню ли живую, лодку ли всамделишную, — подавай ему сей же момент! Вот убедитесь, Майя Георгиевна, норов у него подходящий — уж я по физиономии вижу. И кудри, ясно, тоже…
Должно быть, откуда-то старику было известно, какой у Толи характер, но непонятно, почему он считал его «подходящим». Для чего?.. Толя не мог смекнуть, в чём тут дело, как не понимал, говорит старик серьезно или шутливо, кто такой Трилли и кто, в конце концов, сам старик… Он растерялся и, тронув маму за руку, вопросительно на неё посмотрел.