Дорога на Рейншедоу, стр. 13

– Об этом действительно преждевременно говорить. Слушай, мам, я... мне пора.

Люси понимала, что мать пытается помочь. Но подобные беседы никогда не давались им легко. Они свободно разговаривали о вещах не слишком важных, но как только переходили к более серьёзным вопросам, мать считала себя обязанной поучать дочь, что думать и чувствовать. В результате Люси охотнее предпочитала делиться подробностями личной жизни с подругами, нежели с родными.

– Ты думаешь, я не понимаю, что ты чувствуешь, Люси, – проговорила мать. – Но я понимаю.

– Понимаешь? – в ожидании, пока мать продолжит, Люси остановила взгляд на картине Мунка «Танец жизни» [15]. На полотне несколько пар танцевали летней ночью. Но две женщины стояли в одиночестве. Та, что слева, была одета в белое и казалась невинной и полной надежд. Справа застыла женщина постарше, одетая в чёрное, в её напряжённой позе угадывалась горечь неудавшейся любви.

– До того, как выйти замуж, – произнесла мать, – я встречалась с одним человеком. Я очень его любила, но однажды он сказал, что полюбил мою лучшую подругу.

Мать ещё никогда не делилась ничем подобным. Люси стиснула телефонную трубку, не в силах издать ни звука.

– Мне было невыносимо больно. У меня случился... пожалуй, это можно назвать нервным срывом. Никогда не забуду того чувства – когда нет сил выбраться из постели. На душе так тяжело, что ты не в состоянии даже пошевелиться.

– Мне очень жаль, – утешающе проговорила Люси. – Трудно представить, что ты пережила такое. Наверное, это было ужасно.

– Самое ужасное состояло в том, что я одновременно потеряла и парня, и лучшую подругу. Думаю, они оба жалели о той боли, которую мне причинили, но они так любили друг друга, что остальное не имело значения. Они поженились. Позже бывшая подруга попросила у меня прощения, и я сказала, что прощаю.

– Но простила ли? – не удержалась от вопроса Люси.

Ответом был горький смешок.

– Я произнесла нужные слова. На большее меня не хватило. Но потом я радовалась, что нашла в себе на это силы, потому что примерно через год после свадьбы она умерла от болезни Лу Герига [16].

– А что случилось с парнем? Вы общались после?

– Можно и так сказать, – голос матери неожиданно стал тихим и невыразительным. – В конце концов я вышла за него замуж и родила двух дочерей.

Открытие заставило глаза Люси изумленно распахнуться. Она и не знала, что отец уже был однажды женат. Что он любил и потерял другую женщину. Неужели в этом и заключалась причина его вечной отстранённости? Сколько же еще семейных тайн скрыто в родительском сердце?

– Почему ты рассказала мне об этом сейчас? – с трудом выдавила Люси.

– Я вышла замуж за Филипа потому, что всё ещё любила его, хотя и знала, что он не дорожит мной в той же мере. Он вернулся ко мне потому, что горевал и страдал от одиночества, и нуждался в чьём-то участии. Но это не то же самое, что любовь.

– Он любит тебя, – возразила Люси.

– По-своему. И у нас удачный брак. Но я всю жизнь провела с мыслью о том, что оставалась для него вторым номером. Никогда не пожелала бы тебе того же. Хочу, чтобы ты нашла себе мужчину, для которого станешь светом в окошке.

– Не думаю, что такой существует.

– Существует. И ещё Люси: даже если ты сказала «да» не тому человеку, надеюсь, это не заставит тебя сказать «нет» настоящей любви.

Глава 6

После двух месяцев обитания в «Приюте художника» Люси сократила список рассматриваемых ею квартир, но с каждой из оставшихся хоть что-нибудь, да было не так. Одна расположена у чёрта на куличках, вторая слишком дорогая, третья – угнетающе тёмная, ну и так далее. Решение можно было бы принять и побыстрее, но Джастина и Цое уговаривали Люси не спешить.

Ей хорошо жилось у Хоффманов. Их общество служило прекрасным противоядием от хандры, нахлынувшей на неё после разрыва с Кевином. Всякий раз, когда накатывала тоска или одиночество, Люси могла составить Цое компанию на кухне или пробежаться с Джастиной – рядом с нею, с её солёными шутками и безудержной энергией, места унынию почти не оставалось.

– У меня на примете есть один отличный парень, как раз для вас, – объявила однажды Джастина, когда они все вместе готовили гостиницу к ежемесячному вечеру тихого чтения. Первоначально идея принадлежала Цое. Каждый, желающий может приносить с собой свои любимые книги или выбирать, что почитать, из гостиничной библиотеки. Гости удобно расположатся на широких мягких диванах или креслах в большой общей комнате на нижнем этаже, будут пить вино, закусывать сыром и читать про себя. Джастина сперва насмехалась над этой затеей: “Зачем кому-то куда-то идти, чтобы почитать, если с тем же успехом можно делать это и дома?”. Но Цое продолжала настаивать, и результат превзошёл все ожидания: длинные очереди выстраивались перед парадной дверью даже в плохую погоду.

– Я наметила его для тебя, Люси, – продолжала Джастина, – но Цое дольше обходится без парня. Это как очередь в больнице – сначала те, чьё состояние тяжелее.

Ставя поднос с сыром на громадный старинный буфет в общей комнате, Цое покачала головой:

– Мне не нужна помощь. В конце концов, я кого-нибудь встречу, когда придёт время. Почему ты не хочешь, чтобы всё шло своим чередом?

– Своим чередом всё идёт очень долго, – отвечала Джастина, – а тебе пора начать снова выходить в люди. А то уже наблюдаются симптомы.

– Это какие же, например? – поинтересовалась Цое.

– Прежде всего, ты слишком много времени проводишь с Байроном. Он совершенно избалован.

Почти весь досуг Цое посвящала своему персидскому коту, у которого имелись туалет, обшитый панелями красного дерева, ошейники со стразами и ложе из синего бархата. Байрона регулярно купали и прихорашивали, а свой специально разработанный кошачий корм он вкушал из фарфоровых блюдец.

– Этот кот живёт лучше, чем я, – продолжала Джастина.

– Украшения у него, безусловно, лучше, – вставила Люси.

Цое нахмурилась:

– Общество кота для меня в любом случае предпочтительнее общения с мужчиной.

Джастина бросила на неё насмешливый взгляд:

– Ты когда-нибудь ходила на свидание с парнем, который отплёвывался бы комками шерсти?

– Нет, но в отличие от мужчин Байрон всегда вовремя является к обеду и никогда не жалуется на мои хождения по магазинам.

– Несмотря на твою слабость к кастратам, – не умолкала Джастина, – я думаю вы бы хорошо поладили с Сэмом. Ты любишь готовить, он делает вино… это естественно.

Цое посмотрела на неё с сомнением:

– Это тот Сэм Нолан, который в начальной школе казался совершенно чокнутым?

Услышав имя, Люси едва не выронила стопку книг. Почти на ощупь она свалила тяжёлые тома на журнальный столик перед обитым цветочной тканью диваном.

– Не так уж он был плох, – запротестовала Джастина.

– Прошу тебя. Он повсюду слонялся, вертя кубик Рубика. Как Голлум, который лелеял своё кольцо [17].

Джастина засмеялась.

– Боже, я это помню.

– И он был такой тощий. Когда дул сильный ветер, нам обычно приходилось его придерживать. Он действительно вырос в привлекательного парня?

– Он вырос в знойного парня, – многозначительно произнесла Джастина.

– Это по-твоему, – возразила Цое, – у нас с тобой на мужчин разные вкусы.

Джастина взглянула на неё озадаченно:

– А Дуэйн, по-твоему, как? Привлекательный?

Цое неловко пожала своими мягкими плечами:

– Трудно сказать. Он весь как будто замаскирован.

– Что ты имеешь в виду?

– За этими бачками размером с чугунную сковороду его лицо невозможно рассмотреть. И потом ещё татуировки.

– Их всего три, – заступилась за Дуэйна Джастина.

– Да у него и другие всякие штучки имеются, – сказала Цое. – Знаешь, чтобы эту книгу прочесть, нужна специальная программа.