Кольцо мечей, стр. 40

— Прошло слишком много времени, и мы слишком многое предоставили мужчинам. Я не уверена, что это так уж хорошо. Служение мужчин — искать врагов. Возможно, они видят врагов там, где врагов нет. В природе мужчин думать об опасности, которая может скрываться в каждой неизвестной ситуации, и, встречая неизвестных, они смотрят, где и какое оружие те прячут. Возможно, это не самый верный подход, и, хотя, бесспорно, обязанность мужчин заниматься твоими мужчинами, заниматься тобой — не их обязанность и не их право. Я собираюсь задать тебе еще вопросы о твоих людях, Перес Анна. Пожалуйста, отвечай прямо. Боюсь, если мы не найдем способа говорить друг с другом, нам не избежать решений, которые сплетут мужчины из подозрений и страха.

Следующие два часа Анна снова рассказывала о жизни на Земле. Переводила почти все время стройная женщина. Иногда Никлас поправлял ее, или они обсуждали оттенки в смысле слов.

Наконец Цей Ама Ул сказала:

— Мне ясно, что старые способы понимать поведение не годятся. Вы слишком уж другие. Мне казалось, я не столкнусь с затруднениями. Я занимаюсь наукой и я изучала вашу культуру, но должна признаться, я растеряна, а, возможно, я боюсь. — Она помолчала, а затем что-то торопливо добавила.

— Женщина Цей Амы говорит, что пугает ее не вооружение человеков. Она хочет, чтобы вы поняли это. Наши мужчины заверили нас, что способны одолеть человечьих мужчин, если те нападут. Но одно дело знать про непонятность в неизмеримой дали, и совсем другое, когда непонятность здесь перед нами.

Переводчица кончила. Цей Ама Ул молчала, и у Анны сложилось впечатление, что она о чем-то размышляет. Наконец она снова заговорила. Перевел Ник:

— Женщина Цей Амы сказала, что получила столько информации, сколько в силах осмыслить за один раз. Ей нужно подумать. Мы можем идти.

Они встали, Цей Ама Ул взглянула на них и сказала что-то напоследок. Ник засмеялся, кивнул и показал на дверь. Анна пошла впереди него. Но в коридоре сразу же спросила:

— А заключительные слова?

— Ул? Она поздравила меня с тем, что я вел себя почти пристойно.

— Она ваш друг? Она ведь называет вас Ники.

— Мы переписываемся. Ее интересует человечество. Мы служим для нее средством сравнения, служим, так сказать, контрольной группой, когда она анализирует историю собственной расы.

Они подошли к ее двери, Анна приложила ладонь к панели. Ник попрощался и ушел.

Войдя, Анна включила голограмму: солнечный день на Риде — 1935Ц. Бухта была синей, холмы золотистыми. Со стороны океана плыли высокие перистые облака. Как их называют? Кошачьи хвосты? Ее инопланетян видно не было, но над станцией и холмом с лагерем летали самолеты. Хварские с веерными крыльями курсировали между бухтой и базой на острове.

Наверное, можно было бы провести тройственное сравнение между землянами, хвархатами и ее инопланетянами в бухте. Необходима ли материальная культура? Что такое язык? Насколько важен секс? Этого материала хватило бы на десятки статей, и из землян только у Никласа было больше информации о хвархатах, чем у нее. Не захочет ли он стать ее соавтором? Пресвятая Дева, использовать то, что он знает о Людях!

Но об этом нечего было и думать. Разве что переговоры увенчаются успехом. В ней пробудилась яростная решимость. Надо сделать все для этого успеха!

12

У меня в кабинете лежала записка. Гварха ушел к себе. Если хочу, то могу присоединиться к нему. Приглашение, а не приказ.

Я отправился к себе и вымылся. Он отпер дверь между нашими комнатами со своей стороны. Я вошел в его большую комнату и увидел голограмму. Пейзаж. Из глубины комнаты лился свет, и я увидел стену, сложенную из серых неотесанных камней, высокую и проломанную. На земле перед стеной валялись обрушившиеся камни. За проломом виднелись деревья с бронзовой листвой, трепетавшей под ветром.

Камни обросли чем-то вроде лишайников, главным образом желтых. Но некоторые отливали серебром, а кое-где проглядывали красные пятна и полоски.

Место было мне знакомо. Я побывал там с Гвархой во время одного из наших посещений его родины. Старинная крепость в глуши на былой границе Эттина. Теперь граница лежит много дальше. Крепость принадлежит к временам, когда род только начал расширять свои владения.

Мы тогда облазили развалины, и Гварха рассказал мне о строителе крепости, своем предке, беспощадно волевом и жестоком. За время его главенства род Эттинов увеличился более чем вдвое. Два других рода были уничтожены — мужчины перебиты, женщины и дети ассимилированы. Ничто не влияло на этого предка, кроме слова матери или старшей сестры. Его родственницы прославились как замечательные политики; чего он не мог осуществить с помощью мечей, они добивались словами. «Какое сочетание!»— воскликнул Гварха.

Весна переходила в лето, и день выдался жаркий. Развалины были нагретыми и пыльными. В конце концов мы спустились к ручью в тени бронзово-алой листвы у подножия крепости. И напились. Потом Гварха сбросил одежду и вошел в воду.

Я остался на берегу. Ручей брал начало в горах, и вода была слишком холодной для меня. Он плескался и бродил по отмели как ребенок, разыскивая камешки, высматривая рыбешек и многоногих тварей. Рыбешек он, естественно, распугал, но сумел-таки схватить нечто длинное, плоское, сегментированное. Каждый сегмент имел пару ножек. «Погляди-ка, Ники! Хорошо, а?»

Тварь извивалась у него в кулаке. Один конец завершался мандибулами, а может быть, клешнями. На другом конце колыхались два длинных усика.

Просто прелесть, ответил я. Тварь продолжала извиваться, и он ее бросил.

Потом ему вздумалось затащить меня в воду. Я, правда, отбился, но порядочно вымок. Мы поднялись по склону во двор крепости, я разложил одежду на камнях сушиться, и мы занялись любовью. Затем Гварха задремал, а я лежал под солнцем, чувствуя рядом его тело, еще влажный мех.

У меня возникло ощущение, что он привел меня сюда не без задней мысли. Даже любовь входила в его планы. Представление для предка: «Вот гляди, где я побывал, старец. В местах, какие тебе и не снились. Смотри, кого я захватил в плен и привез с собой!»

И тут я впал в дремотное состояние, когда сновидение кажется явью. Во дворе крепости был кто-то кроме нас. Я приподнялся и встал на колени. Гварха продолжал лежать рядом и спать.

Передо мной стоял хвархат с мехом, посеребренным годами. На нем была кольчуга, достигавшая колен. На боку висел меч. В руке он держал обнаженный кинжал, и лезвие сверкало в косых лучах предвечернего солнца.

Предок, кто же еще! Он выглядел крайним воплощением физических черт, характерных для Эттинов: невысокий, страшно широкоплечий с толстыми руками и ногами. Темная гривка начиналась на макушке его обнаженной головы. Лицо было широким, плоским и безобразным.

Гварха привстал и сел с испуганным видом.

«Какая в тебе червоточина, малый? — спросил предок на языке Эттина, который я знал, хотя старика понимал с трудом. — Хочешь иметь врага, будь по-твоему. Да рядом с ним не засыпай! Прежде вот как надо». — Он ухватил меня за волосы, запрокинул мне голову и перерезал горло.

Тут я проснулся. И к лучшему. Еще немного — и солнечный ожог был бы мне обеспечен. Гварха спал — проснулся он только в моем сновидении. Я встал и потрогал одежду. Еще не высохла. Тогда я сел в тени у стены, прислонившись спиной к теплым шершавым камням, и ждал так, пока он не перекатился на другой бок и, охнув, не сел на земле. И все это время мне было не по себе, словно старик все еще прятался где-то рядом, сжимая кинжал.

С тех пор прошло много лет, но при виде этой стены я поежился. Псевдолишайники — красные — напоминали цветом запекшуюся кровь. Одной Богине известно, зачем Гвархе понадобилось украшать свою комнату этой голограммой. Я покрутил проектор, пока не нашел пейзаж, более отвечающий моим вкусам: волны с барашками на Круглом озере Эттина. По пенным гребням скользила лодка с красными парусами.

Я сел. Лодка была прогулочной, узкой и быстроходной. Она накренялась под ветром, бьющим в большие красные паруса.