Грегор и тайный знак, стр. 49
Ветер взъерошил ей волосы и отбросил их назад. Необыкновенные фиолетовые глаза ее, широко раскрытые, смотрели на Грегора в упор, ожидая ответа. Она должна была знать, может ли на него рассчитывать.
И он негромко произнес:
— Сделали. Кое-что особенное. Они спасли тебя.
Лицо Люксы просияло.
ГЛАВА 27
Грегор заставил Люксу лечь и попытаться уснуть — ему совсем не хотелось, чтобы она валилась с ног от усталости во время боя. Сначала она сопротивлялась, но он пригрозил, что разбудит Живоглота:
— И ты ведь знаешь, он не заткнется до тех пор, пока ты не свалишься в изнеможении, — предупредил Грегор.
— Ладно-ладно, я лягу, — согласилась Люкса.
Она улеглась рядом с Газардом и Босоножкой, и вскоре Грегор с удовольствием увидел, что она задремала.
Грегор остался дежурить. У него не было часов или каких-то других приспособлений для определения времени. Но это было не важно: у них был Живоглот, а ему часы не нужны. Он проснулся примерно через четыре часа и разбудил всех, кроме Газарда, Босоножки и Картика.
Зубастик стал просыпаться сам, когда начались сборы, и вскоре был на ногах. Узнав о планах, он начал настойчиво требовать, чтобы его взяли в освободительный поход.
— Я должен! Я должен идти! Я должен найти Хиронию! Она будет вам нужна, чтобы разгадать шифр! — твердил он.
— Хирония? Я что-то о ней слышал. Но… ты отправляешься в Регалию! — заявил Живоглот.
Спор продолжался и усиливался, почти перейдя в ссору, но тут вмешался Говард:
— Довольно! Картик прав. Это его семья, его друзья — он имеет право участвовать. Вот только сначала…
И Говард достал из аптечки маленькую красноватую бутылочку, которую Грегор еще никогда не видел, и протянул ее Картику:
— Сначала прими вот это. Это эликсир из лечебных трав, он придаст тебе сил.
Картик тут же сделал большой глоток, несколько раз изумленно моргнул — и рухнул на землю как подкошенный.
— Что ты ему дал? — спросил Грегор.
— Очень сильное снотворное. Мы используем его редко, когда нужно успокоить пациента немедленно и надолго — например, при операциях. Когда надо ногу отрезать или еще какое-нибудь сложное вмешательство, — ответил Говард. — Думаешь, с моей стороны это было нехорошо, да?
— Как раз наоборот, — вмешался Живоглот. — Но с тобой, оказывается, надо держать ухо востро! — шутливо добавил он.
Они уложили Босоножку, Картика, Газарда на спину Ареса, туда же забрался Темп. Грегор помыл свою бутылку и наполнил ее чистой водой, а потом положил ее в рюкзак, рядом с биноклем, клейкой лентой, батарейками и фонариками, он даже вынул свой фонарик из кармана и тоже положил в рюкзак.
Затем повесил рюкзак на плечи Люксе.
— Что это? — удивилась она, когда он начал продевать ее руки в лямки.
Сколько они путешествовали вместе, этот рюкзак всегда был при Грегоре, и никто никогда не покушался на его содержимое.
— Мне он не нужен. А тебе может пригодиться, — сказал Грегор. — Ты ведь в курсе, как батарейки менять в фонариках, да?
— Думаю, да. Но ведь вам нужен свет на обратном пути…
Вместо ответа Грегор взял скипетр Босоножки и нажал на кнопочку:
— У нас есть волшебная палочка, видишь?
Когда они обнялись на прощание, Грегор вдруг почувствовал, что не может разомкнуть объятия. Просто не может — и все.
Но наконец его руки разжались, он обнял Говарда, похлопал по плечу летучих мышей. Кивнул Живоглоту, который терпеть не мог всяких нежностей. И вскарабкался на спину Ареса.
Он оставлял их… всех… Люксу, Живоглота, Найк, Аврору… улетал от них… и была вероятность — и надо сказать, очень большая! — что он больше никого из них не увидит.
— Беги как река, парень, — пожелал Живоглот.
— Высокого вам полета, — ответил Грегор, и все смотрел и смотрел, не отрываясь, на Люксу, пока Арес не улетел уже слишком далеко.
Тогда он лег между Босоножкой и Газардом и обнял их обоих. Темп сидел у него в ногах, приглядывая за Картиком.
Грегор выключил волшебный скипетр, чтобы экономить свет на экстренный случай, и все вокруг сразу погрузилось в полумрак, а по мере их удаления от джунглей темнота сгущалась, и наконец стало совсем темно.
Спать Грегор не мог, хотя и знал, что надо бы. В темноте слух его обострился, иногда он слышал, как шумит неподалеку вода или кричит какое-то животное, но по большей части он слышал звуки, которые исходили от них самих: шум крыльев Ареса, ровное дыхание Босоножки, бормотание Газарда во сне. Грегор даже различал отдельные слова: Талия… мама… тайна…
Тайна.
Слово, которое наполняло Грегора беспокойством.
Как же это мучительно: хранить тайну, знать, что она существует, пытаться ее разгадать и понимать, что тайна ждет тебя впереди — там, в темноте…
А этим летом вообще были сплошные тайны. Шрамы у него на ногах, которые никто в Нью-Йорке не должен был видеть. Тайный полет на курган. Тайный знак косы под телом Чевианы. Ложь Викусу насчет пикника. Зашифрованное в виде песенки пророчество Сандвича. И самая ужасная тайна — то, что крысы задумали сделать с зубастиками.
И вот теперь еще одна тайна ожидала его в Регалии — по крайней мере для Грегора она оставалась тайной: записанное Сандвичем «Пророчество времени».
Но Грегор почему-то думал, что не такая уж это великая тайна, как представляется его друзьям. Никто из них не осмелился рассказать ему про это пророчество, и Грегор догадывался, почему: видимо, в пророчестве была предсказана смерть. Либо его собственная, либо кого-то из тех, кого он очень любит. Ведь даже Живоглот смешался, когда он попросил ему все рассказать.
Теперь в его мысли ворвались новые звуки: когти… крысиные когти… они со злобой шкрябали камни там, внизу. Грегор перевернулся на живот и посмотрел вниз, слегка перегнувшись через крыло Ареса, но, разумеется, ничего не увидел в темноте. Крысы учуяли их присутствие, они учуяли его, Грегора, запах, и теперь в бессильной злобе царапали когтями камень и даже выкрикивали его имя, желая ему смерти. Однако добраться до него они не могли.
Это продолжалось несколько минут, потом все снова стихло.
— Сколько их там? — спросил Грегор.
— Шесть или семь сотен, — ответил Арес.
— Они идут к Регалии или к Огненной земле?
— К Регалии.
— А как ты думаешь, регалианцы знают об этом? — с беспокойством спросил Грегор.
— Не имею понятия, — ответил Арес и замахал крыльями еще быстрее.
Грегор подумал о городе, который совершенно не ожидает вторжения крыс, о людях, о маме, лежащей на больничной койке… и ему показалось, что Арес летит слишком медленно.
Когда они влетели в Высокий зал, стало понятно, что в Регалии никто ничего не знает о готовящемся нападении. У ворот не было ни укреплений, ни дополнительной охраны, а люди в городе занимались своими обычными делами.
Приземлившись, Грегор велел гвардейцам немедленно доставить всех в госпиталь.
— И передайте Викусу, что на город вот-вот нападут грызуны.
Они открыли рты, чтобы задать ему вопрос, но он уже несся по коридору. Колени у него дико болели и подгибались при каждом шаге, но это его не останавливало. Дворец он теперь знал хорошо, и путь до музея занял у него совсем немного времени.
Меч Сандвича покоился на своем обычном месте, все так же заботливо обернутый в шелковую ткань. Похоже, никто не прикасался к нему все это время. Грегор потянулся за мечом, и вдруг взгляд его наткнулся на кое-что знакомое: фотоаппарат миссис Кормаци. Он сам принес его в музей после вечеринки, так что он должен быть исправен. Там же лежала пачка фотографий, которые он сделал. Мама собиралась взять их наверх, домой, и сделать для Газарда специальный альбом.
Он понимал, что время неподходящее — и все же не смог воспротивиться желанию посмотреть карточки. На самом верху лежало фото, на котором Газард и Талия позировали ему, обнявшись. Подумать только — это было всего неделю назад… А кажется — целая жизнь пронеслась с тех пор. Теперь Газард вне себя от горя, а Талия… Талия умерла и лежит в братской могиле вместе с зубастиками. Пятеро его друзей остались в Огненной земле и собираются сколачивать там армию зубастиков. А крысы ворвутся в Регалию уже через несколько часов.