В сетях страсти, стр. 26

– Да, она последовала за мужчиной, за которого потом вышла замуж… У меня лично все началось с того, что я хотел доказать отцу свою независимость и самодостаточность. И потом, его всегда раздражало любое проявление творческих наклонностей, а мама, наоборот, поощряла меня... она художница, и очень хорошая, правда, временами несколько эксцентричная.

– Ты говорил, что отец не одобрял твой выбор, однако…

– Это совсем другое, ты хотела сказать?

– А разве нет?

– Конечно, и во многих отношениях, но, поскольку и в фотографии, и в режиссуре научные знания и технологии соединяются с творчеством, для отца моя профессия сродни рисованию. Он был бы счастливее, если бы я занялся разведением овец, или банковским делом, или юриспруденцией на благо империи Муров.

– Ты нарочно выбрал профессию с риском?

– Пожалуй. Мне было двадцать три, и отцу все еще удавалось бесить меня.

– Тебе было всего двадцать три, когда ты начал снимать фильмы о дикой природе? Ричард утвердительно кивнул.

– Уже тогда дикая природа очаровывала меня, и, вероятно, это был скрытый мотив. После пяти скучных лет в университете я отправился в африканские дебри, полный решимости победить или умереть... и влюбился в Африку... и еще кое-что…

– Пожалуйста, расскажи.

Ричард долго смотрел на нее прищуренными, чуть печальными глазами.

– В могущественных династиях есть нечто удушающее. На тебя всегда давит имя, богатство. Иногда они значат больше, чем ты сам. Например, моего отца всегда волновало одно: подготовить меня и Гарета к управлению его империей. Мы были для него больше наследниками, чем сыновьями… Может, поэтому я покинул дом, не взяв у него денег.

– Ты хочешь сказать, что начал с нуля? Но как?

– Я заработал немного в юридической фирме, где готовил дипломную работу, и подрабатывал фотографией и видеосъемками свадеб, юбилеев и тому подобного.

Луиза откинулась на спинку кресла, лишь сейчас немного расслабившись.

– Ты все еще обижаешься на отца?

– Нет, – улыбнулся Ричард. – Судьба была добра ко мне, а что касается отца... ну, в последнее время его отношение ко мне несколько изменилось. Во-первых, он не одобряет Рослин Уайт и считает, что в конечном итоге у меня оказалось больше здравого смысла, чем у Гарета.

– Понимаю. А во-вторых?

– Теперь он охотно хвастается знаменитым чадом.

– Возвращение блудного сына, – с улыбкой прошептала Луиза.

– Я уверен, что, когда пыль вокруг Гарета уляжется, все вернется на круги своя.

– Звучит немного цинично. Может, он просто смягчается с возрастом?

Ричард помолчал, затем сказал холодно:

– Он также начинает поговаривать о том, что мне пора покончить со страстью к путешествиям и остепениться.

– О нет!

– Не принимай это близко к сердцу. Я не принимаю.

– Не в этом дело, просто…

– Просто что?

– Я... я просто подумала, что... я давлю на тебя, вроде твоего отца... о, черт побери! Забудь. – Тем не менее она продолжила:

– Может быть, мы встретились в очень неудачный момент, хоть это и звучит глупо.

– Нет, если ты серьезно веришь, будто все, что я делаю, я делаю назло отцу.

– А ты... ты уверен, что нет? – нерешительно спросила она.

– Луиза, я абсолютно в этом уверен. А вот ты уверена, что до сих пор не смотришь на меня как на потенциальный объект своей пресловутой благотворительности?

Чувствуя, что краснеет, она отвела взгляд.

– Неужели я создаю такое впечатление?

– Иногда. Конечно, не в постели.

– Это…

– «…несправедливо, Ричард»? Это ты хотела сказать? – с ласковой насмешкой спросил он и встал. – Кстати, о постели, кажется, нам пора спать. С нетерпением ждешь завтрашнего возвращения домой?

Луиза, не шевелясь, смотрела, как он убирает пустые чашки. Перед ужином он переоделся в свои новые джинсы и сине-зеленую клетчатую рубашку и сейчас выглядел чертовски привлекательным. Она вдруг пожалела, что не видела его двадцатитрехлетним мятежником, верившим в свое предназначение и не побоявшимся отказаться от семейных традиций и огромного семейного состояния. Разве удивительно, что он стал одиночкой?

– Луиза…

Его голос вывел ее из оцепенения. Она замигала, увидела, что он стоит перед ней, увидела вопрос в его глазах и попыталась совладать с нахлынувшими чувствами.

«Возможно, я пожалею потом, – думала она, но по крайней мере я сделаю это на своих условиях... то есть я сделаю это гордо и честно... и забуду о стыде и смятении, переполнявших меня в прошлый раз... только смогу ли я это сделать?»

Она очень медленно встала и, судорожно сглотнув, предложила ему остаться.

Ричард явно не ждал ничего подобного.

– Луиза, – наконец сказал он, – это вряд ли…

– ..что-то изменит? Знаю. Я не пытаюсь ничего изменить.

– Я не это хотел сказать.

– Неважно. – Ее тихий голос звучал решительно, она смело смотрела ему в глаза. – Важно только твое доверие. Я понимаю, что не могу изменить тебя, но мне хватит смелости закончить это так, чтобы обрести душевный покой и восстановить хотя бы часть самоуважения.

– Ты не сделала ничего, чтобы поколебать уважение к себе.

Легкая улыбка тронула ее губы.

– Может, ты не знаешь женщин так хорошо, как думаешь, Ричард Мур. А может, я другая. Как бы то ни было, я уважаю тебя и восхищаюсь тобой, и я лучше тебя знаю, что мне необходимо в данный момент. Обещаю, я отпущу тебя, не затаив обиды.

– Послушай, нам повезло в прошлый раз, но только... только два дурака могут надеяться на бесконечное везение.

– Не волнуйся, я не забеременею.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю свой цикл. Мой организм работает как часы, иначе я бы не предложила тебе остаться. – На мгновение в ее позе и взгляде промелькнула Луиза Браун, школьная учительница, а потом она сделала то, что мечтала сделать уже несколько дней.

Она смело подошла к нему, положила голову на его плечо и прошептала:

– Я не знаю, как хорошо у меня получится со сломанной рукой, так что не ожидай слишком многого, но, если ты поможешь мне, Ричард, я постараюсь, чтобы мы были счастливы.

– Дорогая… – Не найдя подходящих слов, он замолчал, но Луиза подняла голову, потянулась к нему губами и сказала:

– Шшш… – и поцеловала его.

Глава 8

Они лежали обнаженные под пуховым одеялом, обнимая друг друга.

– Луиза, – тихо сказал Ричард, погружая пальцы в ее разметавшиеся по подушке волосы.

– Ты никогда не называешь меня «Лу», как мои друзья, – прошептала она.

– Мне нравится «Луиза». Красиво и старомодно… Как твоя рука?

– Нормально. Кажется, я нашла для нее хорошее место.

«Хорошим местом» была талия Ричарда, где ее руке ничто не угрожало.

– Не такой ослепительный фейерверк, как в прошлый раз, но по-своему прекрасно. – Он улыбнулся ей, и она растаяла. – На этот раз мы разговариваем.

Ричард погладил ее плечо, бедро, закинул на себя ее ногу.

– Я бы хотел повторить. Ты не возражаешь?

– Как я могу возражать? – Луиза прижалась грудью к его груди и поцеловала его в шею. – Я умираю от желания, запястье не может этому помешать. – Она улыбнулась ему и замерла, когда он стал ласкать ее грудь, потом откинула голову. Ее тело задрожало, как натянутая тетива. – Ричард, – прошептала она, утопая в наслаждении. – О, Ричард... я умираю... это так прекрасно.

– Для меня почти невыносимо, – возразил он, обнимая ее за плечи и вонзаясь в нее одним сильным движением.

Первобытный ритм любви захватил их. Они оба задышали часто и прерывисто, и она изогнулась навстречу ему, забыв обо всем, кроме него. И когда они одновременно достигли оргазма, она задрожала в его объятиях от восторга, лишившего ее дара речи.

Он тоже, казалось, целую вечность не мог найти слов и молча, с пронзительной нежностью прижимал ее к себе, усталую и удовлетворенную.

– Я был не прав. Насчет фейерверка. Правда? Луиза наконец приподняла голову и попыталась улыбнуться.