Пять плюс три, стр. 1

Аделаида Александровна Котовщикова

Пять плюс три

Пять плюс три - i_001.png

Каприза

Пять плюс три - i_002.png

За распахнутым окном лежало море. Оно было золотое, но с каждой минутой тускнело: солнце уже скрылось за горизонтом. Чёрный кипарис стоял прямо, как часовой на посту. Казалось, он вытянулся здесь, высоченный и стройный, чтобы охранять покой живущих в доме детей. Покой!

Любовь Андреевна высунулась в окно, подставила нежному тёплому воздуху разгорячённые щёки. Ей хотелось обеими руками зажать уши. За её спиной пронзительно звенело:

— Хочу-у-у! Я хочу-у-у! Ба… буш… ке позво… ни-ить… хочу-у-у…

Крики прерывались рыданиями.

Воспитательница обернулась. Зарёванный темноглазый мальчишка ничком лежал на полу, давясь слезами.

Пять плюс три - i_003.png

— А как же мы заснём? — с нарочитым недоумением второклассник Лихов развёл руками. — Не стоит и ложиться.

Мальчики, в трусах и майках, стелили постели. Человек пять уже забрались под одеяло. Двадцать четыре глаза с любопытством поглядывали на воспитательницу.

Всего неделю она у них работает. Прежняя воспитательница уехала. Та была строгая — как прикрикнет! А эта полная пожилая женщина совсем, видно, другая. Лихов сразу определил:

— Наша новая — добрая, тряпка. Живём!

Как «новая» справится с таким неслухом? Упрямиться, капризничать второклассникам случалось, но никто ещё не орал полчаса подряд, валяясь на полу.

Ведь уже тридцать раз Матвейке было сказано: сейчас звонить по телефону бабушке нельзя. Некогда вызывать междугородную. И незачем. Вчера бабушка сама звонила в интернат. Она уже выписалась из больницы, чувствует себя хорошо.

— Ты что же, хочешь, чтобы твоя бабушка опять заболела от волнения? — спросила Любовь Андреевна. — Ведь она испугается внезапного звонка из интерната, да ещё поздно вечером, подумает: вдруг с тобой что-нибудь случилось.

И это она уже говорила. Все мальчики давно поняли, что бабушка испугается. А Матвею хоть бы что! Кричит, ревёт, кулаками по полу колотит.

Как всегда на юге, темнота упала на землю внезапно, кипарис-страж расплылся в густых сумерках. В окне сверкнули первые звёзды.

Любовь Андреевна зажгла электричество. И при ярком свете сразу заметила: один из братьев Окуньковых под одеялом украдкой строгает палочку осколком стекла. Другой Окуньков, посматривая на брата, приноровился скоблить грязную щепку какой-то железкой.

— Прямо на чистую простыню! — Любовь Андреевна отобрала у насупившихся близнецов всё, что было у них в руках, смахнула мусор с постелей. — Вы как пятилетние, честное слово! А ведь после того как вам по пять лет было, ещё три года прошло. Вам уже не пять лет, а пять плюс три — немаленькие!

— Пять плюс три! — засмеялись мальчики.

— У-у-у! — глухо, уткнувшись носом в пол, ревел Матвей. — Хочу-у-у…

— А мне не пять плюс три! — громко заявил Костя Жуков. — Мне уже десять минус два!

И вдруг что-то резко изменилось в комнате. Что такое? A-а, тихо стало…

В неожиданной тишине отчётливо и решительно — трудно было поверить, что этот же голос только что испускал вопли, — прозвучало:

— А мне лет: сто семнадцать плюс двести три, разделить на два. От того, чего получится, отнять сто пятьдесят два. Вот мне сколько лет! Хо-очу-у по-зво-ни-ить! — Матвей завыл с новой силой.

Любовь Андреевна в изнеможении опустилась на стул.

Она отлично понимала: лукавые огоньки в глазах Мити Лихова означают: «Что, не можешь справиться?» Да, очень важно заставить послушаться. Но сейчас ещё важнее успокоить Матвейку. Этот мальчишка на полу вызывал у неё огорчение, досаду, раздражение и — глубокую жалость. В его криках, рыданиях не только «упрямство, каприз, но и тоска, настоящее горе.

Месяца два назад умерла мать мальчика. Отец Матвейки, научный работник, уезжал в экспедицию. Бабушка с сердечной болезнью попала в больницу. Матвея спешно поместили в интернат, когда учебный год уже начался. Дома его, очевидно, баловали. Внезапно он оказался оторванным от всего родного…

— Хотите, побьём его, чтобы перестал? — снисходительно предложил Лихов.

Любовь Андреевна устало отмахнулась.

Маленький Воронков прыгал на коленях по кровати. Его голосишко едва прорвался сквозь крики Матвея:

— Надо позвать шестиклассников! Да, да! И пусть они вынесут его в сад. Подальше. Пусть там кричит!

— Не выдумывай! Что тебе, Тамара?

Воспитательница встала и подошла к двери: из коридора заглядывала толстушка — щёки как два румяных яблока, короткие косички торчат в стороны.

— Мы никто спать не можем, так он кричит! Да дайте вы ему скорей задачку порешать!

— Задачку? — Любовь Андреевна в недоумении потёрла пальцами лоб: голова разболелась от этого шума. — Какую задачку?

— Какую-нибудь. Учительница всегда даёт ему задачки, чтобы не злился и не плакал.

Совет показался воспитательнице нелепым. Заставить решать задачи мальчишку, который вообще ничего слушать не хочет! Но девочка смотрела на неё доверчиво и просительно. Чтобы не обидеть советчицу, Любовь Андреевна сказала ласково:

— Но ведь у меня, Томочка, и задачника сейчас нет. Учебники в школьном корпусе…

— А я поищу! Может, у кого в спальне есть, повторяли или что…

Девочка вихрем умчалась по коридору.

Любовь Андреевна прикрыла дверь. Скорчившись на полу, Матвей взахлёб плакал. Мальчики лежали в кроватях. Трое-четверо ровно дышали. Поразительно: они сумели заснуть!

— Ты просто негодный мальчишка! — с горечью сказала Любовь Андреевна. — Никого не жалеешь: ни бабушку свою, ни товарищей.

Ответом был хриплый надрывный крик:

— Хочу-у-у!

Влетела Тамара:

— Вот! Достала!

Она сунула в руки воспитательницы книгу и убежала.

— Мне тут надо одну задачу решить, — неуверенно сказала Любовь Андреевна. — Может быть, ты поможешь? Вот… — Она наугад открыла учебник: — «Для туристского похода, совершаемого сорока шестью школьниками, были приготовлены шестиместные и четырёхместные лодки. Сколько было тех и других лодок, если все туристы разместились в 10 лодках и свободных мест не оставалось?» — она читала вполголоса, быстро, не вдумываясь в смысл, а лишь радуясь тому, что плач почему-то прекратился.

Матвей сел. Худенькое смуглое лицо его покраснело и распухло. Чёрные кудрявые волосы слиплись и рожками торчали во все стороны. До чего жалкий вид!

— Всего сорок шесть школьников? — спросил он хрипло и судорожно всхлипнул. — Лодок всего… — опять всхлип… — десять? В которые по шесть садятся, в которые по четыре?

— Да, да. Всё так.

— Это задача трудная. Мы таких не решали, — сонно пробормотал Костя Жуков и натянул одеяло на голову.

Матвей молчал. Опустив глаза, он неподвижно сидел на полу. Неужели в самом деле утих?

— Ты отдохни немножко, — сказала Любовь Андреевна негромко, ровным голосом, боясь спугнуть долгожданную тишину. — Потом пойди умойся. И быстренько раздевайся. А я посмотрю, как там девочки…

Подумав, она потушила свет и вышла. За дверью прислушалась. Нет, тихо. В спальне девочек Любовь Андреевна стащила Свету Кривинскую с подоконника, где та любовалась восходом луны, пожелала всем спокойной ночи. Потом в коридоре поговорила с ночной няней. Когда она вернулась в спальню мальчиков, её встретила тишина. Просто уши отдыхают.

В лунном свете скорченная фигурка всё так же темнела на полу. Уж не заснул ли сидя, измученный?

Вдруг с полу раздалось:

— Больших лодок три, а маленьких семь!

— Каких лодок? А, это из задачи… Ну, очень хорошо. — За плечи она подняла Матвея с полу. — Пойдём умоемся и живо в кровать!

— Посмотрите ответ! — потребовал мальчик.