Полковник Сун, стр. 33

Сун обнажил свои сдавленные внутрь зубы.

– Я бы на вашем месте помолчал о сожжении, адмирал. Каково будет вашей коже на груди?

М. по-прежнему молчал.

– Потом мы придумаем, что можно сделать с вашей спиной. Здесь существует дополнительный фактор, который заключается в том, что пациент не знает, в какую точку и в какой момент будет нанесен следующий удар. Неведение дает иногда любопытные результаты. Но нет смысла обмениваться банальными угрозами. А теперь спокойно обедайте. Евгений обещал приготовить какой-то невероятный омлет. Думаю, вам не повредит сегодня и бокал вина. Вам непременно захочется выпить за успешное прибытие вашего друга и коллеги.

М. отвернулся и вновь неподвижно уставился на пустой сектор моря.

XIV. Палач Капудзоны

– Генерала очень встревожило мое сообщение, – рассказывала Ариадна. – Он хочет, чтобы ты встретился с ним и поговорил. По-моему, он собирается предложить сотрудничество. После встречи ты, разумеется, в праве выбирать.

Взгляд Бонда задержался на кончике сигареты.

– Каковы гарантии, что он даст мне уйти беспрепятственно?

– Он дает честное слово. Слово генерал-полковника КГБ.

На короткое время в салоне “Альтаира” воцарилась тишина. Затем, не сговариваясь, Бонд и Лицас разразились хохотом.

– Я что-нибудь сделала не так? – спросила уязвленная Ариадна. – Или когда-нибудь вас обманывала? Бонд обнял ее и поцеловал в щеку.

– Нет, – успокоил он. – Нет. Боюсь, настоящий шпион из тебя никогда не выйдет – слишком ты честная. По одному твоему виду можно сказать, что каждое произнесенное тобой слово внушает тебе отвращение, и ты сама себя презираешь за свою неискренность. Актриса из тебя никудышняя.

– Он что, свихнулся, этот твой генерал? – Лицас разлил по стаканам узо. – О чем он думает? Ты, полагаю, рассказала ему обо всем?

– Обо всем. Но он не поверил. Про Гордиенко-то он поверил, потому что даже такая дуреха, как я, не станет врать о том, что он сам может легко проверить. Но про остальное он сказал, что это Джеймс уговаривает меня помочь ему в борьбе против каких-то бандитов, с тем чтобы в конечном счете попытаться сорвать конференцию. Но у него, конечно же, ничего не выйдет, потому что генерал все предусмотрел; но все-таки этот Бонд – опасный преступник... – в этом месте она с уничтожающим правдоподобием передразнила акцент Аренского. – ... и может наделать дел. Мне пришлось притвориться, что я с ним согласна, а то бы ни за что оттуда не выбралась.

– Иными словами, – заключил Бонд, – он вел себя так, словно решил ни в коем случае не верить тебе, как только ты перед ним предстала.

Энергичным кивком головы Ариадна подтвердила предположение Бонда.

– Именно. Я – как раз тот человек, которому он попросту не в состоянии поверить. Я гречанка, а, значит, недоразвита, тупа и вообще. К тому же женщина.

– Ага, выходит, он... – Лацис изобразил жестом, – один из этих?

– Да, видели бы вы, как он пожирал глазами Янни. Спросите у него. Ну и еще я из буржуазной семьи и, следовательно, сентиментальная идиотка, которая ничего не смыслит в политике. И наконец – я из ГРУ, а Аренский из КГБ.

– Понятно, в таком случае, вы – враги, – сухо заметил Лицас. – Как же иначе. Бонд усмехнулся.

– ГРУ – это управление разведки Красной Армии, Нико. Они тоже занимаются шпионажем и на этом поприще конкурируют с КГБ, а КГБ – это тайная полиция, которая гораздо обширнее и могущественнее ГРУ. Как видишь, поводов для соперничества предостаточно.

– Соперничество! – Ариадна фыркнула. – Зависть и ненависть. Междоусобная холодная война. Помните Олега Пеньковского, полковника ГРУ, который работал на Запад в связке с английским бизнесменом Гревиллом Уинном и покончил с собой в 1965 году в тюрьме? Так вот, – продолжала она, а Бонд в этот момент вскинул глаза, – по официальной версии он погиб в шестьдесят третьем, но на самом деле его держали в надежде использовать в своей игре против американцев. В конце концов, отравившись, он ускользнул от них. Во всех капиталистических странах гадали, почему он стал шпионом – ясно, не из-за денег. А в ГРУ все знают, что Пеньковский только так и мог отомстить КГБ за то, что они сделали с ним, с его друзьями и с...

Ариадна внезапно умолкла. Бонд иронически взглянул на нее и прикурил от окурка новую сигарету.

– От генерала помощи ждать нечего, – сказал он. – Нам даже следует остерегаться его. Это мы уже знаем.

– Больше того. В здешнем госпитале находится человек с катера, и Аренский собирается его допросить.

Бонд и Лицас переглянулись.

– Значит, его все-таки выловили, Джеймс. Занятно.

– И только. У нас ведь нет возможности разыскать его или установить, кто его навещает, к тому же, я думаю, он не представляет для нас угрозы. Наш маяк – это фон Рихтер. Где начнем поиски?

– В гавани. Всегда в гавани. Там на короткое время мы будем в безопасности, там же найдем горячую пищу, мясо, а не эту трапезу пастухов. И самое главное – хочу заправиться, ведь полного бака этой посудине хватает, лишь на пару сотен миль. Ну что ж, вперед.

Лицас скрылся в машинном отделении. Бонд посмотрел на Ариадну. В светло-карих глазах девушки стоял туман, углы решительного греческого рта были опущены вниз. Он нежно обхватил ее за шею.

– Что с тобой, Ариадна?

– О, любимый, мне так жутко. Задумана крупная операция, а ее безопасность поручена жирному болвану, самодовольному чудовищу. По крайней мере, раньше-то они свое дело знали. Что же произошло?

– Я мог бы прочитать тебе целую лекцию о бюрократической системе и о том, что выдвижение сотрудников по политическим мотивам не всегда означает выдвижение лучших сотрудников. Я не стану всего этого рассказывать. Выбрось из головы. Положись на Нико и на меня. И на себя. Мы сделаем то, что не сделает Аренский.

Ариадна уютно прижалась к нему. Бонд улыбнулся своим мыслям. Среди них была одна, поразившая его своей парадоксальностью – он пообещал советскому агенту встать на страже советских интересов. Если бы узнал об этом, он бы... Рев двигателя прервал ход мыслей Бонда.

Главная гавань на Враконисе, хотя и относительно мала, но считается одной из самых удобных в южной части Эгейского моря: в любую погоду она уютна и спокойна, когда не дует южный ветер, который в этих водах встречается нечасто. Большинство островов вулканического происхождения имеет вокруг себя резко уходящее на глубину дно, что не позволяет устраивать у их берегов хорошие якорные стоянки – к примеру, Санторинский залив имеет глубину более тысячи футов, судам приходится швартоваться прямо к причалу или на буй – но доисторические колебания морского дна накренили Враконис к северу, уменьшив крутизну скал и создав полосу отмели, простиравшуюся ярдов на восемьдесят от берега. По бокам эту акваторию ограничивали два коротких мола, один из которых – западный – сохранился еще с времен венецианского владычества. У этого мола после заправки и пришвартовался “Альтаир”.

Бонд стоял в ожидании своих спутников на моле под ярким солнцем и смотрел по сторонам. Многое привлекало его взгляд. Справа гавань заполняли мелкотоннажные суда: яхты, рыбацкие шхуны, транспортные суда (все, в чем остров испытывал нужду, доставлялось морем) и целая флотилия маленьких двадцати-и тридцатифутовых лодок, необходимых на острове, где дороги были плохи и малочисленны, а доступ в некоторые селения открывался лишь по воде. Впереди располагался ряд одноэтажных домиков, который образовывал что-то вроде набережной. С ближнего конца ее стояли несколько белоснежных построек с синими и светло-коричневыми дверями и ставнями, за ними – лавка зеленщика, а дальше – склад, службы порта и таверна с выгоревшим зеленым тентом. Ни неоновых реклам, т автомобилей, ни сувенирных лавок не было. Пока не было.

Лицас и Ариадна сошли на берег, и все трое двинулись в направлении охваченного деловой сутолокой порта. Грязная извилистая дорога вела из порта к россыпи ослепительно белых домов, составлявших поселок, который был разбросан среди полудюжины холмов высотой всего четыреста-пятьсот футов. И повсюду – за исключением стоявшего особняком известнякового холма, который заслонял полнеба и был старше самого вулкана – виднелись фантастические горизонтальные полосы вулканического камня, черной лавы, пористого белого и желтого туфа, а также более твердых и ярких пород, окрашенных в бордовый, темно-синий, темно-зеленый цвет. Враконис представляет собой незабываемое, но странное зрелище, скорее тревожащее, нежели радующее глаз; Бонд не мог понять, почему здесь живут люди. Он даже невольно вспомнил легенду, которую слышал от Ариадны. Ему подумалось, что, в известном смысле, она выражает ужас перед сверхъестественным; тот ужас, что внушает человеку всякая его попытка представить мысленно фантастический размах катаклизма, который все равно правдоподобнее любой научной геологической гипотезы.