Повесть о славных делах Волли Крууса и его верных друзей, стр. 9

Валун, тысячелетия пролежавший на своем привычном месте, качнулся, тронулся и покатился к берегу, подталкиваемый дюжиной неодинаково сильных и умелых, но одинаково старательных рук. При этом Юта наваливалась на валун животом. Это было ужасно. Ее платье! Неизвестно, отстирается ли оно теперь.

А валун прокатился метра полтора и прочно засел. Опять Пихлакас подсовывал под него жерди, опять Юта наваливалась на камень…

Каэр решил вмешаться, шагнул вперед, но едва не упал, зацепившись за какой-то колышек. Нагнулся, выдернул его и… И прочел на колышке сделанную каллиграфическим почерком Пихлакаса надпись: «Левый угол котлована». Ага, значит, разбивка все-таки сделана… Вон и другие колышки видны неподалеку…

Оказывается, этот валун попал чуть ли не на ось сооружения. Конечно, его нужно вытащить. Но как же Эви бросила остальных ребят без присмотра?..

Юхан Каэр втиснул колышек обратно, постукал по нему каблуком и решительно подошел к самой воде. Жаль, что здесь ребята. При них непедагогично указать учителям на их промахи. И, честно говоря, жалко портить настроение пионервожатой — уж очень она старается.

Поскорей бы они развязались с этим камнем. Почему же он не двигается? Так и есть, уперся в плитку известняка и ни с места. А они стараются перекатить валун. Зря надрываются. Нужно вытащить этот известняк, только и всего. Вот я сейчас…

Директор ступил на ближний камешек осторожно, чтобы не замочить ботинок. Тут же он поскользнулся и влез обеими ногами в воду. Крякнув, скинул пиджак, положил его на берег и, сердясь уже на самого себя, полез вытаскивать из ручья кусок известняка, затормозивший движение валуна.

Ему казалось, что в этой проклятой речонке безвозвратно тонет его авторитет. Но он уже не мог отойти. И, когда валун снова покатился, Юхан Каэр тоже подталкивал его рычагом первого рода. И он был вознагражден радостными взглядами и улыбками всех окружающих. А Юта прямо-таки восторженно воскликнула:

— Ах, папа, какой ты у меня молодец!

И когда отец с дочерью шли домой, Юхан Каэр ворчал только для порядка.

— Перемазалась, как дошкольница! — говорил он, счищая с платья дочери присохшую глину. — Нельзя же так! Все-таки ты уже взрослая!

— Да, папа, — кротко ответила Юта. — Тебя тоже почистить или ты так и пойдешь?

Юхан Каэр рассмеялся и махнул рукой.

В этот вечер все расходились по домам гордые и радостные. И совсем не страшно, что дома всплескивали руками встревоженные мамы: мокрое удалось высушить, грязное — отстирать.

А Хельги Салусте, взглянув на сына, молча достала из сундука старенький, но чисто выстиранный комбинезон своего покойного мужа. Молча она приложила комбинезон к плечам Андреса. Конечно, еще чуть-чуть великоват… Но если укоротить брюки и рукава…

В доме Салусте застучала швейная машинка.

И во многих домах Метсакюла стрекотали в тот вечер швейные машинки: достав с чердаков и из чуланов старую рабочую одежду, мамы ставили заплаты, ушивали юбки, укорачивали рукава и делали отвороты на брюках.

При этом мамы и вздыхали и улыбались: мамы всегда и вздыхают и улыбаются, когда шьют сыновьям или дочкам первые рабочие костюмы.

Глава восьмая, где земля начинает расступаться

Повесть о славных делах Волли Крууса и его верных друзей - i_019.png

Удивительно, до чего взрослые люди умеют запутывать даже самые простые дела! Уже столько дней все работают, и вдруг сегодня назначен митинг: видите ли, начинаются «основные работы»! Вот так штука! Выходит, все, что до этого делали, — не основное? Волли уже намахался топором, два раза занозил руку, проехал пилой по штанине на правой коленке, а основные работы, оказывается, еще не начинались. Смешно!

После уроков все ученики построились перед зданием школы, и директор произнес речь об электрификации, о трудовом воспитании и еще о чем-то. Волли всегда казалось, что взрослые нарочно говорят так много, чтобы показаться умными. «Нужно электричество — айда, пошли строить!» — вот как сказал бы он, Волли, уж если бы он захотел строить электростанцию.

А тут заговорил физик Пихлакас, словно он мало говорит на уроках. Потом держали речи какая-то тетенька из родительского комитета и пионервожатая Эви. Все они говорили одно и то же, только немножко по-разному. Остальные слушали и хлопали в ладоши. Волли тоже хлопал — без этого было бы уж совсем скучно.

Вообще-то речи тоже можно вытерпеть. Особенно если догадаешься в самом начале митинга засунуть соседу за шиворот какого-нибудь жука.

Правда, толстый Рауль в конце концов сообразил, что эта жужелица не сама нашла дорогу к нему за пазуху. Но до этого он смешно попрыгал в строю, выпучив глаза и взвизгивая. Так что директор даже сделал ему замечание. А к пинку в бок Волли отнесся философски: подумаешь!

Наконец митинг кончился, и все пошли приступать к основным работам. Как всегда, барабанил толстый Рауль, и, как всегда, барабанил препротивно. Дали бы барабан Волли, он такую дробь выбил бы!.. Впрочем, нет, не станет он заниматься всякой ерундой. Обидно только, что столь бездарным людям часто дают возможность производить шуму больше всех.

На берегу все сбились большой и веселой толпой и чуть не столкнули в речку двух девчонок, потому что всем хотелось первыми увидеть, как приступают к основным работам.

Но смотреть было не на что. То есть была речка, лежали кучи хвороста и груды камня; взмахивая крыльями и сердито гогоча, разбегались потревоженные шумом гуси. А строительства никакого не было. И снова заговорил дир:

— Мы сами… Сами школьники… Первый кубометр грунта… Отличники шестого класса Андрес Салусте и Рауль Паю…

И тогда Андрес и Рауль с лопатами в руках спустились под гору, к речке. Они стали между колышками и начали копать, словно обязательно нужно отлично учиться, чтобы тебя заставили рыть землю!

Но все-таки это было здорово — рыть самый первый кубометр на виду у всей школы. Волли даже пожалел, что слишком рано засунул жука Раулю за шиворот. Это нужно было сделать сейчас. И хорошо было бы пустить туда не одного жука, а двух или даже трех. Пусть бы толстяк поерзал, когда на него смотрит вся школа!

Андрес тоже задрал нос. Подумаешь — «председатель»! Начальство нашлось! «Отличник»!

Рыть первый кубометр мог бы и Волли, если бы на озере не так хорошо клевал окунь. Невозможно и окуней наловить, и географию выучить. Был грех, показал Дунай где-то на Уральском хребте. Ну и что? Подумаешь! Просто ткнул указкой немного в сторону. Все ошибаются. Даже директор сказал, что начинаются основные работы, а Рауль и Андрес просто роют на берегу какую-то яму. Какие же это основные работы?

Странно: никогда в жизни Волли не хотелось махать лопатой, а вот сейчас захотелось. Отчего бы это? Смешно…

Андрес сбросил рубаху и работал лопатой ловко и красиво. Неженка Рауль раздеться побоялся и обливался потом, стараясь не отстать от Андреса. Но за таким парнем разве утопишься!

Тогда директор разрешил всем желающим включиться в работу. И его дочка Юта сразу вышла вперед с лопатой — наверняка ей отец подсказал, чтобы лопату взяла с собой! И у ее подружки Айме тоже оказалась в руках лопата.

Кто-то сменил уставшего Рауля, кто-то начал корчевать пеньки, оставшиеся от вырубки кустов.

Потом ребята раздобыли еще несколько лопат и ломов, принесли носилки, которые смастерили Юри и Калью, и принялись относить землю.

Андресу нравилось резать упругую коричневую глину. Там, где проходила его лопата, глина блестела, как шоколадная плитка. Эти блестящие плитки Андрес откидывал далеко в сторону, а малыши брали их в руки и уносили к речке.

Андрес не чувствовал себя уставшим, хотя дыхание у него перехватывало, а на лбу выступили капельки пота. Лопату он не стал отдавать никому, но все-таки пришлось на минутку остановиться, чтобы распрямить спину и отдышаться. И тогда он услышал наверху голос своей матери. Наверно, она шла мимо и решила заглянуть на школьную стройку, посмотреть. Сейчас она стояла на краю котлована и разговаривала с директором Каэром и с кем-то еще из взрослых.