Угроза вторжения, стр. 140

Он уткнулся лицом в жесткие кудри мальчика и зарыдал.

Когти Орла

Костик встрепенулся, услышав писк ожившего модема. Отбросил книжку и подбежал к столу. Красная лампочка на панели погасла.

Прочитав полученный файл, Костик закрыл на дверь ключ и запустил все три компьютера. Пока шла загрузка, он сложил ладони, как на молитве. Если бы кто-нибудь попытался разобрать слова, он бы ничего не понял.

— Хан ня син го! — резко выдохнул Костя, хлопнув острым костистым кулаком о раскрытую ладонь.

Цель оправдывает средства

Снайпер прижал трубку телефона к уху, свободной рукой направил рыльце пульта на телевизор и убавил звук.

— Какой вариант? Хорошо. Когда? Понятно. — Он посмотрел на часы. — Успею. Так, отработаю третий вариант. Мы договаривались, что третий дороже. Пятьдесят процентов, идет? Все, до встречи.

Он бросил трубку. Достал из книжного шкафа кассету, сунул в щель видеомагнитофона. Отмотал пленку почти до середины и нажал клавишу.

На экране пошел фильм, снятый скрытой камерой. Один и тот же эпизод повторялся раз за разом. Человек в окружении охраны шел от дверей клуба к машине. Менялось освещение, менялась марка машины и одежда людей. Неизменным оставалось одно — ошибка охраны. Группа, разворачиваясь на крыльце, на несколько мгновений оставляла неприкрытым хозяина.

Снайпер достал винтовку. Спортивный «Маннлихер». Заботливо протер тряпочкой прицел.

Снайпер поймал фигурки на экране в прицел, выждал, медленно выдыхая через свернутые трубочкой губы. Он успел дважды нажать на спуск, пока грудь человека в перекрестье прицела не перекрыла голова охранника. Резко цокнул боек, не найдя в патроннике патрона.

— Минимум два, — сказал он вслух.

Он работал на людей, боящихся смерти, как собственной, так и чужой. Смерть была частью жизни, неотъемлемым фактором игр, в которые они играли. Но они боялись ее. Как верующий старается не произносить имя бога своего всуе, эти люди говорили «устранить», «вывести из игры», «ликвидировать угрозу», «окончательно решить проблему». Но как ее ни называй, смерть остается смертью. Снайпер любил свою работу и любил смерть. Себя он считал безликим посланником Всемогущей, верил, что ему дано право ставить последнюю точку в запутанном жизнеописании своих жертв. Это вносило в его работу привкус мистики и запредельного. Он знал, что рано или поздно Смерть призовет и его, он был готов к этому. Удачный отход с выстрела он расценивал как добрый знак, кровь жертвы умасливала злого бога, которому он верно служил и чьей непостижимой воле вверил свою жизнь. Он с радостью брался за самые трудные акции, в эти мгновения Смерть была особенно близко, он чувствовал ее за плечом, упершимся в приклад винтовки. И пальцы сладострастно вздрагивали, лаская грациозно-хищный изгиб спускового крючка, оттягивая момент выстрела, позволяя Смерти еще раз выбрать: взять его или того — пойманного — в равнодушный зрачок прицела.

Снайпер зачехлил винтовку, аккуратно положил на дно большой спортивной сумки. Нажал кнопку на видеомагнитофоне, вытащил вылезшую из панели кассету. Сломал крышку. Ролик с пленкой бросил в пепельницу, поджег комок бумаги, бросил сверху. Закурил и смотрел, как в огне корежится, извивается черная змея пленки. Потом вышел на кухню. Вернулся с ведерком воды, над краем поднималась шапка пены. На руках были оранжевые резиновые перчатки.

В этой квартире он прожил три дня, за такой срок отпечатки остаются практически везде. Поэтому снайпер стал методично протирать тряпкой все подряд, двигаясь по комнате от левого угла.

Глава пятьдесят третья. Жизнь в перекрестье прицела

Случайности исключены

«Москвич», выжимая последнее из движка, еле держался в крайнем левом ряду. Несмотря на поздний час, машины шли по Тверской плотным потоком, то и дело подхлестывая тихоходов резкими гудками. Какая-то сила гнала Дмитрия прочь от казино, нехорошее предчувствие заставляло все сильнее давить на педаль газа.

«Белов узнает, на уши встанет! — подумал Дмитрий. — Что же он, гад, не предупредил, что за Настей надо не присматривать, а связать и держать дома. Девчонка вляпалась по уши. Это в наше беззаботное детство можно было играть в добровольных помощников милиции. А сейчас это прямая дорога на кладбище. И дался ей этот Крот! Белову-то что, он за провал захвата так отгреб, что до сих пор сидеть не может. Наверно, через Настю какую-то комбинацию разыгрывал. И меня, идиота, подписал. Вот вдвоем на пенсию и пойдем. Он — на полковничью, а я — на старлейскую».

— Дим, притормози у обочины.

— Зачем? — Дмитрий машинально глянул в зеркало заднего вида, машины шли плотным потоком. — Опасно.

— Притормози, пожалуйста.

Дмитрий послушно ушел вправо, за что удостоился рявкающего сигнала от пронесшегося мимо «фиата».

— Что-то случилось?

— Ничего. — Настя потянулась к нему, прижалась к шее теплыми губами. — Просто за весь вечер ни разу не поцеловались.

— Так работали же, — пробормотал Дмитрий, закрыв глаза.

— М-да, — улыбнулась Настя. — То, что ты не граф Монте-Кристо, я поняла сразу. Но и Джеймс Бонд из тебя не ахти какой. Тот-то все успевал. — Она погладила его по щеке и откинулась на сиденье.

— Поехали ко мне, — Дмитрий на ощупь нашел ее ладонь, сжал пальцы.

— Нет, Димка. Не обижайся, мне одной побыть хочется. — Настя освободила руку, достала сигарету, чиркнула зажигалкой. — Нашло что-то, ты извини. У меня такое бывает.

— Одиночество — естественная потребность человека. Так моя мама говорила, — вздохнул Дмитрий.

— Хорошая у тебя мама была. И с сыном ей повезло. — Настя глубоко затянулась, выпустила облачко дыма в запотевшее стекло. — А моя говорила, что чем меньше мужик знает, тем дольше любит. Философ она у меня! И практик еще тот. Но тебе я, Димка, скажу… Догадался, что мы с Лешей не просто друзьями были?

— Догадался. Жены ревнивые пилят нежнее.

— Это не ревность. Обида. Я, Димка, сегодня в нем добивала то, что когда-то, дура, любила. Слава богу, что крохи остались, не так больно вышло. Пусть моя мамаша и трижды меня умнее, но я все равно скажу. Оставайся таким, какой есть. Чокнутым и прямолинейным, как оловянный солдатик. Таким я тебя люблю и любить буду. С деньгами или без, мне все равно.

Она мягко отстранила потянувшегося к ней Дмитрия.

— Поехали, Дим. Проживем эту ночь порознь. Утром встретимся и начнем жить.

— С тобой что-то не так, Настя.

— Знаю, — вздохнула она. — Как мой благоверный с утра появился, так все наперекосяк и пошло. Психиатр чертов! Я после его ухода весь день как на иголках была.

— Поскандалили по старой памяти? — Дмитрий постарался, чтобы в голосе не зазвучали ревнивые нотки.

— Нет, тут другое. — Настя потерла висок. — Как психованная стала. Что делала, хоть убей, не пойму. Только сейчас отпустило. Поехали, а?

Он завел мотор, разогнал машину и нырнул в свободное пространство в среднем ряду.

Настя разглядывала ярко освещенные рекламные плакаты и молчала. Когда машина свернула с шумного Ленинградского шоссе к Петровскому парку, выбросила недокуренную сигарету в окно.

— Дим, к дому подъезжать не надо.

— Почему?

— Там опять великая стройка. Осень, пора откапывать трубы и выключать горячую воду, — грустно усмехнулась Настя. — Я пешком пройду.