Весельчаки, стр. 18
— Бегут они, или как?
— Что ты пристал, — говорю, — с ерундой какой-то? Наверное, они бегут…
— Да нет, — говорит, — это лошади бегают, а не волны.
— Постой, постой, — говорю, — как в песне поётся: «…а волны бегут и бегут за кормой…» Что против песни скажешь?
— Ну ладно, — говорит, — предположим. А ещё что они делают?
— Плывут, — говорю. — Ещё скачут…
— Плавают, — говорит, — рыбы. А скачут опять же лошади.
— В таком случае, — говорю, — они перекатываются.
— Да ты когда-нибудь море видел? Ничего там не перекатывается. Это шарик перекатывается!
— При чём тут шарик? — говорю. — Волны перекатываются, это каждый знает. Одна волна перекатывается через другую.
— Накатывается, а не перекатывается. Одна на другую накатывается. Как же они друг через друга могут перекатываться, если они друг друга никогда догнать не могут?
— Кто сказал, что не могут?
— А по-твоему, могут?
— Постой, постой, — говорю, — если они перекатываться друг через друга не могут, оттого что догнать друг друга не могут, то, выходит, они накатываться друг на друга тоже не могут, раз им друг друга не догнать?
— Постой, постой, — говорит, — совсем запутался, что ты там такое наворотил?
— Это ты наворотил со своими волнами, а не я. Волны просто разбиваются о скалы — вот и всё. Сдались тебе эти волны!
— А если скал нет?
— Тогда… они не разбиваются, вот и всё.
— А куда же они деваются?
— Как — куда? Никуда… в песок уходят…
— А из песка?
— Там в песке и остаются.
— Тогда море бы высохло. Целиком в песок ушло.
— Значит, не все волны в песок уходят. Ветер утихает, и море успокаивается. Волн нет, и море себе спокойно.
Он почесал свои уши и говорит:
— Почему же оно всё в песок не уходит? Почему всё море не высыхает?..
— Слушай, — говорю, — не лезь не в своё дело. Оставь море в покое! Что ты к нему пристал! Того и гляди море высохнет — так пристал. Не приставай ко мне! Слышишь? Не приставай…
Брат
Мой старший брат, безусловно, желал мне добра. Раздражаясь, он говорил быстро-быстро, захлебываясь словами. А я постепенно терял смысл слов и взаимосвязь между ними.
Он говорил мне:
— Учи уроки. Без знанья тьма, стул, стол, табуретка, мы, вы, Амстердам…
Он, безусловно, знал, что хотел мне сообщить. Но он так жаждал всё сразу сказать и вывести меня в люди, что немножечко торопился, и я не всегда понимал его.
Я не получал того комплекса знаний, которые он нёс мне от всей души. Наоборот, я всё страшно путал, и доходило до того, что весь мир мне казался непонятно чем.
Как-то утром мой брат опять стал говорить мне очень быстро несметную кучу слов. Потом он схватился за голову и так долго сидел за столом.
Я вышел из комнаты, вернулся через минуту, вылил ему на голову ведро воды.
Оказалось, он этого не хотел.
Ёж и другие
Ёж
Принёс я в класс ежа. Никуда его не вытаскиваю. Сидит он в сумке. Никто про него не знает. Вдруг учитель говорит: «Что это такое?» Я говорю: «Ёж». — «Где ёж?» — спрашивает учитель. «Здесь», — говорю. А он говорит: «А вообще я не тебя спрашиваю. Я Мишу Галкина спрашиваю» — и на доску показывает. «Это существительное», — говорит Миша Галкин. «Правильно, — говорит учитель, — а ты выйди с ежом!»
Путешественник
Я твёрдо решил в Антарктиду поехать. Чтоб закалить свой характер. Все говорят, бесхарактерный я: мама, учительница, даже Вовка. В Антарктиде всегда зима. И совсем нет лета. Туда только самые смелые едут. Так Вовкин папа сказал. Вовкин папа там был два раза. Он с Вовкой по радио говорил. Спрашивал, как живёт Вовка, как учится. Я тоже по радио выступлю. Чтобы мама не волновалась.
Утром я вынул все книжки из сумки, положил туда бутерброды, лимон, будильник, стакан и футбольный мяч. Наверняка морских львов там встречу — они любят мяч на носу вертеть. Мяч не влезал в сумку. Пришлось выпустить воздух.
Наша кошка прогуливалась по столу. Я её тоже сунул в сумку. Еле-еле всё поместилось.
Вот я уже на перроне. Свистит паровоз. Как много народу едет! Можно сесть на какой угодно поезд. В конце концов, можно всегда пересесть.
Я влез в вагон, сел, где посвободней.
Напротив меня спала старушка. Потом со мной сел военный. Он сказал: «Привет соседям!» — и разбудил старушку.
Старушка проснулась, спросила:
— Мы едем? — И снова уснула.
Поезд тронулся. Я подошёл к окну. Вот наш дом, наши белые занавески, наше бельё висит на дворе… Уж не видно нашего дома. Мне стало сначала немножко страшно. Но это только сначала. А когда поезд пошёл совсем быстро, мне как-то даже весело стало! Ведь я еду закалять характер!
Мне надоело смотреть в окно. Я снова сел.
— Тебя как зовут? — спросил военный.
— Саша, — сказал я чуть слышно.
— А что же бабушка спит?
— А кто её знает!
— Куда путь держишь?
— Далеко…
— В гости?
— Угу…
— Надолго?
Он со мной разговаривал, как со взрослым, и за это очень понравился мне.
— На пару недель, — сказал я серьёзно.
— Ну что же, — сказал военный, — очень даже неплохо.
Я спросил:
— Вы в Антарктиду?
— Пока нет; ты в Антарктиду хочешь?
— Откуда вы знаете?
— Все хотят в Антарктиду.
— И я хочу.
— Ну вот видишь!
— Видите ли… я решил закаляться…
— Понимаю, — сказал военный, — спорт, коньки…
— Да нет…
— Теперь понимаю — кругом пятёрки!
— Да нет, — сказал я, — Антарктида…
— Антарктида? — переспросил военный.
Военного кто-то позвал сыграть в шашки. И он ушёл в другое купе.
Проснулась старушка.
— Не болтай ногами, — сказала старушка.
Я пошёл посмотреть, как играют в шашки.
Вдруг… я не поверил даже — навстречу шла Мурка. А я и забыл про неё! Как она смогла вылезти из сумки?
Она побежала назад — я за ней. Она забралась под чью-то полку — я тоже сейчас же полез под полку.
— Мурка! — кричал я. — Мурка!
— Что за шум? — закричал проводник. — Почему здесь кошка?
— Это кошка моя.
— С кем этот мальчик?
— Я с кошкой…
— С какой кошкой?
— С моей.
— Он с бабушкой едет, — сказал военный, — она здесь рядом в купе.
Проводник повёл меня прямо к старушке.
— Этот мальчик с вами?
— Он с командиром, — сказала старушка.
— Антарктида… — вспомнил военный. — Всё ясно… Понимаете ли, в чём тут дело: этот мальчик решил махнуть в Антарктиду. И вот он взял с собой кошку… И ещё что ты взял с собой, мальчик?
— Лимон, — сказал я, — и ещё бутерброды…
— И поехал воспитывать свой характер?
— Какой плохой мальчик! — сказала старушка.
— Безобразие! — подтвердил проводник.
Потом почему-то все стали смеяться. Даже бабушка стала смеяться. У неё из глаз даже слёзы пошли. Я не знал, что все надо мной смеются, и потихоньку тоже смеялся.
— Бери кошку, — сказал проводник. — Ты приехал. Вот она, твоя Антарктида!
Поезд остановился.
Неужели, думаю, Антарктида? Так скоро?
Мы сошли с поезда на перрон. Меня посадили на встречный поезд и повезли домой.
Птичка
Вышел я на перемене во двор. Погода чудесная. Ветра нет. Дождя нет. Снега нет. Только солнышко светит.
Вдруг вижу: крадётся куда-то кошка. Куда, думаю, кошка крадётся? Любопытно мне стало. И я осторожно за кошкой пошёл. Вдруг кошка — прыг! Гляжу, у неё в зубах птичка. Воробышек. Я хвать кошку за хвост и держу.
— А ну, отдай птичку! — кричу. — Сейчас же отдай!
Отпустила кошка птичку — и бежать.
Принёс я птичку в класс.
Кусочек хвоста у неё оторван.
Все окружили меня, кричат: