Черная Луна, стр. 86

— Надеюсь, это тебе поможет. Первый телефон его, второй — мой. Оба домашние. — Она бросила сигареты и записную книжку в сумочку. Встала, оправила платье. Протянула Белову руку:

— Зная правила, не прощаюсь. Он тоже встал, пожал ее теплые пальцы. Она грустно усмехнулась, посмотрела, чуть откинув голову.

— А знаешь, о чем я жалею?

Белов был уверен, что знает, поэтому промолчал.

— О том, что тогда не увела тебя из семьи. Лучше тебя я так и не нашла.

Лена, цокая каблучками, быстро вышла из кафе За окном мелькнул ее силуэт. Белов медленно опустился на стул.

Глава двадцать третья. ЗЛОЙ ГЕНИЙ

Профессионал

Розыск, как карточная игра, поймал фарт — действуй, не задумываясь. Это потом, когда пойдет непруха, когда руки опустятся, можно будет сесть и спокойно проанализировать ходы и попробовать разработать план. А когда везет, главное темп и интуиция.

Белов был уверен: пока неожиданно улыбнувшаяся удача не успела повернуться спиной, минимум два хода будут успешными. А там посмотрим. Он не стал возвращаться в управление, просто позвонил в отдел. Как и следовало ожидать, особых новостей не было, машина поиска еще не набрала полные обороты. И начальство пока не горело желанием лицезреть его физиономию. Поэтому Белов с чистой совестью решил заняться тем, что на языке инструкций называлось «личным сыском» и в чем заключался особый кайф его ремесла. Прямо от кафе на Патриарших он погнал машину на Октябрьское поле, где, если верить Елене, все еще спал безмятежным сном неизвестный гений отечественной науки.

Белов аккуратно въехал во двор, заставленный машинами. Сверился с адресом на бумажке.

Столичный мэр гордился парадным видом центральных улиц и небоскребами с зеркальными стеклами. Но политические амбиции требовали демонстрировать заботу о горожанах с пустым кошельком, Для чего мэр с помпой проводил конкурсы на лучшего Дворника и лучший московский дворик. Неблагодарные жители, еще не забывшие «потемкинских деревень» развитого социализма, всесоюзных смотров и ударных вахт по поводу очередного и непременно исторического съезда, на заигрывания мэра ответили в лучших народных традициях, окрестив истоптанные и загаженные пространства между домами, не попавшие под благодать показной активности, — «лужковскими двориками». Этот двор исключением не был.

Белов с тоской окинул взглядом типовой пейзаж: утрамбованная до асфальтовой твердости земля, ни травинки, ни кустика, дорожки, заставленные машинами, покосившаяся беседка, пятачок с песочницей и качелями, на котором сбились в кучку молодые мамаши с колясками и без, мусорные баки с неизбежной кучей хлама возле них, бабки, оборудовавшие пост наблюдения на единственной уцелевшей скамейке. Ветер гонял по двору пыль и тополиный пух.

Он вышел из машины. Нужный подъезд был следующий по счету. Ближе подъезжать не стал. Если верить бумажке, квартира гения находилась на первом этаже, окна во двор.

— Волошин Павел Матвеевич, сорок девять лет, кандидат наук, женат, двое детей, имел допуск к сов-секретным сведениям, данными компрометирующего характера не располагаем. Пока, — прошептал Белов, присматриваясь к наглухо зашторенным окнам нужной квартиры. Решетки на окнах были хлипкими, халтурная работа, одна видимость безопасности. Большими деньгами тут не пахло. — Пойдем знакомиться с отечественным Эйнштейном.

Дверь подъезда, несмотря на кодовый замок, была нараспашку и еле держалась на одной петле, вторую вырвали с корнем. В подъезде пахло ночлежкой. Новое поколение, обремененное знанием английского, расписало стены непечатными иностранными словами. Для ревнителей русского языка и отставших от жизни те же выражения дублировались в переводе на родной язык. Белов мельком взглянул на разноцветные граффити и сделал вывод, что местная молодежь уже знает, что и как курить и что куда колоть.

Квартира Павлу Волошину досталась под номером тринадцать. Белов недовольно цокнул языком, в приметы верил. Дверь была железной, из тех, что, матерясь, распиливают ребята из «Службы спасения».

Белов приложил ухо к двери. Тишина. Шансы, что за дверью его ждут боевики Ирландской республиканской армии, спецгруппа Моссад или гарные хлопцы Шамиля Басаева, равнялись нулю. Даже на родных отморозков он не рассчитывал. А вот то, что в квартире никого нет, или там лежит труп в первой стадии разложения, это было вполне вероятно. «Мозговой центр» теракта ликвидируют в первую очередь. После звонка в отдел он позвонил сюда — к телефону никто не подошел.

Белов нажал кнопку звонка, где-то в глубине квартиры противно заверещал звонок. Пришлось звонить трижды, пока за дверью послышались шаги. Белов приготовился, что его долго будут разглядывать в глазок, и придал лицу соответствующее выражение. С той стороны должны были увидеть отличника чекистской учебы, образцового семьянина и гражданина, прущегося от восторга жить в условиях победившей демократии. Но дверь неожиданно быстро распахнулась. Белов сразу понял, почему.

На пороге стоял огромный мужик со всклокоченной бородой. Бочкообразная грудь густо поросла шерстью. Руки мощные, как у орангутанга.

«Естественно, ничего не боится. Такого можно свалить только прицельным выстрелом из гранатомета. Это же сколько водки в него можно влить?» — прикинул Белов, вспомнив, что, согласно показаниям Лены, Павел раньше пил по-черному. Получилось, много.

— Павел Матвеевич Волошин? — Белов, если честно, рассчитывал, что не угадал. Мужик мог оказаться карпатским плотогоном, одесским грузчиком, магаданским старателем, камнетесом, скульптором на худой конец. Но на ученого он никак не тянул.

Мужик кивнул, протер заспанные глаза, смерил Белова взглядом, потом махнул рукой: .

— Энтре, мон колонель[15]. — И, не оглядываясь, закосолапил по коридору. Белов вошел следом.

— Дверь захлопни. Обувь можешь не снимать, — раздался зычный голос из кухни.

Кухонька, как и полагается в пятиэтажке, оказалась маленькой до издевательства. Белову пришлось остаться на пороге, все пространство, свободное от шкафа, холодильника и плиты, занял собой Павел.

— Который час? — спросил он, почесывая голову, заросшую буйной растительностью.

— Двенадцать тридцать, — ответил Белов.

— Пора просыпаться, — вздохнул Павел. Щелкнул кнопкой электрочайника. Растворимый кофе пьем, мон колонель?

— Уи, — исчерпал знание французского Белов. — А почему сразу — «колонель»?

— У меня глаз на вашего брата наметанный. Сколько лет работал, столько вы ко мне через плечо зыркали. И хоть бы что-нибудь понимали, оптимисты в штатском!

— Ну, раз ты такой опытный, обойдемся без удостоверений. Или показать?

— Обойдемся. Как величать прикажете?

— Игорь Иванович Белов.

Павел протянул широкую, как у камнетеса, ладонь. Рукопожатие вышло крепким, Белову пришлось напрячь пальцы, чтобы не хрустнули в мощных тисках.

— Гирями в молодости не баловался? — усмехнулся Павел, отпуская руку Белова.

— Приходилось.

— Уважаю. — Глаза Павла из-под кустистых бровей стрельнули остро, как буравчики. — А государственную тайну выдать?

— Смотря какую.

— Самую главную. — Павел сделал страшное лицо. Получилось без особых усилий. — Она состоит в том, что у нас больше не осталось государственных тайн. Все уже продали.

— Класс! Сегодня же зашифрую личным шифром и передам в Лэнгли. Тебе обещаю десять процентов.

— Фи, мон колонель! — сделал кислую мину Павел. — А с виду такой умный. Кто же рубит сук, на котором так удобно сидеть? Завтра же ЦРУ и ФСБ разгонят за ненадобностью!

Белов хмыкнул. Предполагал, что у гения в голове будет не хватать шариков, но не столько же!

— Ты только по утрам такой ершистый? — спросил он.

— Это я тебя на чувство юмора проверял. Если бы стал делать морду серьезную, как при запоре, выгнал бы в шею. — Павел неожиданно стал серьезным.

— Поясни. — Белов невольно напрягся.