Черная Луна, стр. 54

Белов залпом допил водку, поморщился, отпил сок. Выложил на стойку пачку сигарет.

«Остаюсь, — решил он. — Пусть „наружка“, пусть хоть черт лысый! Буду сидеть, пока на душе не полегчает».

Бармен поставил перед ним пепельницу. Наметанным взглядом оценил состояние клиента.

— Повторить? — вопроса в интонации почти не было.

— Конечно.

Белов чиркнул зажигалкой, глубоко затянулся. Закрыл глаза.

В мире не осталось ничего, только высокий чистый звук трубы.

Лилит

Лилит прикусила пластиковую соломинку. Из полуприкрытых век бросила на Хана острый взгляд. В неярком свете маленького светильника ее лицо сделалось неестественно белым, на скулах проступили дрожащие бугорки. Взяла себя в руки. Небрежным жестом отставила высокий стакан. Кубики льда тинькнули по стеклу.

— И кто этот супермен? — спросила она подавшись вперед. Бретелька черного топика соскользнула с плеча, но она не обратила внимания.

— Не знаю. — Хан не отвел глаз.

— Вот как?

— Ли, мы весь день не вылазили из-под земли. На Бронной закончили всего полчаса назад. Не могу же я разорваться.

Хан провел ладонью по жестким черным волосам. На ладони мелькнула полоска пластыря — след ночной работы. Если бы не она и заострившееся лицо, нипочем не догадаться, какую адову работу он проделал. Лилит решила, что это еще не повод распускаться.

— Странно, я думала, что с дисциплиной у твоих людей лучше, чем в стройбате. Почему о налете на центр я узнаю последней?

Лицо Хана закаменело, только нервно дрожали крылья острого носа.

— Достань мобильный из сумочки. — Голос его вновь сделался бесстрастным.

Лилит щелкнула застежкой, положила на стол мобильный телефон.

Хан отщелкнул плоскую крышку, показал ей светящийся дисплей.

— Отошли батарейки, Ли. Вот и вся причина. Маргарита Ашотовна с тобой связаться не могла, а я с утра лазил под землей.

Лилит приняла из его рук мобильный, проверила батарейки.

— Допустим… Что дальше?

— Надо отдать должное Легионеру, сориентировался правильно. У Красного сломана рука, толку от него было ноль. Легионер отправил его и Маргариту Ашотовну на дачу, а сам сел на хвост этому человеку. Постарается нейтрализовать. Последний раз звонил на дачу полтора часа назад. Там Маргарита, три человека охраны и Красный. Но он не в счет, рука в гипсе.

Лилит оглянулась. На полукруглой площадке сменились музыканты. На высоком табурете пристроился худощавый парень, пощипывал струны гитары, давал какие-то указания пожилому мужчине, с трудом уместившемуся за ударной секцией. Из гитарного перебора медленно родилась мелодия, окрепла, вступили барабаны. Лилит, задумавшись, похлопывала ладонью в такт музыке.

Повернулась к Хану.

— Драка против двоих с ножами, три трупа в кафе, что ты об этом думаешь, Хан?

— Из слов Красного и Легионера много не понять. Они успели спасти видеозапись, надо будет посмотреть. Но, чувствую, это очень серьезно. Ли. И очень не вовремя. Все мои люди сейчас заняты, ты же знаешь. Иначе я бы организовал охоту на этого человека.

— Ты догадываешься, кто он?

— Да, и думаю, ты тоже, — ответил Хан, понизив голос.

Лилит прикусила соломинку. На секунду ее лицо исказила гримаса злобы.

— Карга старая! — прошептала она. — Нагадала, что Страж Севера придет сам. И кого тогда мы держим в подвале?

— Не знаю. Ли. С ним работала Марго.

— Работала! Как лежал бревном, так до сих пор и лежит. Кома чистой воды.

— Это не кома, Ли. — Хан понизил голос до шепота. — Он прекрасный йог. Есть йога тела, а есть йога сознания, и ею он владеет в совершенстве. Считай, что он просто «отключил» сознание. Что бы ни вытворяла Марго, как бы. ни колдовала вокруг него, ничего не получится. У нас в руках лишь тело, оболочка.

Хан сделал глоток, облизнул губы. Молчал, устремив за плечо Лилит бесстрастный взгляд черных, чуть раскосых глаз. Она поняла, что решение принимать ей. Втянула через соломинку коктейль. Подперла подбородок ладонью, закрыла глаза, казалось, слушает нервную игру гитариста. Палец с темно-красным ноготком скользил по краю стакана.

— Хан! — Она положила ладонь на его скрещенные на столе руки. — Те трое на даче что-нибудь знают об операции?

— Нет. Ни они, ни Легионер.

— Прекрасно.

Она посмотрела на часики. Отщелкнула крышечку мобильного, набрала номер. Пока ждала соединения, нервно барабанила пальцами по столешнице.

— Алло? Маргарита Ашотовна… Я уже в курсе. Нет, слушайте меня! Немедленно уберите то, что в подвале. Да, я так хочу. У вас полчаса. — Отключила телефон. — Так, Хан, начинаем с Цветного бульвара. Через полчаса жду звонка.

Хан лишь прищурился, сузил веки, став еще больше похожим на восточного божка. Тонкие губы тронула хищная усмешка.

Она проводила взглядом широкоплечую поджарую фигуру, пока она не растворилась в полумраке зала. Провела ладонью по обнаженному плечу. Кожа горела, словно обожженная солнцем. Но Лилит взволновало не это. По глазам Хана она поняла, что в ней еще раз произошла перемена, еще один шаг к нечеловеческому. Впервые она осознала разницу между приказом и повелением. Оказалось, повелевать — значит ни на йоту не сомневаться в своей миссии, творить себя, несмотря ни на что.

«Есть проигравшие и победители, солдаты и командиры, господа и рабы. А яиз рожденных повелевать!» — Лилит прикусила мизинец, чтобы не захохотать на весь зал, такая бешеная сила всколыхнулась внутри.

На пятачке гитарист уступил место трубачу с козлиной бородкой. Тот начал раскачиваться в такт мягкому ритму барабанов, вскинул голову, прижал трубу к губам.

Первые два такта трубы вызвали в зале оживление. «Караван», — пронесся вздох от столика к столику.

Профессионал

Белов не донес рюмку до рта. Рука дрогнула, водка пролилась на пальцы.

«Нет, только не „Караван“!» — взмолился он.

А труба уже выводила мелодию, и под сердцем нарастала боль. Коварная штука — музыка, не хочешь, а вспомнишь.

Личный архив

Москва, 1979 год

В прокуренной подсобке мерзко пахло старым тряпьем и общественным туалетом. Апартаменты предоставил начальник ЖЭКа из отставных вэвэшников. Просились на недельку, а сидеть, как водится, пришлось две. Вышколенный бывшим вертухаем персонал бухгалтерии и прочих жэковских служб лишних вопросов не задавал, да и опера старались особо на глаза не попадаться. Сидели в подсобке тихо, как мыши, и делали свое дело — следили за окнами квартиры в доме напротив.

Белов покачивался на стуле, ноги положил на высокий подоконник. Рядом стоял штатив фотоаппарата, нацеленного на нужное окно.

— Игорек, грохнешься, хрен с ним, что спину сломаешь, но технику же казенную загубишь! — второй раз за час предупредил его Володька Полищук. Сам растянулся на грязном матрасе, ниже уже не упадешь, лениво листал толстый журнал без обложки.

— И черт с ним, — отмахнулся Белов. — Что это? — Он насторожился, услышав подозрительную возню за стенкой.

— Макарыч очередную сотрудницу окучивает, — подавив зевок, ответил Володька. — Каждый вечер так. Я уже время по нему проверяю. Как сопят — значит, уже семь вечера, конец рабочего дня.

— Серьезно? — удивился Белов.

— Ага. У него двадцать баб в штате. Вот он и лютует, как петух в курятнике. — Володька нашел тему и отшвырнул журнал. — Перед уходом домой обязательно одна задерживается. Причем каждый раз разные.

— Надо же, и не боится! — с уважением протянул Белов.

— А что ему сделают? Лампочки в подъездах горят, краны не капают, дворники по утрам метлами скребут… Увольнять не за что. Бабы в нем души не чают, сам видел. Цветут и пахнут. Значит, никого вниманием не обделил.

— Врешь ты все, как мерин.

— Сам у него спроси, если не веришь! — Володька вытянулся на матрасе. — У них в прошлую пятницу праздник был, чей-то юбилей. Так Макарыч, пока бабы пели про того, кто с горочки спустился, почти всех в подсобку перетаскал.