Скворец №17 (рассказы), стр. 7
Олег Семенович с любопытством оглядел сарай, трех коров, быка, двух телят, сеновал в другом конце, косы на стенах, сбрую, покрутил головой, усмехнулся, вскинул Иринку на плечо и вынес её на волю. Подивился далям, вьющейся речке, синеющей подо льдом, далекой кромке леса…
В домике возле столовой девочки готовили для солдата Олега Семеновича комнату. Они мыли окна, перетряхивали тумбочку, вывозили тряпками грязь из углов. Иринка отобрала тряпку у малышки, вытолкала её на крыльцо и сама стала помогать старшим. Малышка заплакала. Это был непорядок — оставлять других без работы и обижать. Пришлось солдату вмешаться. Он принес метлу, вручил её девочке и вежливо попросил замести снег у крыльца. У девочки сразу просохли слезы, она с необычайным усердием стала трудиться, то и дело поглядывая на солдата, словно бы спрашивая, хорошо ли она метет. Олег Семенович кивал — дескать, правильно, полный порядок, растерянно улыбался, догадываясь, что уже все решено за него и что Иринка, и эта малышка, и девочки, усердствовавшие в доме, никуда не отпустят его…
СКВОРЕЦ № 17
Проходя вечером по кладбищу, Ефим Савельич Истратов услышал треск. Он оглянулся, но ничего особенного не заметил. Обычная картина: осыпавшиеся могилы, деревянные кресты с выцветшими на них рушниками, старые березы и липы. Истратов пошел дальше. Снова послышался треск. Тогда он поднял голову и в густой листве березы увидел чьи-то босые ноги. Держась за ветку, мальчишка застыл с раскрытой пятерней, а над ним, трепыхаясь в воздухе, кричал скворец. Рассмотреть, кто это озорует, Истратов не успел. Мальчишка заметил его, скатился вниз, скрюченная фигурка его нырнула в гущу деревьев и скрылась.
Истратов подошел к дереву и увидел в траве взъерошенного скворца. Глаза скворца воинственно сверкали, он силился подняться, но только беспомощно вертелся, отталкиваясь своим острым черным крылом. В руках Истратова, спокойных и теплых, скворец угомонился, и глаза его устало закрылись.
— Э, братец, да у тебя лапка сломана.
Истратов присел на скамеечку возле могильной ограды, извлек очки из кармана, надел их и стал рассматривать сломанную лапку.
— Никак колечко?
Истратов попытался прочесть буковки, но было уже темно — не разобрать. Тогда он встал и пошел с кладбища, держа перед собой находку, словно блюдце с водой.
На следующий день, придя в школу, Павлик столкнулся у входа с дружком своим Васькой, с которым сидел на одной парте. Тот явно поджидал его.
— Ничего не слыхал? — спросил Васька.
— А что?
— К нам из Австралии скворец прилетел. С колечком!
— Врешь!
Павлик прижал Ваську и задышал в лицо.
— Сам видел?
Васька выпучил глаза, набрал воздух в грудь — очень хотелось похвастать, что видел, но не решился.
— Отпусти сперва.
Павлик отпустил.
— Ефим Савельич Маргарите Ивановне сказал, я за дверью стоял и слыхал: интересный, говорит, случай — из Австралии прилетел скворец.
— А почем он знает, что из Австралии?
— А кольцо у него на лапке, там все написано…
— Трепло ты! — Павлик с презрением отвернулся от приятеля. Он отошел было, но снова приблизился к Ваське и с равнодушным видом сказал: — Ты вот что, помалкивай лучше. Раззвонишь — смеху не оберешься.
Васька растерянно хлопал глазами.
— Чего помалкивать-то?
Глаза у Павлика недобро сощурились. Васька замолк — Павлик был скор на расправу и драться горазд.
После уроков Павлик домой не пошел. Классы давно опустели. Он стоял перед стенгазетой, делая вид, что читает, а сам постреливал глазами в сторону учительской, где ещё сидели учителя и Ефим Савельич Истратов — директор школы, преподававший математику и физику. Раз-другой Павлик прошелся мимо учительской, заглядывая в открытую дверь, а когда Истратов наконец собрался уходить, юркнул в класс, потом выскочил вслед и долго шел сзади, не решаясь подойти.
И пока шел, все думал: видел учитель или нет, как он пытался достать скворца из дуплянки? Наверно, видел — от него разве спрячешься. И сам себя оправдывал: он бы не трогал скворца, если бы тот не стал нападать, норовя попасть острым клювом в глаза. Пришлось в порядке самозащиты помять его слегка. Павлик глядел учителю в спину и думал: а ну вдруг сейчас Ефим Савельич обернется и скажет: дескать, что ты идешь за мной? Загубил скворца, а сейчас чего тебе надо? Шел за ним и не знал, как оправдаться. Разорял он гнезда, собирал яички, выдувал жидкость и хранил их в ящике на чердаке — ни у кого такой коллекции не было, а сам никогда не задумывался: зачем она ему, собственно? А вдруг учитель спросит: да, зачем она тебе? Что сказать? Может, сбрехать: для науки, дескать? А почему тогда прячешься, как вор? И биологичке не покажешь?
Ефим Савельич вошел в дом. Павлик потоптался возле крыльца и стал бродить вокруг, заглядывая в окна. Учитель возился с Настенькой, племянницей своей, скакал на четвереньках, и девочка, усевшись верхом, вцепившись в седоватые его волосы на затылке, гудела, представляя себя то ли всадником на коне, то ли водителем автомашины. Потом Ефим Савельич кормил ее. держа на коленях, сам ел и ещё успевал читать газету. Прочел газету, снял Настеньку с колен, задвинул в печь чугунки и снова сел за стол, разложив на нем тетради. Павлик смотрел на склоненную фигуру Ефима Савельича и жалел его: учитель жил у сестры вроде приживалки — присматривал за девчонкой, с хозяйством возился, даже иногда корову доил — совсем уж не мужское дело, а ведь ученеё его в деревне не было никого, и рассказывал так, словно по книжке читал. Стоял Павлик, вздыхал и сам не понимал, отчего торчит здесь и не может уйти.
Вдруг Ефим Савельич повернулся и странно посмотрел в окно. Павлик присел на корточки и хотел было удрать, но подумал и решил пересидеть, чтобы не поднимать шума. И тут услышал над собой шаги. Не над собой, конечно, а так ему показалось. Павлик пригнулся ещё ниже, но над ним уже распахнулось окно и послышался голос:
— Это кто же здесь? Ты, Зарубин?
Непонятно было, как Он увидел его. Может, давно уже заприметил и только виду не подавал? Павлик поднялся и уставился в сторону, избегая смотреть на учителя.
— Ты чего здесь?
— Да я так…
— Ну заходи, раз так…
Павлик вошел в дом. Настенька подскочила к нему и вцепилась в ранец, требуя, чтобы он поиграл с ней.
— Связала меня по рукам и ногам! — кивнул Истратов па девочку. — Есть не хочешь? А учебники с собой? Ну вот что, садись-ка, голубчик, сюда, делай уроки да за Настенькой присмотри. А я через часок вернусь. Есть захочешь, вон хлеб, молоко…
И ушел, захватив с собой рыжий, весь в трещинах, дерматиновый портфель. Уф ты! Павлик легко вздохнул. Значит, ничего ещё, верно, не знает. Не видел, значит, как он шкодил по гнездам. А скворца-то небось с собой прихватил и спрятал где-нибудь здесь. Первым делом Павлик бросил ранец в угол, сразу же отпил полкрынки молока, успокоил жажду и стал обшаривать дом. Залез на печь, облазил сени, на чердак заглянул, но скворца нигде не было. Настенька путалась под ногами, полезла было за ним на чердак, но он шуганул ее. Ничего не найдя, он успокоился и стал играть с ней. Ползал на карачках, изображая коня и автомашину разом, и Настенька, ухватив его за уши, разворачивала то вправо, то влево.
Набегавшись, ребята сели вместе делать уроки: Настенька на полу с книжкой, а Павлик за столом. Настенька побормочет-побормочет и перевернет страницу. Скоро всю книжку «прочла» и потребовала другую. Павлик сунул ей ботанику, она и ту «прочла». И арифметику так же. И родную историю. Потом Павлик читал ей стихи, которые были заданы наизусть. Так вот вместе делали уроки, пока Настенька вдруг не заснула. Легла на пол и заснула. Павлик отнес её на кровать, прикрыл одеялом, постоял-постоял и, решив, что теперь, верно, не проснется до утра, пошел домой.