Легкие шаги в Океане, стр. 36
– Господин Широков хочет издать биографический роман о себе, – заявил Калитин старикам. – Но сам он писать не умеет, поэтому нанял меня. Вот, езжу, собираю материал для книги.
– А мы при чем? – удивились Малеры.
– Ваша дочь Эльза… когда-то в юности встречалась с Павлом Ивановичем, вот и…
– Эльза умерла, – перебила его госпожа Малер. – Это было так давно. Зачем тревожить память нашей дочери ради какой-то публикации?
– Видите ли, Павел Иванович до сих пор оплакивает свою потерю, – проникновенно объяснил Марат, доставая из кармана фотографию могилы Эльзы. – Он установил дорогой памятник, ухаживает за местом захоронения, часто посещает кладбище.
Малеры ощутили неловкость. Получается, они забросили могилу дочери и думать о ней забыли, а чужой человек печется о памяти Эльзы.
– Хорошо, – сказал отец девушки. – Чем мы можем вам помочь?
– Расскажите все, что помните о тех днях. О Широкове, об Эльзе… Какими были их взаимоотношения?
– Ну, какие… нравились они друг другу очень, – госпожа Малер заплакала. – Больно говорить об этом. Разве чувства можно выразить словами?
– У вас остались какие-нибудь письма, дневники Эльзы? Девушки в ее возрасте нередко увлекаются подобными вещами. Или, может быть, Широков ей писал?
Старики одинаково смутились. Когда люди долго живут бок о бок, они становятся похожими, как близнецы.
– Нет. Эльза дневников не вела, а письма… Они жили в одном доме, виделись каждый день. Какие письма, зачем? Потом, когда Паша переехал куда-то на квартиру, поближе к центру, он звонил или приходил к Эльзе. Нет никаких писем.
Марат задавал Малерам вопрос за вопросом, но так ничего и не выяснил. Отношения Эльзы и Павла были сильным увлечением, первой любовью. Эльза росла болезненной, слабенькой, рано ушла из жизни. Паше не такая девушка была нужна.
– А какая? – спросил Марат.
Отец Эльзы сокрушенно вздохнул и развел руками.
– Сильная, здоровая, жизнерадостная, как он сам. Уж очень они были разные, Паша и Эльза.
– Не сохранилось ли у вас каких-нибудь фотографий с того времени?
– Немного… Я их убрал, спрятал подальше от жены, – признался Малер. – Она как посмотрит, сразу в слезы. Хотите взглянуть?
– Если можно.
Старик тяжело поднялся, вышел в другую комнату. У него болели суставы, поэтому передвигался он медленно, шаркая ногами. Через несколько минут он вернулся с круглой железной коробкой, полной старых фотографий.
– Вот, пожалуйста… все, что есть.
Калитин перебирал пожелтевшие снимки, надеясь на чудо. Но ничего особенного не нашел. На самом дне лежала большая фотография молодого Широкова, на которой его с трудом можно было узнать.
– Эта карточка стояла у Эльзы на столе, – всхлипнула госпожа Малер. – Она с ней не расставалась.
Родители ничего не смогли добавить к уже сложившемуся портрету Эльзы: замкнутая, болезненная девочка, которая любила смотреть в окно, мечтать, слушать старые пластинки и читать книги. Чем же она так задела Широкова?
Все это Марат подробно рассказал Ангелине Львовне, пока жарилось мясо.
– Почему Малеры уехали из Москвы? – недоумевала она.
– Наверное, от безысходности. Они жили довольно скромно. Малер работал вахтером на заводе, а его жена – горничной в гостинице. Эльза родилась поздно, постоянно болела, а потом умерла. Жизнь потеряла смысл. А в Латвии жил старший брат Малера, одинокий старик. Он пригласил родственников в гости. Они поехали. Хозяин был совсем плох, как рассказала мать Эльзы. Они с мужем долго ухаживали за ним, похоронили. Брат завещал Малеру домик и все имущество. Старики решили остаться. Там они поневоле отвлекались – небольшое хозяйство, садик, огород, свежий воздух.
– Правильно сделали.
– Смотри, что они подарили мне.
Марат достал из папки фотографию молодого Широкова. Короткая стрижка, высокий чистый лоб, правильные черты и ясный взгляд делали его юное лицо аристократически благородным. Только упрямо сжатые губы и тяжеловатый подбородок выдавали сильную, мятежную натуру. На обратной стороне карточки угловатым, резким почерком было написано: «Но тебя, хоть ты теперь иная, я мечтою прежней узнаю…»
– Интересная надпись, – отметила Закревская. – Что ты думаешь по этому поводу?
– К сожалению, поездка оказалась пустышкой. Лучше бы я остался в Москве и проследил за Леной Слуцкой. Один раз я проводил ее с работы домой, один раз мы случайно столкнулись в метро.
– Как она вела себя?
– Обыкновенно. Вышла из своего института, села в троллейбус, приехала в Колокольников переулок, вошла в подъезд, – ничего подозрительного.
– А в метро?
– Я иду себе и вдруг вижу – Слуцкая тоже спускается в подземку. Я за ней. И тут… конфуз приключился.
– Она тебя заметила?
– Если бы. Я ее потерял.
– Не может быть! – захохотала Ангелина Львовна.
– Вот и я говорю, – засмеялся вместе с ней Марат. – Полный провал. Барышня оставила меня с носом, и не где-нибудь, а на станции метро, где деваться особо некуда.
– Как же это случилось?
История в самом деле вышла непонятная. Слуцкая торопилась, она была чем-то озабочена, погружена в свои мысли. Он шел за ней на некотором расстоянии, и ничто не предвещало неприятностей. Уже на эскалаторе произошло что-то странное.
– Знаешь, до эскалатора все шло нормально, – сказал он. – А на этой чертовой лестнице-чудеснице я слегка отвлекся, что ли… Сам не пойму! Слуцкая стояла впереди меня, я старался не упустить ее из виду. Точно помню, она стояла на десяток ступеней ниже, и тут на меня затмение нашло. Не успел моргнуть, – она влилась в толпу пассажиров, и поминай как звали. Я туда… сюда… гляжу, Лена почти рядом, только что не локтями тремся.
– Ты ничего не путаешь?
– Думаешь, я обознался? – рассердился Марат. – Полностью исключить такое не могу, но…
– Значит, это была Слуцкая?
– Вроде она. Только в темных очках и на голове шарфик. Пошел за ней. Сел в тот же вагон, глаз с нее не спускаю. Люди входят, выходят, суетятся, мечутся… Она сидит, дремлет. Потом неожиданно встает… и к выходу. Я следом. Уж теперь-то, голубушка, думаю, ни за что тебя не упущу! Вышли на какой-то станции…
– Ты не помнишь названия? – удивилась докторша.
– В том-то и дело, что нет. Как назло, свет померк. Чувствую, среди пассажиров назревает паника. Тыкаются в темноте кто куда… а мне не до шуток. Рассматривать, что за станция, некогда, – я от Слуцкой боюсь оторваться. Тут к платформе поезд подошел, она в вагон, я за ней… и все. Как в воду канула! Я по вагону вперед, назад… нет ее. Испарилась.
– Не могла она в последний момент выскочить из вагона?
– Могла, конечно, – огорченно кивнул Марат. – Выходит, опять я прозевал. У меня аж голова разболелась! Как я наверх, в город, выбрался, не помню. Запутала меня Слуцкая, заморочила. Опомнился на какой-то аллее, сел на лавочку и приходил в себя минут десять. Даже признаваться неловко.
– На какой станции ты вышел из метро?
Калитин долго думал, но так и не вспомнил.
– Занятная история, – вздохнула докторша. – А мясо у нас не сгорит? Очень кушать хочется.
За едой они не обсуждали происшествие в метро. Говорили о разных мелочах.
– Почему бы тебе не заняться Слуцкой вплотную? – предложила Ангелина Львовна, когда они перешли в гостиную. – По-моему, она не так проста. Казаков считает ее убийцей и дрожит от страха. Широкова она спасает от пули… Что-то за всем этим кроется. В метро она оставила тебя в дураках, милый. Это свидетельствует о ее незаурядных способностях. Как она откалывает эти свои штуки?
Марат понимал, что Лина права. Но… ему хотелось все обдумать не спеша, взвесить «за» и «против». Слуцкая – барышня с секретом, к ней тонкий подход требуется.
– А что с картой, которую ты нашел у Граббе?
– Пока ничего…
– Я не слишком любопытна? – улыбнулась докторша.
– Любопытство не порок, дорогая. Это профессия. Причем из самых древнейших…
Глава 37
Сольгер.
Двенадцать тысяч лет назад
Ния с увлечением познавала мир загадочных существ, не похожих на людей. Они обитали в призрачных лесах, потусторонних королевствах, в заброшенных замках и забытых всеми пещерах. Эти существа легко откликались на зов и с готовностью служили тому, кто умел с ними обращаться.