50 знаменитых скандалов, стр. 57

Это ЧП бросает тень на всю российскую музейную систему. Если в Эрмитаже не смогли предотвратить такую кражу, возникает вопрос: что творится в других музеях страны? Но только музейных работников в произошедшем винить нельзя. Ведь подавляющее большинство из них, по сути, оказались в шкуре пресловутого стрелочника, на которого сыплются все шишки — как заслуженные, так и нет. Да, Росохранкультура била себя в грудь: мол, в Эрмитаже пренебрегли результатами предыдущих проверок фондов и обнаруженными «недоработками», а «система учета в музее не соответствует современным техническим возможностям». Вот только почему-то чиновники «скромно» умолчали о том, что финансирование систем учета и хранения не позволяет ни одному музею в стране пользоваться этими самыми «современными техническими возможностями»… Чтобы организовать и отладить грамотную, не дающую сбоев систему защиты ценностей от пожаров и криминала, нужны не только время и энтузиазм, но и банальные деньги. А их-то как раз и не имеют российские музеи, по большей части располагающиеся в старых, ветхих зданиях, совершенно не предназначенных для хранения ценностей. Равно как не имеют и совершенных охранных систем, подходящих хранилищ, нормальных металлических рамок на служебном выходе, времени и средств для тотального фотографирования всех без исключения экспонатов. К тому же, в музеях большинство сотрудников — пожилые люди, которые не могут разобраться в системе электронных меток. Статистика неутешительна: ежегодно на материальную базу российской культуры не хватает 9,5 миллиарда рублей! Простите, но это уже, по сути, второй бюджет. Так стоит ли удивляться, что из Эрмитажа и других музеев воры время от времени тащат ценные экспонаты? Тот же М. Пиотровский сетует: строительство нового фонда-хранилища затягивается, недавно был введен в строй только один корпус (система охраны там в 100 раз лучше, чем в старом здании); инвентаризация ценностей и переход на электронную систему их учета движется черепашьими шагами. Ранее планировалось завершить эти работы к 2014 году, но Пиотровский настроен скептически: судя по нынешним темпам, на это уйдет более 70 лет.

А пока дело о краже из Эрмитажа тянется, Союз музеев России и Управление Роскультуры заговорили о «неадекватной реакции СМИ на данное происшествие». Это, мол, никакая не «кража века». Директора основных российских хранилищ произведений искусства полагают, что нынешний скандал, «музейный Чернобыль», хотят использовать в качестве средства для… приватизации музеев. В общем, ждем продолжения сериала.

ГОРЬКОЕ ЗОЛОТО СПОРТИВНЫХ ПОБЕД

Допинг-скандалы: новая сказка на старый лад

Проблема допинга в спорте — один из самых болезненных вопросов современности. Ведь использование стимуляторов, которые внесены Международным антидопинговым комитетом в список запрещенных, серьезно подрывает здоровье спортсменов, постепенно убивает их. И, тем не менее, чем дальше, тем большее количество «звезд» уличают в приеме таких веществ.

Скандалы, связанные с применением спортсменами допинга, все чаще будоражат публику в период проведения крупных соревнований и, естественно, олимпиад. Если верить статистике, то первая жертва на алтарь стремления к невозможному была положена еще в 1960 году, когда на XVII Олимпийских играх впервые был зафиксирован факт гибели спортсмена из-за применения запрещенных стимуляторов. Велосипедист из Дании К. Е. Йенсен открыл печальный список тех, кто в погоне за победой готов был пожертвовать собственной жизнью. Следующий громкий скандал грянул в 1988-м: в Сеуле, на XXIV Олимпиаде, канадский спринтер Бен Джонсон, который убедительно выиграл финальный забег на 100 метров, был уличен в использовании допинга; медаль он, в итоге, потерял, приобретя «взамен» дисквалификацию…

Следующий акт допинговой драмы начался в 2000 году. Нет, до этого времени в большом спорте тоже далеко не все было чисто и безоблачно. Просто дело в том, что особый размах подобные случаи приобретают именно во время проведения крупных международных соревнований; тогда-то все эти некрасивые истории доходят до обычных, далеких от спорта граждан.

Итак, в начале ноября 2000 года прозвучало сообщение о том, что вторая допинг-проба (так называемая проба «В») украинки Инессы Кравец, олимпийской чемпионки Атланты 1996 года и рекордсменки мира в тройном прыжке, дала положительный результат. Первая проба, которая была взята у спортсменки 7 июля, сразу же после состязаний в Барселоне, показала наличие в организме некоего запрещенного препарата. После обнародования результатов пробы «В» Международная федерация легкой атлетики занесла Кравец в «черный список». Там уже фигурировали фамилии еще 38 спортсменов, «погоревших» на использовании допинга. Кравец, понятно, тут же отстранили от соревнований, и ей оставалось только сидеть и ждать, какие же санкции применит против злостной нарушительницы правил Международная федерация. Почему злостной? Да потому, что Инессе было не привыкать к скандалам вокруг собственной персоны. Например, еще в 1993 году ее дисквалифицировали на три месяца за использование стимуляторов.

Еще несколько россиян, победителей в своих видах спорта — пловец А. Корнеев, борец 3. Гулиев, пловчиха Н. Жиневская — «засветились» на приеме бромантана. Правда, руководству спортивной делегации России удалось тогда выкрутиться и добиться отмены решения Международного олимпийского комитета о дисквалификации атлетов. Им даже медали вернули! Россияне сумели сыграть на том, что сами организаторы игр нарушили их регламент. При этом факт применения стимулятора никто даже не пытался отрицать. А. Корнеев в интервью вообще признался: «Мы не знали, что бромантан запрещен, мы его употребляли всей командой — легально, разумеется, — еще со времен Игр доброй воли, с 1994 года». Вот так. Просто и со вкусом.

Незадолго до скандала с Кравец еще один украинский спортсмен попался на допинге: перед самым началом Олимпийских игр в Сиднее угодил под дисквалификацию толкатель ядра Александр Багач. Доказать, что запрещенный препарат попал в организм спортсмена случайно, не удалось. А такие попытки «проштрафившимися» звездами предпринимаются очень часто. Например, возьмем самую громкую допинговую историю 2001 года.

Итак, взятые на Играх доброй воли в конце августа пробы «А» показали: у двух лучших гимнасток России и мира — Алины Кабаевой и Ирины Чащиной — в организме имеются более чем заметные следы стимуляторов. Спортсменки спешно вернулись в Москву из Японии, где участвовали в показательных турнирах, и сразу же дали интервью прессе, в которых утверждали: ничего запрещенного они не принимали, ни о каком допинге слыхом не слыхивали; стимулятор мог попасть в их организмы единственным путем: с пищевой добавкой «Гипер». Мол, покупали препарат в обычной аптеке, в лаборатории проверять поленились — и вот вам результат: нарвались на подделку. «Что ж, в следующий раз умнее будем», — пожала плечами Кабаева. Она сообщила: о положительных результатах пробы «А» ей сказала родная мать, а затем «приятную» новость подтвердила тренер гимнастки, главный тренер сборной России Ирина Винер. Алина негодовала. Мол, никогда в жизни она не принимала запрещенных препаратов и всегда побеждала исключительно благодаря природным данным и кропотливой работе. Ведь у гимнастов — все не как у людей, и анаболики с большей вероятностью принесут им вред, чем пользу. Дело в том, что стимуляторы возбуждают нервную систему и являются источником повышенной эмоциональности. А тренеры требуют от художественных гимнастов на соревнованиях предельной собранности и спокойствия. Девушкам даже попадает, когда они начинают шутить и дурачиться!

Как бы то ни было, а 20 декабря того же года Международная федерация гимнастики (FIG) официально обвинила Кабаеву и Чащину в употреблении запрещенного препарата фуросемида. Это случилось после того, как анализ допингпроб «В», который проводился в австралийской антидопинговой лаборатории в Канберре, подтвердил: в организмах россиянок и в самом деле присутствует фуросемид. Данный результат попал в федерацию 18 декабря.