Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая, стр. 20

1964 год

Колыма

13 июня

Вообще говоря, колымский дневник мне следовало бы начать не с сегодняшнего дня, а тремя-четырьмя днями позже: нынешний день и три последующих мы пробыли еще дома. Но поскольку именно на сегодня был твердо назначен наш вылет (однако человек предполагает, а обстоятельства располагают им), я и решил именно с этого дня начать свой дневник.

Итак, сегодня мы должны были отправиться в Якутск, но не успели управиться с хозяйственными делами в институте (и, похоже, понадобится нам на них еще не менее двух дней). Вчера до глубокой ночи ребята упаковывали в тюки наше снаряжение, а я ездил в Ельцовку покупать на весь полевой сезон для отряда картошку.

Нынче наша главная задача — сдать багаж до Якутска.

И вот весь наш отряд сидит на тюках в кузове грузовика, который едет в аэропорт Толмачево. Наш начальник, геолог Саня, с сыном и младшим братом Колькой (Колька тоже поедет с нами в поле) выйдут в Елыдовке.

Они везут в ветеринарную амбулаторию милую рыжую дворняжку Басю — ей там сделают два укола, от чумы и от бешенства, и тогда позволят нам взять ее с собой. Саня рассказывает:

— Молодая она еще, всего семь месяцев... Нам ее зимой под дверь подбросили слепым кутенком. У нас под дверью вот такая щелочка, сантиметра полтора, так она все в нее влезть норовила: лапами гребет, пищит, словно грудной младенец. У нас тогда теща жила, так с ней прямо истерика случилась — ребенка подбросили! И, главное, все это посреди ночи. Я вышел, смотрю: не ребенок — щенок... Долго из соски научиться пить не могла: вся молоком обольется, а в рот — ни капли. Потом ничего, приспособилась. Мы ей в матери старую лисью шапку отдали, она в нее носом уткнется, пыхтит — довольна! А до чего чистоплотная была, с самого, можно сказать, младенчества — просто на удивление. Я сперва думал про нее: лайка — и уши вроде бы стоят, и хвост крючком, а подросла, вон вам, пожалуйста — лапы кривые, одно ухо, правда, стоит, зато другое валяется. Я сперва ее хотел Бастыном назвать, был у меня такой замечательный пес, когда я на Селенняхе [9] работал — той же масти и лучших лаячьих кровей... А тут на днях сын выяснил, что, во-первых, это — сучка, а во-вторых, никакая не лайка, а самая обыкновенная дворняга, вот я и решил назвать ее Басей. С нами поедет... А чего, пускай, без собаки в поле скучно, да и от зверя сторожить будет. Конечно, медведя она на задницу не посадит и сохатого под выстрел не поставит, но хоть забрешет — и то спасибо. В прошлом году у нас на Верхоянье вокруг лагеря три дня медведь шатался — все перенюхал и возле самой палатки вот такую кучу навалил. А Бася уж, поди, такого безобразия не позволит. Не позволишь, Бася?

— Да, — вступил в разговор Юра, — без собаки в тайге делать нечего. Я вот в позапрошлом году в одном отряде работал на севере Красноярского края, так у нас на восемнадцать человек шестнадцать собак было. В вертолет садимся — базар, не поймешь, кого больше, людей или собак. Хлопот с собакой, конечно, много, но зато собака кормит: из маршрута, бывало, идешь — четыре, пять голов в рюкзаке. А попробуй-ка без собаки в тайге птицу добыть. И стреляли мы каждый только из-под своей собаки. Как-то раз иду я со своим Рексом, смотрю: недалеко от лагеря другой наш рабочий, Колька, со своей Мартой. И вдруг видим мы оба: на листвяшке две копалухи [10] сидят, ну Рекс с Мартой давай их вдвоем облаивать. Вдруг одна копалуха: «ко-ко-ко» — сейчас поднимется и улетит. Я из своей малопульки прицелился, шлеп — готова, так Колька мне чуть не в морду: «Зачем из-под моей собаки птицу бьешь?!»

— Хорошо бы, конечно, нам с собой настоящую собаку, охотничью, да где же ее взять? — вздыхает Гена.

— Ничего, на крайний случай годится и эта, — бодро отвечаю я.

— А то еще у нас случай был, — перешел вдруг с собак на лошадей Саня, — на восемнадцать лошадей в отряде — двенадцать жеребят... Прямо в маршруте у нас кобылы жеребились. Мы тогда в поле поздно поехали, лошадей в «Красном богатыре» [11] всех разобрали, пришлось нам жеребых кобыл арендовать. Двух жеребят, правда, пристрелить пришлось — совсем слабенькими родились — зато остальных всех благополучно привели назад и знакомым роздали — они же на нас не числились.

За этими разговорами мы незаметно доехали до Нижней Ельцовки, где Саня со своими ребятами и Басей отправились в ветеринарную амбулаторию, а мы заехали к хозяину, погрузили купленную у него вчера мною картошку и поехали дальше, в аэропорт Толмачево.

А там у нас поначалу груз принимать никак не хотели, требовали справку из инспекции по овощам и фруктам, что своими картошкой, луком и чесноком мы не заразим плодородную колымскую землю. Такой справки у нас конечно же не было (да и быть не могло), но мы сумели благополучно замаскировать свои овощи среди прочего снаряжения, после чего никаких препятствий к отправке нашего груза в Якутск не осталось.

14 июня

Сегодня утром выяснилось, что вчера с грузом мы забыли отправить резиновую лодку-пятисотку. Как лежала она внизу, у Юры в мастерской, так и лежит там. Придется тащить ее с собой, вместе со своими личными вещами. Что же делать — сами виноваты!

В лесочке, прямо против моего дома, выставка охотничьих собак. Ах, какие здесь ходят красавцы и красавицы, не чета нашей Басе! Хотя бы одну такую псину нам в поле! На выставке встретил Юру. Он очень озабочен: считает, что у нас мало патронов — надо как минимум тысячу штук по самым его скромным подсчетам.

15 июня

Пока мы все еще сидим дома, в Академгородке. Встречая знакомого, я все время ловлю себя на мысли: что бы выпросить у него для нашего отряда?

Был дома у своего старинного приятеля Левы, заядлого охотника. Он смотрел чемпионат Европы по боксу. Наши выигрывали, и на радостях Лева отдал мне все свои жаканы [12]. У нас, правда, будет и карабин, и винтовка-мелкашка, но вдруг ребята уйдут в маршрут с карабином, а в лагерь придет медведь или олень.

16 июня

Сегодня вечером мы наконец-то улетаем в Якутск. В бедную институтскую полуторку грузят свое имущество пять отрядов. У нас-то груза немного, килограммов сто пятьдесят-двести (все тяжелые и громоздкие вещи мы уже отправили грузовым самолетом), а у других — по четыреста—пятьсот. Огромная гора экспедиционного снаряжения высится в кузове, а поверх нее еще гнездится человек десять—пятнадцать геологов. Грустный шофер, за время работы в Институте геологии и геофизики привыкший ко всяким безобразиям, сначала пытался было протестовать, но потом махнул рукой.

— Ты обалдел, дядя?! — крутя пальцем у виска, кричит шоферу какой-то прохожий. — Да ведь тебе первый же автоинспектор дырку в талоне проколет.

— Проколет, — уныло соглашается шофер.

Но оказалось, что и это еще было не все: добрых полтора часа потом несчастная полуторка кружила по городку, собирая по квартирам чьи-то рюкзаки, спальные мешки, сумки и авоськи с презентами для друзей, живущих в разных уголках нашей необъятной страны. И когда, казалось, было уже погружено все, на самую вершину дьявольской пирамиды торжественно уселся наш Колька с Басей на руках.

Дорога до аэропорта прошла, против моих ожиданий, безо всяких эксцессов и неприятностей, если не считать того, что Басю в пути укачало. Уже в пределах видимости аэропорта ее начало тошнить на чьи-то щегольские рюкзачки, так что машину пришлось остановить и прогулять бедное животное.

Мы очень опасались, что Бася плохо перенесет длинный перелет до Якутска и ее укачает в самолете. Но как ни странно, в полете она вела себя хорошо и даже не страдала отсутствием аппетита: съела здоровенный пакет куриных костей.