Охота на изюбря, стр. 117

– Разумеется, я бы голосовал «за».

– Довольно забавно, – сказал Серов, высоко подняв брови. – Я думал, мы друзья.

– И можно узнать, что тебя навело на эту мысль?

– Откровенность, с которой ты сливал информацию о заводе.

– Ничего я не сливал!

– Вячеслав Извольский будет другого мнения. А Денис Черяга постарается доказать ему, что он прав.

Федякин встал.

– А ты дрянь! Я с тобой, как с человеком… а ты…

– А я – что? Тебе пять лет, Михаил Денисович? Ты не знал, что если ты рассказываешь противнику завода о финансах завода, это называется – шпионаж?

– Шпионаж – это то, за что получают деньги.

– А ты уверен, что не получал денег?

– Да как ты смеешь!

– ТОО. «Белое поле».

– Что?!

– ТОО «Белое поле» получило от банка полтора миллиона долларов под гарантии областной администрации. У ТОО два владельца – ты и атомщик Валя.

– Но Валя на эти деньги закупил…

Серов перегнулся через стол.

– Ни черта он не закупил, ясно? Он перевел эти деньги на свою контору, обналичил их и положил в карман. Радетель, понимаешь, за бедных атомщиков… Ты думаешь, Извольский поверит, что вы не распилили эти деньги? Есть записи наших с тобой разговоров и есть платежки. Ты думаешь, что Извольский решит, что платежки не связаны с записями?

Федякин побледнел так, что Серов испугался, что он перегнул палку и его собеседника сейчас хватит инфаркт.

– Я… О господи! Какая же ты сволочь…

Серов глядел заму по финансам зрачок в зрачок.

– Ты влип, Михаил Иваныч, ясно? По самую свою шейку. Ты и твой Валя украли у области полтора миллиона. Только рыпнись – и губернатор тебя посадит. А Черяга тебя в домну вместо шихты засыпет…

Федякин сидел молча, глядя на своего моложавого собеседника остановившимися глазами. Серов чуть усмехнулся. Он прекрасно понимал, что именно сейчас чувствует Федякин. Как бы ни старался зам по финансам корчить честную мину при шпионской игре – а он прекрасно знал, что делает, сливая банку информацию о комбинате. Да, он не просил денег, чтобы была возможность отыграть потом ситуацию, – но в его возрасте все понимают, что дети рождаются не из капусты. Зам по финансам обустраивал свое гнездышко на случай почти неизбежной, как ему казалось, победы банка. Извольский поломал ему кайф.

– Ты помнишь, что сделали со Скоросько и Сташевичем? – безжалостно продолжал Серов. – А? Тридцать три года мужик на комбинате, – с завода вышвырнули, из Сосновки выгнали, ребенок в Англии стипендию потерял, а ведь он завода не предавал. Он просто две копейки поднял, которые плохо лежали. Представляешь, что с тобой сделают?

Губы Федякина шевельнулись.

– Что… что вы от меня хотите?

– На эмиссию наложен арест, – сказал Серов, – мы подали жалобу в ФКЦБ, что она ущемляет наши права как акционера. Пятипроцентного акционера, у нас, если помнишь, пять процентов всяко есть…

– Это полная чушь, – сказал Федякин, – ничего она не ущемляет. ФКЦБ вашу жалобу в мусорную корзину кинет. Рано или поздно.

– Совершенно согласен. Но, что характерно, это может произойти достаточно поздно. ФКЦБ у нас большая, что ей мешает сидеть и размышлять, правду мы написали или херню собачью…

Серов помолчал.

– Вот… а за это время могут произойти разные разности. Например, Извольский в Швейцарию лечиться поедет. И, скажем, Черяга вместе с ним. И остаешься ты на комбинате вроде как главный, так?

– Так.

– У тебя право распоряжения деньгами «Стилвейл» есть?

– Ими три месяца как Черяга распоряжается.

– Но раньше это делал ты? И права этого тебя никто не лишал?

– Формально – да.

– Ну и проголосуй за отмену эмиссии, пока их не будет…

Федякин глядел перед собой остановившимися глазами.

– Значит, в Швейцарию уедут? – тихо спросил он.

– Ага, – беззаботно улыбнулся Серов, – в Швейцарию. Ты, главное, помни, что по документам ты полтора миллиона баксов у области свистнул… Так что если ты с нами дружишь, ты получаешься главный на комбинате, а если не дружишь, тогда извините…

– В Швейцарию, – повторил Федякин и залпом выхлестнул полстакана водки.

Федякин распрощался и ушел через четверть часа. Когда Клава заглянула в гостиную, Гена Серов сидел уже в полном одиночестве, а бутылка коньяка опустела на треть. Себя Серов чувствовал полной скотиной. Хотя, с другой стороны, если Извольский с Черягой кончатся, то всякие глупые причины, по которым Клавка не хочет принимать его предложения, пропадут сами собой.

Геннадий Серов налил себе еще полстакана, поглядел в зеркало. В зеркале отражался красивый сорокалетний мужик с правильными чертами лица и глазами цвета шкурки хамелеона. Гена поднял стакан и чокнулся с ровной поверхностью, гладкой, как стекла на небоскребе «Ивеко». «Можешь считать сегодняший вечер маленькой лептой, внесенной в копилку будущего семейного счастья», – сказал Генка своему отражению и выхлестал коньяк.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Противники открывают карты

Спустя два дня после описываемых событий темно-синий со стальными обводами «Ниссан-патрол», принадлежавший Вовке Калягину, въехал на территорию охраняемого поселка Сосновка. Было уже около десяти вечера, дорогу освещали мощные фонари, и у самого своего дома Калягин увидел женскую фигурку с прыгающей рядом собакой – опять Ира гуляла с Шекелем.

Калягин щелкнул пультом дистанционного управления, ворота дома разъехались, и «Ниссан» вкатился на залитую бетоном стоянку. Вовка вылез из машины. Шекель бросился к нему, крутясь в воздухе, а потом вдруг взвизгнул, подлетел к машине и начал яростно ее облаивать.

– Фу, место! Фу! – заорал Вовка.

– Что это с ним? – удивилась Ира.

– А, на нем сегодня мой зам ездил. Вот он и чует чужой запах… Фу, кому говорят!

Шекель затих и уселся рядом с хозяином, обиженно отвернув морду от «Ниссана».

– Денис-то из области вернулся? – спросил Калягин.

– Звонил, что через час подъедет. Опять со Славой будут ночью сидеть… Ему же вредно работать столько…

Шекель опять зашевелился, уткнул морду куда-то под брызговик «Ниссана» и нехорошо зарычал.

– Фу!

– Ты к нам завтра придешь? – спросила Ира. – А то мы пятого улетаем, Слава хочет всем сказать: «до свидания».

– Только пятого? Там же на послезавтра все намечалось?

Ира махнула ладошкой.

– Там просто дикая неразбериха: Слава должен лететь на собственном самолете, а в Швейцарии «Як» не проходит по уровню шумности, надо или штраф платить, или в другом аэропорту садиться, никто ничего не понимает, он уже третий раз все откладывает, никак здесь дела закончить не может.

– Да, – после непонятной паузы подтвердил Вовка Калягин, – лучше было бы, если б он раньше уехал… Не зайдешь? У меня вон жена гостей назвала…

Из окон калягинского дома долетала музыка, кто-то выскочил на крыльцо, но испугался ночного холода и убежал обратно.

– Нет, – покачала головой Ира, – там Слава один…

– Ничего себе один! С тремя охранниками… Ой, повезло Славке…

Ворота были по-прежнему открыты. Ирина нерешительно переступила за их черту.

– Слушай, Володя, – вдруг обернулась она, – ты не сердись на Дениса, ладно?

Калягин вздрогнул.

– Я? На Черягу?

– Он себя не очень хорошо ведет, – сказала Ира, – но ведь у него такая куча дел. Он, по-моему, все эти месяцы спал по четыре часа…

– Он себя не нехорошо ведет, – с непонятным ожесточением сказал Калягин, – он себя ведет, как последняя… А!

И Вовка в бешенстве ударил о ворота обтянутой перчаткой рукой. Звук удара был похож на выстрел. Шекель встрепенулся, вскочил и бешено залаял.

– Обещай мне одну вещь, – сказала Ирина.

– Какую?

– Ты помиришься с Денисом. То есть я знаю, что это не ты начал, но сейчас вы оба друг на друга дуетесь. Вот завтра будет вечеринка, и вы помиритесь, ладно?

Калягин несколько секунд молчал.

– Хорошо, – сказал ровным голосом, – ради тебя, Ира, все что угодно. Даже помирюсь с Черягой.