Мотив убийства, стр. 17
– Почему они так поступили с вами? – спросил я.
– Они хотели узнать, кто мы такие и что нас связывает с вами и с Мемфис. И с Гризельдой Запата.
– И что вы им сказали?
Араб презрительным жестом кивнул подбородком в сторону бородачей.
– Эти все выложили, к ним даже не успели прикоснуться.
Я вздохнул.
– Мне бы хотелось объяснить вам, что все это не имеет никакого отношения к Палестине...
– Мы это уже поняли, – перебил араб. – По тому, как они задавали вопросы. И по самим вопросам.
– Хорошо, – сказал я. – Ваш «пежо» здесь?
– В гараже. Под домом.
– Ваша рука сломана, и вам необходимо показать ее врачу. Сейчас я развяжу вас. Вы сядете в машину и уедете, я не спрашиваю куда. И чтобы я больше о вас не слышал. Понятно?
– Да.
Я, ворча, развязал их всех, и они мрачно смотрели на меня и на мой «маузер», потом сели в «пежо» и укатили.
Я вернулся в дом. Мемфис Шарль оттащила в мастерскую пока еще живого американца и привязала его к канализационной трубе. Клин клином вышибается, как сказал поэт. Я затянул узлы и обыскал парня. Я ничего не нашел в его карманах, кроме кредитных карточек на имя Луи Карузо, а также американского паспорта. Проживает в какой-то деревне в Нью-Джерси.
Пока я его обыскивал, он молча смотрел на меня. Я вышел из мастерской и пошел осмотреть оба трупа. В кармане шофера я нашел пару перчаток и сразу натянул их, чтобы не оставлять слишком много отпечатков пальцев. Конечно, при тщательном расследовании это не поможет, но кто может в наши дни рассчитывать на такое расследование?
Шофера звали Патрик Форд, а человека с «ругером» – Эдвард Карбоне. Все из одной деревни штата Нью-Джерси. В карманах у них было немного французских денег, которые я взял. Я забрал также вещи Мемфис Шарль (документы и косметичку) и мои (часы, ручку, ключи). Больше я ничего не нашел в их карманах – ничего, кроме паспортов и кредитных билетов. У Карбоне я взял «ругер» с двумя обоймами. Я снял перчатки и надел их на Карбоне. Это было очень неприятно. У меня на лбу выступил пот.
Затем я как можно тщательнее протер «маузер», сунул его в руку покойного Карбоне и согнул его пальцы. Я предупредил Мемфис Шарль, чтобы она не пугалась: раздался выстрел, и пуля врезалась в потолок. Пистолет упал на пол, но это было неважно, так как теперь на перчатках оставались следы пороха – для их дурацких тестов.
Я протер все, что можно было протереть, – молоток и разные места, за которые я хватался руками. Я не сомневался в том, что обязательно что-нибудь забуду, и это угнетало меня. Я вернулся в мастерскую. У Карузо был очень неважнецкий вид; Мемфис массировала себе виски.
– Спросите у него, на кого он работает, – сказал я.
– Я понял, – перебил Карузо и добавил что-то по-американски.
– Он говорит, – перевела Мемфис, – что вы можете делать с ним все, что захотите, но он ничего не скажет, так как в противном случае его патрон сделает с ним нечто гораздо худшее.
Я вздохнул и посмотрел на тиски. Я подошел к Карузо и с размаху ударил его по щеке.
– Сволочь, – сказал я. – Проклятая сволочь.
Он осклабился; я взял лезвие из ящика для инструментов и сунул его между пальцев раненого. Он содрогнулся.
– Да нет же, – сказал я. – Держи. Когда мы уедем, ты разрежешь веревки и уйдешь отсюда. Ты меня понял?
Он осоловело посмотрел на меня, но его пальцы сжали лезвие.
– Пойдемте, – сказал я девушке. – Оставим его.
И мы удалились.
Глава 15
Мы сели в «торнадо». Машина стояла на грязной дороге возле заброшенного сада.
Я спросил у Мемфис, что она сделала со своей машиной, и она сказала, что оставила ее в паркинге, прежде чем отправиться к своим дружкам. Она не сказала где, и я не стал настаивать.
Мне хотелось поскорее уехать отсюда. Соседи в конце концов должны вызвать полицию. Трое ненормальных, жаждущих освобождения Палестины, могут вернуться сюда, да мало ли что. «Торнадо» свернул с проселочной дороги на департаментскую автостраду. Я спросил у Мемфис Шарль, где мы находимся. Она знала дорогу и указывала мне направление. Наконец мы добрались до национальной автострады номер четырнадцать и взяли направление на Понтдаз и Париж.
Мемфис Шарль быстро нашла в машине «Мальборо» и зажигалку. Она предложила мне сигарету, но я сказал, что курение приводит к раку, и она не стала настаивать, даже не засмеялась мне в лицо. Силы ее были на исходе.
Я вспомнил о радиотелефоне, находящемся в подлокотнике. Я ждал, что он зазвонит, но он не зазвонил, хотя мы проехали уже довольно большое расстояние.
Я включил радио, чтобы поймать последние известия, но из него неслась одна какофония. Я хотел выключить его, но малышка попросила меня оставить, потому что это был Чик Кория или Гория, и я оставил его, но это не улучшило моего состояния.
– Вы уверены, что нужно идти в полицию? – спросил я, когда Чик закончил синтезировать хаос.
– Что же мне остается?
– Я не знаю. Не надо было вообще удирать.
– Я вас не выдам, – сказала она.
– Прошлой ночью, когда я был пьян, вы сказали мне, что у вас есть мотив...
– Забудьте об этом.
– Нет, вернемся к этому. Значит, у вас был мотив убить Гризельду Запата?
Она прикурила третью сигарету от окурка предыдущей.
– Она отняла у меня интересную роль в «Папаше – Длинное Дуло». Теперь Борнель-Вильмурен должен брать кого-то еще на эту роль.
Я остановил «торнадо» в паркинге, рядом с баром у дороги.
– Что вы делаете? – спросила Мемфис.
– Я хочу есть. Я съем целого быка, если мне его предложат, – сказал я и вышел из машины.
У них не было быка. Я утешился четырьмя сандвичами, двумя «карлсбергами», одним кексом и тремя чашками кофе.
Время от времени в бар входили шоферы грузовиков, выпивали по чашке черного кофе, слушали музыку и уходили. У стойки бара торчал местный пьяница.
– Молодежь! – кричал он. – Я не стану давать ей советы, если ко мне обратятся за ними, но я всажу свой нож...
– Хватит, Галлибе, – сказал хозяин бара.
В это время я заканчивал свою трапезу, а Мемфис допивала молоко, и мы продолжили наш разговор.
– Это не мотив, – возразил я.
– Вы не понимаете. Ради такой роли в детективном фильме Гризельда убила бы родную мать. Ей надоела порнуха.
– Гризельда – может быть, но вам это было не нужно.
– Мне? Но я ведь каскадерша. Мне тоже осточертели роли убийц на мотоциклах или подмены актрис в автомобильных гонках. Это не карьера.
– Вы мечтаете о карьере?
– Послушайте, Тарпон, – сказала она. – Я ушла из дому в шестнадцать лет, я подыхала с голоду. Теперь я жру, но никогда не знаю, буду ли иметь такую возможность в следующем месяце. Разве это жизнь? Мне нужны деньги.
Я ничего не ответил и сменил тему разговора:
– Вы думаете, полицейские воспримут это как мотив?
– Я не знаю, и мне на это плевать. У меня все равно нет выбора.
Я выпил третью чашку кофе.
– Вы могли бы остановиться в отеле, – сказал я, – и переждать два дня, пока я наведу справки. Когда я выясню некоторые вещи, вам не придется идти в полицию.
Она посмотрела на меня. Она выкурила уже шестую сигарету за последние полчаса. Она сказала, что я, должно быть, считаю себя Сэмом Спейдом (ей пришлось объяснить мне, что это герой одного романа).
– Я оказалась в руках невежественного провинциального бывшего жандарма, – прокомментировала она.
– Если вы предпочитаете руки полицейских...
– Все владельцы отелей – доносчики, – прервала она меня нравоучительным тоном. – Стоит мне войти в какой-нибудь отель, как они сразу же позвонят в полицию.
– Вы актриса, – сказал я. – Ваше ремесло заключается в том, чтобы походить на кого угодно, только не на себя.
Она задумалась, облизывая губы. Между прочим, красивый рот. Неожиданно ее усталость сменилась какой-то возбужденностью.
– Вернемся в машину, – попросила она.
Я расплатился деньгами покойников, и мы вернулись в машину. Малышка села на заднее сиденье и достала косметические принадлежности, которые у нее отнял покойный Карбоне, но которые я снова забрал у него.