400 школьных сочинений, стр. 6

Современному читателю может быть трудно разобраться во всех сложностях языка оды. Но, безусловно, красота ломоносовского литературного стиля производит на читателя достойное впечатление.

Г. Р. Державин

Мой Державин

Поэтическое наследие Г. Р. Державина довольно обширно. В основе своей оно представлено гражданскими, патриотическими и философскими одами. Особое место в творчестве поэта занимают оды гражданского содержания, которые посвящены лицам, обладающим огромной политической властью: монархам, вельможам.

Наиболее выдающееся произведение этого цикла – ода «Фелица», посвященная Екатерине Второй. Примечательно, что образ Фелицы, мудрой киргизской царевны, Державин позаимствовал из «Сказки о царевиче Хлоре», написанной самой Екатериной Второй. Продолжая ломоносовские традиции хвалебных од, произведения Державина вместе с тем отличаются новой трактовкой образа просвещенного монарха. Монарх предстает человеком, заботящимся о благе своего народа. Державинская Фелица – это милостивая монархиня-законодательница:

Новаторство Державина проявилось в том, что в этой оде он наряду с портретом Екатерины Второй нарисовал свой собственный образ, правдивый и смелый.

Еще один огромный пласт творчества Державина посвящен псалмопевческим произведениям. Поэт часто прибегает к текстам «Псалтыря», он либо переводит отдельные отрывки текста, стараясь как можно ярче изложить сюжеты Ветхого Завета, либо перекладывает их в стихотворную форму.

Надо отметить, что Псалтырь – единственная книга Ветхого Завета, которая была распространена на Руси с давних времен. Она являлась своеобразной азбукой, по которой учились читать и писать, каждый мало-мальски грамотный человек считал своим долгом знать ее.

Поэты, обращавшиеся до Державина к данному жанру, придерживались морализаторского принципа. Любое произведение, содержавшее те или другие сюжеты библейского завета, просто обязано было поучать и воспитывать читателей. Державин не побоялся несколько отойти от этого пути. У его стихотворений появляются и соответствующие названия: «Властителям и судиям», «Счастливое семейство», «Победителю», «Радость о правосудии», «Братское согласие».

Естественно, что тексты псалмов поэт использовал как источник свежих мыслей, образы для своих новых стихотворений.

Державин словно пропускал через сердце и собственное видение мира эти древнейшие сюжеты, вкладывая в них свои чувства.

Одно из первых переложений псалма Державина, которое получило название «Счастливое семейство», является своеобразным обращением к А.А. Ржевскому. В этом стихотворении есть такие строки:

Честь, правда, справедливость на протяжении всей жизни являлись для Державина не просто высокими понятиями, но и основными принципами жизни. Это относилось как к личной жизни, так и к государственной службе. Державин всю свою жизнь ратовал за свободу. Свободу от всего, что тревожит покой человека, препятствует его воле:

Хотелось бы также отметить, что поэтика псалмопевческих стихотворений Державина довольно самобытна и тесно связана с русской традицией, которая восходит к далеким временам Владимира Мономаха.

Отличное знание священного писания Державин приобрел у сельского дьячка и своей матери, которая всеми силами старалась пристрастить сына к чтению духовных книг. Поэтому в его лирике так часто встречаются многочисленные цитаты из Ветхого и Нового Заветов, которые трактуются автором довольно своеобразно. Безусловно, чтобы вникнуть в самую суть державинской поэзии, надо обладать не только особым состоянием души, но и уметь вживаться в ту поэтическую традицию, которая, к сожалению, сейчас практически утеряна. Творчество Державина является достоянием русской литературы, которая во все времена была богата удивительными талантами. Великий поэт не только раскрыл неисчерпаемые возможности классицизма, но и проложил путь для романтической поэзии.

Державин о назначении поэта

Гаврила Романович Державин вступил в литературу уже немолодым человеком со стихами, говорившими о бренности жизни, о смерти и бессмертии. И закончил путь монументальным восьмистишием, одой «На тленность». Он написал оду за два дня до кончины и подтвердил этим, что остался поэтом в мире до гробовой доски. Многие современники Державина считали его придворным поэтом. Но он никогда таковым не был, Державин не мог стать ручным стихотворцем хотя бы из-за своего горячего нрава. «В правде черт», – говорил он сам о себе. Характер заставлял его наперекор вельможам и царям говорить «истину... с улыбкой». Ясно, что без простодушной улыбки, себе на уме, царям ничего не скажешь.

А Державин говорил и умел, пусть не всегда, добиваться своего, зная, что правда на его стороне. В сознании своей правоты он обращался в стихах в Богу, к Высшему Судии. Находясь под судом после тамбовского губернаторства, в оде «Величество Божие» он создает гимн во славу Творца, но не может не воскликнуть: «Но грешных пламя и язык Да истребит десницы строга!»

Эта мысль была почерпнута поэтом из одного из псалмов книги Давида. После счастливого оправдания Державин обращается еще к одному псалму, «Милость и суд воспою Тебе, Господи», и под гнетом мучающих его размышлений о суде и справедливости поэт вновь и вновь развивает излюбленную тему, используя ту же неисчерпаемую книгу Давида.

В переложении из псалма «Доказательство творческого бытия» поэт рисует величественную картину мира:

Охватывая в воображении как бы сразу все мироздание, бездны и выси, поэт словно стремится взлететь туда, где можно дышать полно, не боясь ледяного и разреженного воздуха. Но это удавалось ему далеко не всегда.А если удавалось, то оттого, что ногами он всегда крепко стоял на земле.

Его чеканное «я червь – я Бог» было и метафорой, рисующей образ самого поэта. Ведь о том же позднее говорит и А. С. Пушкин, являя поэта, погруженного в «заботы суетного света», но с душой, готовой встрепенуться, как «пробудившийся орел».

Державин искренне полагал, что поэт призван изобразить человеческую душу, словно художник-акварелист, не отрывающий от листа бумаги кисть, пока рисунок не закончен. Это удалось ему в оде «Бессмертие души»:

Определив в «Доказательстве Творческого бытия» гармонию мироздания как главный аргумент Божьего присутствия в мире, Державин живописует его картины с лирическим удивлением перед Творением, перед грозной и прекрасной его тайной, а не просто как созерцатель: