Вечер потрясения (СИ), стр. 429

Вжавшись в бетон, Александр Колобов истово молился, желая только одного – уцелеть в этом аду. Американский истребитель с грохотом пронесся над распластавшимся милиционером, обрушив на того злобный рев реактивной турбины, в котором отчетливо слышался кровожадный хохот какого-то фантастического демона. "Файтинг Фалкон" продолжал снижаться, войдя в пологое пике и плюясь огненными брызгами трассеров. Его пилот слишком поздно опомнился, дернув на себя рычаг управления, но всей мощи турбореактивного двигателя "Дженерал Электрик" F110 оказалось недостаточно, чтобы мгновенно преодолеть силу инерции девятнадцатитонного самолета.

Стальная птица задрала нос, преодолевая земное притяжение, и, завалившись на корму, коснулась бетона. Хвост истребителя окутало пламя, мгновенно поглотившее всю машину целиком, и в последнее мгновение из этого огненного вихря в зенит выбросило катапультируемое кресло.

Столб огня, взвихривавшийся черно-багровыми клубами, поднялся к небу, а сверху сыпались походившие издали на хлопья снега десантники. От сотен парашютных куполов стало тесно под небосводом, точно на Внуково вдруг обрушилась диковинная метель, секущая свинцом автоматных очередей, огрызающаяся огнем, поглощающая все на совеем пути. Александр Колобов видел, как американские десантники, путаясь в стропах, торопливо освобождаются от парашютов, в воздухе призванных спасать жизни, но на земле превращающихся едва ли не в самого опасного врага, сковывая движения. Старший сержант, поднявшись на колени, взял наизготовку свой АКС-74У, до упора вжав спусковой крючок, но автомат не дрогнул, ударив в плечо – магазин оказался пуст, и времени менять его не было.

– Суки! – Колобов видел неподалеку от себя нескольких американцев, только достигнувших земли, пытавшихся сейчас выпутаться из строп, оплетавших их крепкой сетью. Они были дьявольски уязвимы в этот миг, и старший сержант торопливо рванул из кобуры табельный "Макаров", оружие при всех своих недостатках более привычное, чем автомат. – Сдохните, падлы!

Заученным, затверженным на стрельбах движением Александр отвел до упора назад затвор, загнав в ствол первый патрон, сдвинул флажок предохранителя, и, задержав на миг дыхание, нажал на спуск. Старший сержант держал ПМ обеими руками, взяв на прицел первого попавшегося противника, который продолжал бороться с парашютом. Оружие рванулось из рук, словно вдруг ожив, и девятимиллиметровый кусок свинца, покинув ствол, ударил американского десантника в правое плечо, сбив с ноги отбрасывая назад.

– Суки!!! – Рвущийся из груди злобный рык заглушил отрывистый звук выстрелов. "Макаров" не отличался точностью боя, и Колобову, обычному московскому "менту", было далеко до снайпера, но сейчас руку сержанта направляла сила, не имевшая названия, но не ведавшая преграды. Старший сержант опустошил магазин за полминуты, и ни одна пуля не ушла мимо цели. Трое американцев ватными куклами повалились на бетон, но четвертый уже вытаскивал из кармашка разгрузочного жилета ручную гранату.

Старший сержант Колобов слишком поздно увидел катящийся к нему черное "яйцо" осколочной гранаты М26. Рывком вскочив с колен на ноги, Александр отпрыгнул на несколько метров назад, в движении успев выпустить последнюю пулю. Он еще видел, как бросивший гранату десантник заваливается на спину – возможно, тот и остался жив, "Макаров" мог и не пробить кевлар легкого бронежилета, но это не имело значения. В лицо Колобову ударила волна жара, по ушам стегнул грохот взрыва, тело пронзила боль, и тотчас сознание милосердно покинуло сержанта. Когда он вновь пришел в себя, кругом уже звучала чужеземная речь. Выстрелы окончательно стихли, зато в небе было черно от вражеских самолетов, и лишь откуда-то издалека доносился знакомый "кашель" АКМ, перемежаемый треском штурмовых винтовок М16.

– Твою мать! – Старший сержант, превозмогая боль, пронзившую все тело, скручивая мышцы жгутом, приподнялся, опираясь на локти, и был почти уже готов встать на ноги, когда возле его лица возникла пара ботинок на мощной рифленой подошве.

Подняв взор, Колобов увидел нависшего над ним плечистого крепыша в камуфляже с непривычным рисунком. Американский десантник рассматривал распростертого у своих ног русского без тени опаски, но штурмовую винтовку держал уверенно и не снимал палец со спускового крючка.

– Твою мать, – на этот раз в голосе Александра Колобова звучала обреченность и усталость. Его собственное оружие лежало в нескольких шагах, отброшенное силой взрыва. Но даже будь иначе, сержант почти не сомневался, что не осмелился бы воспользоваться "калашниковым" сейчас, когда вокруг были десятки врагов. Он просто понял вдруг, что очень хочет жить.

Американец что-то требовательно произнес, отступая на шаг назад. Ствол винтовки ушел по дуге резко вверх, тотчас вновь уставившись черным провалом дула на беспомощного пленника. Для старшего сержанта московской милиции война закончилась здесь и сейчас.

Глава 9

Штурм

Москва, Россия – Вильнюс, Латвия – Вашингтон, США

21 мая

Аркадий Самойлов боролся со страхом из последних сил. Ожидание и неведение оказались самым жутким, что только могло подстерегать главу российского правительства. Все, от генерала Варенникова и до последнего пацана-солдата из охраны секретного бункера, были сейчас заняты делом, или отдавая приказы, или исполняя их. И только сам премьер-министр мучился бездельем, чувствуя, как укрытый глубоко под столичными улицами командный пункт превращается из неприступной цитадели в могилу, склеп, последнее пристанище для нескольких сотен доверившихся крепости его армированных броней бетонных стен.

Каменные своды давили, стены, окрашенные скучной серой краской, сжимали со всех сторон, тишина, нарушаемая только мерными шагами редких караулов, заставляла выть от отчаяния. И потому Аркадий, чувства которого были в эти минуты обострены до предела, едва ли не первым ощутил едва слышный гул взрывов, эхом докатившийся откуда-то извне, настойчиво проникая через прочный бетон.

– Генерал, что там происходит? – Напряженный вопрос встретил появившегося на пороге кабинета генерала Варенникова. – Что это?

Это оказалось страшной пыткой – вздрагивать от каждого шороха, в каждом звуке слышать неотвратимую поступь смерти. Он, Аркадий Самойлов, был правителем второй по мощи державы, кто бы и что бы ни говорил, но сейчас ему едва ли подчинялись даже те солдаты, что над головой министра в спешке готовили столицу к обороне.

– Доложите обстановку, генерал! – Самойлов пытался выглядеть властным, не прося, но требуя, и даже сам поверил на миг в собственную уверенность.

– Товарищ министр, американцы опять нанесли бомбовый удар по аэропортам! Генерал Волков с командного пункта в Раменском руководить отражением налета. Он стянул к столице достаточно зенитных ракет, собрал все уцелевшие истребители. На этот раз янки не застанут нас врасплох!

Мысль о том, чтобы управлять обороной города, тем более обороной страны из этой норы, оказалась не более, чем фарсом, и лишь теперь Самойлов осознал это во всей полноте. Единственное, на что был пригоден бункер – спрятаться там, пережидая бушующий над головами ядерный шторм, чтобы потом, когда все стихнет, полюбоваться радиоактивным пепелищем, раскинувшимся на месте огромного, полного жизни города. Сейчас же министра достигали лишь обрывки сообщений, пугавшие своей бессмысленностью. Радиосвязь работала с перебоями, а провода "дотягивались" не везде, да и их легко можно разорвать несколькими точно положенными бомбами, а уж в таком деле американским пилотам равных не было.

– От Грекова известия есть?

Анатолий Вареников отрицательно помотал головой – слова сейчас были не нужны. Последняя радиограмма – всего три коротких слова – от Михаила Грекова, пробившись сквозь завесу помех, пришла достаточно давно, но воцарившееся с той секунды молчание было вполне красноречиво. Командующий танковыми войсками сделал свой выбор, и судьба его не оставляла теперь сомнений. И вскоре эту участь предстояло разделить тем, кто сейчас ютился в подмосковных катакомбах, тщетно пытаясь оттянуть неизбежное.