Молодые годы короля Генриха IV, стр. 135

IX. Мертвецы при дороге

Кто отважится на это?

9 мая 1588 года герцог Гиз с горсточкой офицеров тайком пробирается в Париж.Король передал ему просьбу, смиренную просьбу, чтобы он не появлялся. Валуазнает: само присутствие Гиза ускорит или гибель короля, или же приведет кгибели противника. Кто из них пойдет на риск, и пойдет первым? Гиз в свое времяуничтожил иноземную армию гугенотов, а королевское войско под командой Жуайезабыло, наоборот, разбито Наваррой. И все-таки несчастный король попыталсяизобразить победителя; а теперь и народ и почтенные горожане единодушно егопрезирают. Парламентарии, верховные судьи королевства — почти единственные, ктоеще держит сторону короля; эти-то думать умеют. При столь неясном положенииотклоняться от закона опасно, а закон — это король. Но кому они скажут, комумогут объяснить? Ни богачам, которым Гиз, а не угасающий Валуа гарантируетсохранность их денег, ни взволнованным простолюдинам на улицах, вопящим оголоде. Голодать им не впервой, и нет никаких оснований предполагать, что вближайшее время не придется наложить на себя еще более строгий пост. Толпа,допустив однажды неверный выбор вожака, совершает и дальше одни глупости. Этилюди — за Гиза, а он, оказывается, авантюрист и архиплут, подкупленный врагом.Их противоестественная приверженность к нему порождает в них ярость и страх —так сопротивляется их совесть, но они этого не понимают. В Париже расстройствоумов, потому и кричат о воображаемом голоде.

Гиз со своими пятью-шестью всадниками добирается до многолюдной улицы, всееще не узнанный, закрывая лицо шляпой и плащом. Город, особенно многочисленныемонастыри, битком набит его войсками, он может их кликнуть, где бы он ниоказался. Но Гиз разыгрывает бесстрашного и таинственного рыцаря, чтобыпроизвести впечатление. Ему почти сорок лет, у него куча сыновей, но он все ещедержится за ошеломляющую и грубую театральность тех приемов, с какими выступаютна сцене люди, не имеющие к тому призвания. Некий молодой человек, которому этопоручено, стаскивает, плутишка, с таинственного всадника шляпу и плащ и кричитзвонким голосом: — Откройтесь, благородный рыцарь!

А в это время в замке Лувр очень старая королева, мадам Екатерина, говорилакоролю: — Гиз — это костыль моей старости. — А сын тяжелым взглядом смотрел навиновницу Варфоломеевской ночи, последствия которой обрушились теперь на него,это было ему ясно и без особых донесений. Впрочем, и они не заставили себяждать. С приездом герцога Гиза тут же пошла молва о его необычайнойпопулярности. — Мы спасены! — воскликнула первой некая изысканная дама,обращаясь к герцогу, и сняла маску, закрывавшую ей верхнюю часть лица. —Дорогой повелитель, мы спасены! — И тут по всей улице прокатилась волнавосторга. Значит, голоду конец, вождь изгоняет призрак голода! Льются слезырадости. А сапоги, которые свешиваются с коня, можно просто облобызать. Кгерцогу старались прикоснуться четками, чтобы он их освятил, и, конечно, всутолоке немало народу и передавили.

Пока полковник-корсиканец все это докладывал, король на него ни разу невзглянул. Он не сводил глаз с матери, и она это чувствовала, ибо взгляд у негобыл тяжелый. Она же бормотала себе под нос: — Гиз — костыль моей старости. —Все это говорилось лишь для того, чтобы утвердить себя в своей глупости инастаивать на ней даже во вред себе; а ведь могла бы уж прийти минутапросветления. Лицо у королевы стало совсем землистое — ну, прямо земля напогосте; казалось, старуха туда и возвращается, когда пошла прочь, нащупываякостылем дорогу, постукивая, шаркая, делая зигзаги и все больше скрючиваясь;под конец она согнулась пополам.

Корсиканский полковник излагал свое мнение, ибо его заверили, что совершеннотак же смотрит на дело и король: герцога необходимо заколоть. Присутствовавшеетут же духовное лицо одобрило эту мысль, сославшись на подходящую цитату изсвященного писания. Несколько наиболее решительных придворных поддержали его, икороль не возражал; его молчание они приняли за согласие. Между собой ониначали обсуждать, много ли еще осталось вооруженных сил у короля и после того,как все свершится, можно ли будет сдерживать противника страхом до приходаподкрепления. Но тут снова появилась мать Валуа, а с нею Гиз собственнойперсоной. Уже не красавец Гиз, не гордый герой. На его пути к королю егомилостивые обращения не встретили ответа, а начальник гвардии Крийон еще глубженадвинул шляпу. Тогда герцог понял, что его ожидает. Бледный и ошеломленный,вошел он в королевскую опочивальню. Но его сопровождала старуха, и король неподал знак кинжалам, потому что здесь была старуха. Во всем замке Лувр, извсего его дома, члены которого перемерли или взбунтовались против него,оставалась только мать, которая и довела его до всего этого. Потому-то онстрашился ее, как самой судьбы. В ее присутствии нельзя было допустить дажемысли о том, чтобы призвать на помощь спасительные кинжалы. Он сделал герцогукороткий выговор и повернулся к нему спиной.

Гиз без сил упал на ларь. От близости огромного шрама один глаз у негослезился, и казалось, Гиз плачет. Он все видел, видел страх короля. «Такой жемучительный страх, как и у меня», — подумал Гиз. Но он, верно, понял, почемулицо короля исказилось. Решение убить отменено только на сегодня. В дальнемуглу старая королева старалась успокоить сына; Гиз поспешил убраться. «Славатворцу, я еще жив, а там мой народ, он проник даже во двор Лувра, чтобывызволить меня отсюда. Я опять герой. Слава творцу, теперь уж мы будемдействовать решительно».

Так думают люди, когда их застигнут врасплох. На самом деле лотарингец несобирался строить баррикады и давать королю сражение в его столице; он тольковсе подготовил к тому, что это должно было случиться. Но когда, уже почтидостигнув цели, он вдруг отступил и предпочел бы лечь спать, чем сражаться, егопосетил Мендоса, посол дона Филиппа, и заговорил с ним резко и повелительно.Настоящий хозяин Гиза мог ведь герцога и принудить. Не позже как через три дняФранция должна быть охвачена междоусобной войной, такова воля мирового владыки.Гиза не удостоили объяснением причин, но ему сообщили важные вести: Армаданаконец готова и может двинуться на Англию. Этот флот снаряжали в течениемногих лет, и он был снабжен всем необходимым на годы, хотя переезд в Англиюмог занять самое большее две недели. Так вот, ему нужно предоставитьвозможность без опаски заходить по пути во французские гавани. Владыка мира, нежелал встречаться ни с кем из своих врагов-французов. Он был по природе точен иосторожен. Поэтому в течение трех дней в Париже должны быть построены баррикадыиз бочек с песком. Король в окна своего Лувра уже давно видел, как их везутвверх по реке. Так как он, оказавшись в безвыходном положении, призвал в городнебольшое число швейцарских и, немецких наемников, это послужило последнимпредлогом к восстанию. Чужеземцы были разбиты превосходящими силами противника,они падали на колени и воздевали руки, державшие четки. Королю пришлось проситьза своих солдат, которые остались в живых. Он просил самого герцога Гиза,почему тот совсем утратил смелость, и уже был не в силах поднять руку накороля; Мендоса же требовал от него именно этого.

Так как ни один из них не решался убить другого, началась великая смута, иулицы целыми днями были во власти монахов, которые под гул набата усерднопризывали к резне. Не теряла времени и сестра Гиза, фурия священной Лиги: сосвоего балкона она призывала к убийству шумную толпу возвышенной духоммолодежи. — Молодежь… Молодежь всегда возвышенна, — твердила она, и все этибудущие адвокаты, проповедники и живописцы верили ей. Их худосочие легко былопринять за убеждения. В дни торопливых, необдуманных действий молодежь обычнопользуется большим авторитетом. Герцогиня де Монпансье, несмотря на своюраспаленность, все же читала в людских лицах; там, внизу, среди толпы еепочитателей, она отметила одно лицо, и видела она его не впервые. Если учеловека такое лицо, он может пригодиться. И она позвала наверх молодогопослушника.