Спартанец, стр. 75

— Интуиция его не подвела, — согласился Эписфен. — Я видел послание царя Леонида и сделал копию перед тем, как оно было уничтожено. У меня никогда не хватало бы храбрости рассказать тебе о его содержании. Поэтому я вырезал эти слова на погребальном камне твоей матери. Если в твоих венах течет кровь Аристарха, я знал, что однажды ты будешь искать правду, где бы она ни была скрыта.

Он встал и показал на статую Гермеса в нише на стене, за спиной у Клейдемоса.

— Оно там, — сказал он. — Внутри статуи.

Клейдемос поднял фигурку, его руки дрожали. Он перевернул ее и извлек пергаментный свиток.

— Сейчас уходи, — сказал эфор. — Спеши; встает солнце. Пусть сопровождают тебя боги!

Клейдемос спрятал свиток в складках плаща и направился к двери.

Дорога оказалась безлюдной.

— Да защитят тебя боги, благородный Эписфен, — сказал он, оборачиваясь, — ибо они уже прокляли этот город.

Он быстро зашагал по дороге, плотно закутавшись в плащ и подняв капюшон. Он обогнул площадь Дома Совета и углубился в лабиринт темных узких улочек в квартале Месы, пока не добрался до долины Еврота.

Он бежал со всех ног вдоль реки, прячась под берегом, пока не оказался достаточно близко к дому. Поднимался густой туман, поэтому он смог идти по открытому пространству, не опасаясь быть замеченным.

На расстоянии он мог видеть раскачивающиеся верхушки кипарисов, растущих вокруг могилы Исмены, возвышающиеся над белым покровом тумана. Он уже мог уверенной поступью шагать в сторону дома Клеоменидов. Молодой человек вошел в дом, проверил, что там никого нет, и закрыл за собой дверь.

Солнце, едва поднимающееся над горизонтом, освещало комнату слабым молочным светом. Клейдемос вытащил пергаментный свиток и развернул его дрожащими руками. Перед его глазами предстали слова царя Леонида, слова, которые царь хотел послать в город, испытывая страдания и муки своего последнего часа, слова, которые оставались тайной в течение тринадцати лет:

«Леонид, сын Анаксандрида, царь спартанцев, эллинский вождь, приветствует царя Леотихида, почтеннейших эфоров и почтенных старейшин.

Когда вы будете читать эти слова, среди живых уже более не будет ни меня, ни доблестных сынов Спарты, сражающихся здесь вместе со мной, которые встретились с грозной силой варварского нашествия. И будет только справедливо заставить вас выслушать голос того, кто на пороге смерти и расплачивается своей собственной кровью.

Я желаю, этим своим финальным актом, спасти от уничтожения семью доблестных воинов и не допустить, чтобы ими несправедливо пожертвовали.

Это Бритос и Клейдемос, сыновья Аристарха, Клеоменида. Первый был послан, чтобы умереть здесь, из-за грубого нарушения законов его города, а второй живет как слуга, избежав смерти, предписанной ему теми же законами. Они являются живым образцом положения дел в Спарте. Среди этих скал илоты проливают свою кровь с той же верностью, что и воины. Эти два сына Спарты происходят из одного и того же рода, и мое желание заключается в том, чтобы был создан новый порядок. Порядок, при котором обе расы, живущие на одной земле и равноценно проливающие за нее кровь, в будущем могли бы жить в мире, по одним и тем же законам.

Прошу вас, чтобы память о моем брате Клеомене, вашем царе, была справедливо восстановлена, так как он был ввергнут в пучину безумия и тьму смерти не божественным провидением, я полагаю, а человеческой волей.

Если же все это не будет исполнено в городе, за который я готов отдать свою жизнь, боги однажды проклянут его за всех тех, кто невинно пострадал от несправедливости и оскорблений, если правда то, что боги посылают настоящее прозрение тем, кто находится на пороге смерти…»

Свиток выпал из рук Клейдемоса на пол. Он пошел в спальню своих родителей, открыл огромный кипарисовый сундук, вынул доспехи и щиты Клеоменидов и отнес все это на могилу Исмены.

На плоский могильный камень он положил легендарную кирасу, нагрудники с великолепной чеканкой, шлем с тремя черными гребнями и щит, украшенный изображением дракона.

Он опустился на колени и положил голову на ледяной камень. Затем в последний раз дотронулся до щита, в котором он спал еще младенцем и в котором лежали кости его брата. В самый последний раз…

Затем он направился в сторону горы Тайгет, исчезая в тумане.

Из недр горы раздался оглушающий грохот, земля сотрясалась и содрогалась до самых бездонных глубин преисподней. Мощные стены дома Клеоменидов зашатались, угловые камни развалились в разные стороны, старинный дом рухнул со своего фундамента с невообразимым грохотом.

ГЛАВА 11

Ифома

Клейдемос прошел через поляну с огромным каменным дубом, оставляя ее позади. Затем он вошел в кустарник и подошел к основанию каменистого холмика, где Карас, закутанный в свой плащ, сидел около небольшого костра из веток. Он был неподвижен, как скала.

— Я ждал тебя, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Пошли, давай войдем.

Клейдемос отодвинул в сторону камни, которые загораживали вход в холм, заросший мягким слоем мха и папоротником. Ни одна рука не касалась этих камней с тех пор, как они были здесь с Критолаосом, той дождливой ночью, когда-то давным-давно.

Карас поднял палку, завернутую в паклю, и поджег ее в костре; первым вошел в пещеру Карас, за ним следовал Клейдемос.

Карас воткнул факел в стену внутреннего помещения и открыл огромный сундук.

Фантастические доспехи мерцали в тусклом свете. Клейдемос стоял и пристально смотрел на них, не мигая. Карас достал кирасу с тремя большими соединенными вместе пластинами, затем бронзовый щит, украшенный изображением головы волка, сверкающим блеском сплава золота и серебра, и шлем, увенчанный волчьими клыками.

Как только рука Караса потянулась к мечу, Клейдемоса внезапно охватила дрожь. Карас вытащил факел из стены и поднес его близко к клинку. Смазка, которой он был покрыт, загорелась, весь меч сразу же вспыхнул, превращаясь в пылающий факел.

Когда это вспыхнувшее пламя само собой быстро погасло, обожженный клинок засверкал голубыми отливами.

Карас склонил голову и низким голосом прочитал вслух:

— Он будет сильный и невинный, движимый такой глубокой любовью к своему народу, что пожертвует голосом своей собственной крови.

— Я слышал эти слова от Критолаоса, — сказал Клейдемос.

— Это слова древнего пророчества, которое сбывается в настоящий момент. Ты, кто пожертвовал своей спартанской кровью ради любви к своему народу, ты последний волк Мессении, Талос, сын Спарты и сын своего народа… Пришло время тебе взять меч Аристодема, царя Мессении, наследника Нестора, пастыря народов. Древнее проклятие… должно быть снято.

Единственный глаз Караса под мощным лбом сверкнул, возможно, от слез. Но голос оставался твердым. Он вонзил самый кончик меча в грудь Клейдемоса, который стоял неподвижно, не шелохнувшись. Брызнула кровь.

Двумя руками Карас высоко поднял меч. Красная капля медленно скатилась по центральной бороздке, касаясь янтарного эфеса. Затем Карас воткнул меч в землю и встал перед ним на колени. Его лоб был покрыт потом и почти касался эфеса.

С дрожью в голосе он произнес какие-то слова, которые Клейдемос не мог понять, но которые словно выжигались в его разуме одно за другим.

Карас поднял лицо к Клейдемосу, который застыл на месте, словно каменный.

— Возьми его, прямо сейчас, — сказал он. Клейдемос протянул руку к янтарному эфесу. Он сжал его, вытащил из земли, прижал к своей груди. Карас встал.

— Критолаос был последний Хранитель Меча. Я Хранитель Слова — переданного потомкам сто восемьдесят четыре года назад. Теперь ты владеешь Мечом, и ты знаешь Слово. Ты — Волк.

Все дееспособные люди гор собрались на большой поляне около верхнего ручья. Они ждали, все были вооружены и собраны по племенам. Все напряженно наблюдали за лесом, словно кого-то ожидая. Вдруг кто-то из них, указывая на дубовую рощу, сказал: