И у крокодила есть друзья, стр. 30

Продуценты у нас — растения, только они наделены волшебным хлорофиллом, способным консервировать солнечную энергию в белках, сахарах и жирах, создавая их при блеске солнца из воды и углекислого газа.

Процесс этот называют фотосинтезом, то есть созиданием с помощью света.

Животные питаются готовыми продуктами, синтезированными растениями. Их, животных, называют поэтому консументами — пожирателями. Животные, кстати сказать, и дышат кислородом, который выделяют при фотосинтезе растения. Когда-то, на заре жизни, до того как разрослись на земле леса, в атмосфере почти не было кислорода (и на планете, надо полагать, тогда очень трудно дышалось). Это растения напустили под голубой купол животворный газ. Они и сейчас продолжают пополнять его запасы в небесах. Поэтому ночью (в темноте хлорофилл не работает) кислорода в воздухе меньше, а углекислого газа больше, чем днем.

Полагают, что благодаря жизнедеятельности растений в атмосферу выделилось не менее 26–52 квадрильонов тонн кислорода — в несколько десятков раз больше, чем содержится его сейчас.

Животные тоже не остаются в долгу перед зелеными благодетелями: когда дышат, насыщают воздух и воду (если живут в море) углекислым газом. Растения, как известно, им питаются. И после смерти своей консументы оставляют продуцентам бесценное наследство — полные питательных веществ трупы.

Тут за них принимаются редуценты — бактерии: разлагают на составные части, которые затем легко усваивают из земли, воды и воздуха растения, вновь создавая из них сложные органические продукты. «Колесо жизни» свершило полный оборот.

Часть вторая

Разговор без слов

Родители помогают детям

Помню, как-то в мае я сидел на опушке березовой рощи и смотрел на голубой купол, под которым совершаются столь великие процессы. Было очень тепло, и майские жуки выползали из земли. Четыре года червями копошились они во мраке вырытых в перегное подземелий. В сырости, духоте, не видели света белого. И вот вылезают теперь из аккуратненьких норок и, кажется, совсем не ослеплены блеском солнечного дня, не опьянены лесными ароматами. Деловито расправляют крылья, заводят мотор — он жужжит — и летят вверх к зелени деревьев.

Я и не знал, что так много майских жуков ждет под землей своего дня-икс. Не сходя с места, я насчитал их больше десятка. Они выползали и у моих ног, и у самых рук, почти между пальцами, которыми я опирался о землю, и сзади из-под травы, которую я примял, усевшись прямо над их подземельями.

А в зеленой дымке, которой окутал май кроны деревьев, гудели крылья многих тысяч жуков. Они копошились в молодой листве и кружились вокруг. Для них березки лишь салат, который возбуждает аппетит.

Немного позже самки опять зароются в землю и отложат там несколько десятков желтоватых яиц. А потом умрут. Союз их с самцами был недолгим, как коротка и сама жизнь этих жуков: месяц радостного жужжания, и всему конец.

Эти личинки, уединившись в подземельях, живут годами. А породившие их жуки никогда больше не встретятся друг с другом. Никогда не увидят и детей своих, но и никакие больше заботы о продлении рода не беспокоят их. Только зарыться в землю и отложить там яйца, дальше пусть личинки сами борются за право жить под солнцем.

Тут же среди ветвей, атакуемых проголодавшимися жуками, звенела чудесная песня — гимн любви и весны. (Так, я слышал, говорят о ней поэты.) Певец ждал подругу. Скоро, теперь уже скоро, она вернется из далекой Африки, из диких лесов, морем бушующей зелени сомкнувшихся вокруг горы Килиманджаро. Вместе построят они гнездо и будут поить и кормить, согревать и защищать большеротых птенчиков, которых разведут в нем.

Соловьи прилетают к нам вместе с кукушками. Но поют чуть позже: под Москвой в начале мая.

Самцы раньше самок возвращаются из зимнего изгнания: спешат занять полюбившийся куст черемухи и клочок земли под ним. Каждый летит на то место, где и прежде выводил птенцов. Находит среди деревьев и кустов свой старый гнездовой участок. (Как находит, пока неведомо.) И поет здесь, поджидая самку и предупреждая соперников, что место занято.

Кончилась пора дальних странствий: теперь соловей кочует лишь в пределах своих владений — пятьдесят метров вправо, столько же влево. Если роща соловьям уж очень приглянулась, то можете насчитать, если придете послушать, как поют они на заре, на каждом ее гектаре по одному певцу, а то и по два, когда год урожайный на соловьев.

И если день за днем станете наблюдать за каким-нибудь из них, однажды заметите, что теперь он не один. Вернулась из Африки самка и хлопочет вместе с ним у гнезда.

Кольцевание показало, что соловьи-супруги обычно из года в год сохраняют верность друг другу и привязанность к старым гнездовым участкам. Самки летят из Африки самостоятельно и появляются у нас позже самцов. Как находят они их? И как узнают после столь долгой разлуки? ^[34]

Многие наблюдения доказывают, что животные-супруги, в особенности птицы, узнают друг друга и своих детей по голосу и в «лицо».

Как и у людей, у животных даже одного вида разные пропорции головы, клюва, носа, морды, ушей, глаз. По этим для нас часто совершенно неуловимым деталям самки и самцы отличают своего партнера от тысячи других, окрашенных так же, как и он.

Чайки и крачки не спутают своего супруга с чужим уже с двадцати метров, даже если он молчит. А если закричит, то узнают и раньше. Утки, заметив своего селезня еще в воздухе, летят за ним. Хорошо знают они и своих утят, а если подсадить чужого, прогонят. Императорские пингвины, возвращаясь с добычей, безошибочно находят своего птенца среди сотен сбившихся в кучу молодых пингвинов, схожих друг с другом как капли воды.

А часто и птенец, еще издали увидев родителя, спешит к нему навстречу, хотя папаша, казалось бы, ничем не отличается от других взрослых пингвинов.

Оскар Хейнрот, немецкий орнитолог, рассказывает, что однажды в Берлинском зоопарке он видел, как лебедь бросился на свою собственную самку и хотел прогнать ее вместе с компанией других лебедей. Она на минуту опустила в воду голову, и он в суматохе принял ее за чужую. Когда же она, озадаченная его наскоком, подняла голову, он ее сразу узнал и «сконфузился».

Порой и гуси нападают на своих нежно обожаемых гусынь, когда те в поисках корма прячут головы под водой.

Примерами, описанными в предыдущих главах, как видно, не ограничиваются пределы той помощи, которую в меру сил своих (а иногда и сверх этой меры!) животные оказывают друг другу.

Союз самца и самки, заключенный ради продления рода, — это своего рода семейный «симбиоз».

У этого союза разные бывают «договорные начала». Часто самка одна берет на себя все тяготы, связанные с продлением рода, делом очень хлопотливым.

Впрочем, бывает, что не очень-то она себя обременяет этими заботами. Как майская жучиха, отложит яйца и распростится с ними навсегда, предоставив личинок своей судьбе. Таких беззаботных мамаш много и в море и на суше.

Но немало и дружных супругов — таких, как соловьи. Родители либо поровну делят между собой все заботы о детях, либо распределяют обязанности сообразно врожденным возможностям каждого. Например, у хищных птиц самец, который меньше самки, месяцами, пока выводятся и подрастают птенцы, охотится, добывает пищу для всей семьи, а самка высиживает, сторожит выводок, оставаясь у гнезда. Когда самец приносит добычу, он не кормит птенцов сам, а отдает самке то, что принес. Она разрывает на куски приношение и сует их в требовательные рты птенцов.