Александр Македонский. Пески Амона, стр. 54

В повисшей над залом глубокой тишине послышался металлический лязг меча — это царь вынул его из ножен; потом в луче света молнией сверкнул клинок и с силой обрушился на Гордиев узел.

Меч легко рассек веревку, и освобожденное ярмо с сухим треском упало на землю.

Жрецы изумленно переглянулись. Александр встал на ноги и вложил меч обратно в ножны. Когда он поднял голову, все заметили, что его левый глаз потемнел и зияет, черный как ночь, между светом и тенью от падающего сверху луча.

Птолемей закричал:

— Наш царь распутал Гордиев узел! Наш царь — владыка Азии!

Все товарищи громко завопили, и овация донеслась до столпившихся у храма солдат. Они возликовали, давая волю восторгу, до сих пор сдерживавшемуся страхом и суеверием. Их крик сопровождался стуком оружия в щиты, так что задрожала стена древнего святилища.

Когда царь вышел, сверкая серебряными доспехами, его подняли на плечи и с триумфом, как статую бога, понесли в лагерь. Никто не смотрел на Аристандра, который удалился в полном одиночестве с подавленным выражением на лице.

ГЛАВА 45

Через несколько дней прибыло долгожданное подкрепление — как новобранцы, так и новобрачные, которых Александр отпустил перезимовать с женами. Последних соратники, перенесшие трудности войны и зимние холода, встретили свистом, шиканьем и ревом, выкрикивая всевозможные непристойности. Некоторые, тряся огромными деревянными фаллосами, во все горло скандировали:

— Потрахались? Теперь платите!

Их привел посланный Антипатром командир батальона по имени Фрасилл, родом из Орестиды. Он сразу явился к царю с докладом.

— Где вы потеряли столько времени? — спросил Александр.

— Персидский флот заблокировал Проливы, и регент Антипатр не хотел рисковать нашим флотом в открытом бою с Мемноном. Потом в один прекрасный день вражеские корабли подняли якоря и на всех парусах, подгоняемые Бореем [15], отправились на юг, так что мы смогли переправиться.

— Странно, — заметил Александр. — И не предвещает ничего хорошего. Мемнон не отпустил бы вас просто так, разве что намеревается застичь в другом, еще более уязвимом месте. Надеюсь, что Антипатр…

— Ходят слухи, что Мемнон умер, государь, — перебил его Фрасилл.

— Что-что?

— Мы слышали это от наших осведомителей в Вифинии.

— И отчего же он умер?

— Этого никто не знает. Говорят, какая-то странная хворь.

— Хворь? В это трудно поверить.

— Известие не надежно, государь. Как я сказал, это слухи, и их еще требуется проверить.

— Да, конечно. А сейчас иди к твоим людям. Устраивайтесь. Очень скоро мы выступаем. На отдых у вас не больше дня, мы и так слишком долго ждали.

Фрасилл ушел, и Александр остался в своем шатре один, обдумывая неожиданную новость, не принесшую ему ни облегчения, ни удовлетворения. Умом и душой он воспринимал Мемнона как своего единственного достойного противника, единственного Гектора, способного сразиться с новым Ахиллом. Александр давно готовился к поединку с ним, подобно гомеровскому герою.

Ему запомнилась внушительная фигура Мемнона, закрывающий лицо шлем, его голос и ощущение тревоги, внушенное знанием, что этот человек всегда начеку и всегда готов ударить, неутомимый, неуловимый. Какая-то хворь… Не этого хотел Александр, не такого эпилога ждал он в их непримиримом противостоянии.

Александр вызвал Пармениона и Клита Черного и велел готовиться к назначенному через два дня выступлению, а также сообщил им о полученном известии:

— Командир прибывшего подкрепления сказал мне, что ходят слухи, будто Мемнон умер.

— Это было бы очень кстати, — ответил старый военачальник, не скрывая удовлетворения. — Его флот, господствующий на море между нами и Македонией, представлял собой серьезнейшую опасность. Боги на твоей стороне, государь.

— Боги лишили меня честного поединка с единственным достойным меня противником, — нахмурившись, возразил Александр, но в этот момент ему вдруг вспомнилась Барсина, ее смуглая беспокоящая красота, и он понял, что судьба уготовала Мемнону смерть от какой-то хвори, чтобы Барсина могла не так ненавидеть его врага. Сейчас Александр был готов смести любое препятствие, отделяющее его от этой женщины, если бы только знал, где она находится.

— Кажется, где-то между Дамаском и Сирийскими воротами, — вывел его из задумчивости голос Черного.

Александр резко обернулся к нему: тот словно прочел его мысли. Черный в свою очередь уставился на него, удивленный такой реакцией.

— О чем ты говоришь, Черный? — спросил монарх.

— Я говорил о послании, полученном от Евмолпа из Сол.

— Это так, — вмешался Парменион. — К нам прибыл гонец от него с устным посланием.

— Когда?

— Утром. Он просил разговора с тобой, но ты уехал с Гефестионом и прочими телохранителями провести смотр новобранцев, и потому его принял я.

— Ты правильно сделал, — ответил Александр, — но он точно прибыл от Евмолпа?

— Гонец назвал пароль, хорошо тебе известный. Александр покачал головой.

— «Бараньи мозги»! Слышал ли кто более дурацкий пароль?

— Это его излюбленное блюдо, — развел руками Черный.

— Как я уже говорил, — снова заговорил Парменион, — похоже, Великий Царь выступил со всем своим войском в направлении Тапсакского брода.

— Тапсакского брода…— повторил царь. — Стало быть, как я и представлял, Дарий пытается преградить мне путь к Сирийским воротам.

— Полагаю, ты прав, — согласился Черный.

— И сколько их? — спросил Александр.

— Тьма, — ответил Парменион.

— Сколько? — нетерпеливо повторил царь.

— Около полумиллиона, если сведения точны.

— Один к десяти. И правда, тьма.

— Что думаешь делать?

— Идти навстречу. У нас нет выбора. Готовьтесь к выступлению.

Оба военачальника отсалютовали и направились к выходу, но Александр задержал Пармениона.

— В чем дело, государь? — спросил тот.

— Нам тоже нужно установить пароль для обмена устными донесениями, тебе не кажется?

Парменион потупился:

— У меня не было выбора, когда я посылал к тебе Сисина: мы не предвидели подобной возможности, когда расставались.

— Верно, но теперь пароль необходим. В будущем снова может возникнуть ситуация такого рода.

Парменион улыбнулся.

— Чему ты улыбаешься?

— Мне пришла на ум считалочка, которую ты распевал в детстве. Тебя научила ей старая Артемизия, кормилица твоей матери, помнишь?

А потом ты падал на пол.

— Почему бы и нет? — согласился Александр. — Наверняка никто не заподозрит, что это пароль.

— И нам не нужно его заучивать. Ну, я пошел.

— Парменион, — снова задержал его Александр.

— Да, государь?

— Чем занят Аминта?

— Своими обязанностями.

— Хорошо. Но продолжай присматривать за ним так, чтобы он не заметил. И постарайся узнать, действительно ли Мемнон умер. И отчего.

— Сделаю все возможное, государь. Гонец от Евмолпа из Сол еще в лагере; я передам ему, чтобы разузнал.

На следующий день гонец отбыл, и войско собралось на рассвете свернуть шатры. Все было подготовлено заранее: животные навьючены, повозки нагружены провизией и оружием, намечены места привалов на шесть дней перехода до Киликийских ворот — ущелья в Таврских горах, такого узкого, что там не могли проехать рядом два всадника.

В тот же самый вечер один солдат из числа тех, что пришли с подкреплением, явился в шатер к Каллисфену, чтобы вручить пакет. Историк, собиравшийся записать последние события, встал и наградил его, а потом, как только тот ушел, вскрыл пакет и увидел не представляющий никакого интереса текст: какой-то трактатец о пчеловодстве, которого он никогда не заказывал. Это было зашифрованное послание. В тайном тексте говорилось: