Убийство Президента Кеннеди, стр. 115

Однако печаль проявлялась по-разному. В пятницу страна была охвачена прежде всего тревогой за Жаклин Кеннеди и детей, а также чувством стыда и гнева, ни против кого, однако, определенно не направленного. В столице гнев господств рвал всю субботу. В вашингтонском отделении далласской «Морнинг ньюс» беспрестанно раздавались телефонные звонки с угрозами.

Помощник министра труда Пэт Мойнихэн был настроен агрессивно. Во время обеда на квартире корреспондентки вашингтонской газеты «Стар» Мэри Макгрори он мрачно говорил о полицейском управлении Далласа. Чем скорее оттуда заберут Освальда, доказывал Мойнихэн, тем больше шансов раскрыть истину.

— Иначе, — сказал он, — мы, возможно, никогда не узнаем, кто это сделал. Это может бросить тень на нашу историю на целое столетие.

Никто из присутствующих не возразил ему. Среди вашингтонцев репутация Далласа вряд ли могла пасть ниже.

Жаклин Кеннеди знала, что траурный кортеж тронется из резиденции завтра в двенадцать часов дня. Время для окончательных распоряжений сократилось до нескольких часов, и именно теперь, а не в пятницу вечером в Бетесде, окружавшие ее лица почувствовали в ней резкость. В субботу вечером ее уверенность в себе достигла наивысшей точки. Вопрос о завтрашней церемонии в Ротонде не терпел отлагательства, напомнил Шривер, поэтому все должно быть решено сегодня же вечером. Дальнейшие планы на понедельник можно будет изменить после того, как все вернутся из Капитолия, но церемония в Ротонде обязательно должна состояться в самое ближайшее время. На какой-то миг вдова заколебалась: конгресс оставался для нее тайной. Ее муж разбирался в законодательных маневрах, а она видела сенаторов и членов палаты представителей лишь на приемах и не знала, как принято делать в подобном случае. Затем она вспомнила небольшой прием в Белом доме за месяц до этого. Там был Бен Бредли из «Ньюсуик», который подтрунивал над президентом по поводу того, что законов проекты о сокращении налогов и о гражданских правах что-то медленно продвигаются в конгрессе. Кеннеди огрызнулся, заявив, что оба законопроекта будут приняты, и даже уточнил дату. Продолжая говорить, Джон Кеннеди спросил:

— Почему бы вам не дать портрет Майка Мэнсфилда на обложке «Ньюсуик»? Мэнсфилд самый лучший лидер большинства в конгрессе, какого мы когда-либо имели.

Затем, демонстрируя свою блестящую память, глава правительства выложил ряд статистических данных в доказательство высокого процента законодательных актов, принятых при Мэнсфилде. Жаклин Кеннеди вспомнила теперь о симпатии мужа к лидеру демократического большинства в сенате. И она сказала:

— Я хочу, чтобы единственным человеком, который выступит в Ротонде, был Майк Мэнсфилд.

Шривер вернулся в кабинет Дангэна и заявил заседавшему там до бесконечности собранию:

— Джекки приняла решение о завтрашнем дне: она хочет, чтобы прощальную речь в Ротонде произнес Мэнсфилд.

Шривер услышал, как кто-то кашлянул. Это был Уильям М. Миллер, по прозвищу Фишбейт [55], привратник палаты представителей, дворецкий Капитолия и связной между членами конгресса. Фишбейт прямо заявил Шриверу, что г-же Кеннеди придется либо взять свое требование назад, либо пойти на компромисс.

— Та часть Капитолия, где расположена Ротонда, — пояснил он, — находится под юрисдикцией палаты представителей. Она принадлежит спикеру.

Сарджент спросил удивленно:

— Вы хотите сказать, что он ею владеет?

Фшнбейт сделал глотательное движение.

— Не то чтобы он владел ею, но если у вас есть какие-то планы и отношении Ротонды, то обращаться по этому поводу следует к спикеру. Так уж принято. Это та часть похорон, которая касается конгресса, и чего бы там ни хотела Джекки, вы не можете просто зайти туда и сказать, что, мол, говорить будет Майк Мэнсфилд. Это может задеть чувства спикера.

У Шривера было такое ощущение, будто он имеет дело с правителем иностранного государства. Затем кто-то заметил, что существует еще и третий государственный орган — Верховный суд и что на панихиде следует найти какую-то роль для его председателя. Сарджент пришел к выводу, что все это похоже на съезд политической партии: каждый лидер фракции должен получить право выступить в порядке очереди с трибуны. Телефоны Белого дома беспрестанно звонили. Было созвано совещание специалистов в области парламентской процедуры, и общее мнение свелось к тому, что на панихиде должны выступить три оратора — Джон Маккормак, Эрл Уоррен и Майк Мэнсфилд.

— Я принимаю это предложение, — сказал Шривер. Был дан сигнал, и все трое принялись за работу — Маккормак и Уоррен в номерах своих отелей, а Мэнсфилд в своем кабинете.

Между 13.10 и 14.10 телевизионные передачи транслировали в качестве позывных национальный гимн Соединенных Штатов Америки.

Жаклин Кеннеди написала мужу прощальное письмо. Позднее она не могла вспомнить точного времени, когда она его писала: лекарства и долгая бессонница притупили ее восприятие, а слуги задернули занавеси в юго-западном углу президентских апартаментов так плотно, что невозможно было отличить день. от ночи. В затемненной комнате, исписывая страницу за страницей, Жаклин написала свое последнее пылкое письмо и запечатала конверт.

Глава девятая

СОБЫТИЯ ВОСКРЕСНОГО ДНЯ

Воскресенье 24 ноября было днем, когда орудийный лафет с гробом президента Кеннеди должен был проехать по Пенсильвания-авеню до Большой ротонды Капитолия, где должны были быть произнесены первые прощальные речи. Впервые после убийства мужа, если не считать спуска с самолета 26000 на грузовом подъемнике в аэропорту Эндрюс в 18. 06 в пятницу, Жаклин Кеннеди предстояло появиться перед публикой, но теперь уже вместе со своими детьми.

Воскресенье было также вторым днем пребывания на своем посту тридцать шестого президента Соединенных Штатов Америки и днем прибытия зарубежных представителей в аэропорт Даллес и Вашингтонский национальный аэропорт на похороны Кеннеди. В этот же день завершала свою работу комиссия по организации похорон, возглавляемая Шривером л Дангэном, к которым на заключительном этапе ее работы должны были присоединиться кардинал Кашинг и епископ Хэннон. В это же воскресенье должна была начаться двухдневная церемония провозглашения национальным героем погибшего мученической смертью президента. Все это было задумано в субботу вечером. Однако событий этого дня нельзя было предугадать, и те из них, что сильнее всего запечатлелись в памяти американцев, были совершенно непредвиденными: поведение вдовы президента, нашествие в столицу американского народа и убийство, впервые совершенное на глазах у миллионов телезрителей.

Утром погода прояснилась, и когда Роберт Кеннеди выглянул из окна второго этажа президентской резиденции, он увидел чистое безоблачное небо, а посмотрев вниз, был поражен толпой, собравшейся в парке Лафайетта. Безмолвные толпы людей продолжали свое бдение. Их общественное положение было столь же примечательным, как и численность. Обычно на Пенсильвания-авеню можно видеть безликих, увешанных фотоаппаратами и кинокамерами туристов, любопытных приезжих, студентов в арендованных автобусах. Этим утром зрителями в парке были Вашингтонцы, которые привыкли получать написанные от руки приглашения из Белого дома. Все больше бросалось в глаза и другое явление: явному большинству приезжих было немногим больше двадцати лет. Джону Кеннеди было сорок шесть, но молодежь, стоявшая под деревьями, с которых облетели почти все листья, видела в нем лидера своего поколения.

Усталые, измученные, осунувшиеся и небритые, американцы просматривали воспаленными глазами газетные заголовки. Пятница и суббота обессилили людей. После этих двух невероятных дней страну уже ничто фактически не могло потрясти. Лишь исключительное событие могло встревожить сидевших перед своими телевизорами непричесанных зрителей. Они слишком устали, чтобы что-то воспринимать, и могли только глазеть на экран.