Четвёртый ингредиент (CИ), стр. 48

    Потому-то аграрная реформа и началась с призыва «УНИЧТОЖИТЬ ОБЩИНУ». Какие бы резоны не приводились в оправдание, на практике сие означало: «ОТОБРАТЬ И РАЗДЕЛИТЬ» земли. Поставить ЛИЧНУЮ ВЫГОДУ над ОБЩИМИ ИНТЕРЕСАМИ. Интересами, ставшими мировоззрением. Интересами, укоренявшимися тысячелетиями.    

      Ум, честь и совесть нового курса, помимо Петра Аркадиевича представляли: датчанин А.А.Кофорд, не знавший русского языка, и юрист А.В. Кривошеин, понимавший в сельском хозяйстве не более чем его коллега в славянской письменности.      

      Воли хватало с избытком. Но результаты оказались плачевными. Общины не поддались. В северных губерниях на посулы не клюнул никто. В самых обнищавших центральных волостях всего пять процентов.

      Тогда решили поступить иначе. Вырвать крестьянина из объятий древних традиций, пообещав ему новые наделы на востоке страны…  

      В 1906 году власти, которым не давал покоя опыт Североамериканских Штатов Америки, додумались предложить беднякам пустующие земли Туркестана и Сибири. Безумие проекта состояло в том, что эти территории были практически не исследованы. Об их почвах знали понаслышке.

      «Желавших отправиться за тысячи километров набралось немного,- писали Петербургские ведомости. – Но 275 200 душ мужского пола, хоть и малая толика российских селян, но собравшись вместе, они обрели мощь библейского Потопа,  обрушившегося на азиатские владения империи. Шли не за золотом или алмазами. Шли за землей. Многие из них гибли в пути. Но и те, кому посчастливилось добраться до «краев обетованных» часто оказывались у разбитого корыта.

       Черная, маслянистая земля, так напоминавшая европейские черноземы, на следующий же год покрывалась белой солевой коркой, разрушавшей стены глинобитных домов и лишавшей поля плодородия».

       Людей направляли в далекие края, полагаясь лишь на устаревшие карты и случайные описания. Государственные службы, как часто случается, оказались неповоротливыми. Они не поспевали за спросом, а потому положились на русское «АВОСЬ». И крестьяне стали занимать первые приглянувшиеся участки.

       Засухи, соли, межевые споры – вот малая толика проблем, терзавших жертв «почвенной лихорадки». Отчаявшись решить их,  «Переселенческое управление» отправило делегацию в «Вольное экономическое общество»,  где работала «Почвенная комиссия» во главе с Павлом Владимировичем Отоцким.

     Первая встреча длилась не долго. Из сбивчивых объяснений он понял: ситуация в восточных районах страны накаляется с каждой неудачей. Еще один неурожайный год и трагедии не миновать, а потому тут же набросал записку:

       «Дорогой, Константин Дмитриевич! Есть возможность и средства для работы в Зауральских и Алтайских степях. Если нет других более срочных дел, то место начальника всех будущих экспедиций за Вами».

        Затем, взяв конверт, надписал: «К. Д. Глинке. Срочно. Передать в собственные руки». Отоцкий не сомневался, молодой энергичный профессор из уже знакомого нам Ново-Александрийского института не упустит такой возможности.

      Глинка находился проездом в Петербурге, и разыскать его не представляло труда. Поэтому Павел Владимирович ничуть не удивился, когда через час в его кабинет  влетел запыхавшийся претендент. «Я согласен»,- только и смог произнести он.

       Вряд ли кто-нибудь из них представлял, сколько сил потребуют поиски пригодных для освоения почв, как далеко от намеченных пределов проникнут снаряженные ими экспедиции. Ни тот ни другой даже не предполагали, что, в конце концов, запутавшееся в своих же планах «Переселенческой управление» выдаст на исследования небывалые для тех лет суммы.

       «Только ищите, только найдите земли для всей этой голодной, ревущей орды, - взывали к ним обезумевшие от страха чиновники, - не допустите новых бунтов!»

       «Почвенная комиссия» в те годы напоминала штаб действующей армии. В разные концы России рассылались приказы, разъяснения, карты, обратно шли срочные донесения, «трофеи». 

        «Для нас они стали дороже вражеских знамен и ключей от города, - вспоминал Отоцкий. – С какими только чудесами природы не пришлось столкнуться в Сибири! Кабинеты  «Вольного экономического общества» ломились от образцов самых необычных почв. Попадались здесь и светлые словно, подзолы, земли Якутии. Но их белесый  горизонт слагал не кварцевый песок, а соли натрия. Встречались сибирские черноземы. Но, рядом со своими европейскими собратьями, они смотрелись так же, как маленькие сибирские лошадки со скакунами донских и днепровских степей».

      «Все местные причуды порождены климатом Сибири, - полагал Глинка. – Резкие перепады от тепла к холоду, большая сухость приводит здесь к самым неожиданным комбинациям почв. Возьмите якутскую «лесостепь», не заметно переходящую в настоящую лесотундру. Сильные холода, вечная мерзлота становятся на востоке Сибири не только непреодолимой преградой для лесов, но и изменяют почвы».

       Впрочем, только ли почвы? Горные породы и минералы, долгое время считавшиеся инертными к действию климата, и те, как выяснилось, испытывают на себе его влияние. В тундре, например, полно каменных глыб, едва затронутых разрушением. А у отрогов гор, на юге Сибири, мощные пласты лесса, глины и песка. Почему?

       «Результат деятельности ветра, водных потоков, кислорода и углекислого газа воздуха», - объясняли геологи.

        «Но, ведь «жернова» природы есть и на Крайнем Севере, - возражал Глинка, - а песков и глин здесь значительно меньше. Выходит работа ветра, воды, растений и микробов напрямую зависит от солнечного тепла. Чем его больше, тем мельче истираются породы, быстрее идут химические реакции. Иными словами, действует все тот же ЗАКОН ЗОНАЛЬНОСТИ, открытый Докучаевым».

         Более семи лет, с 1906 по 1914 годы, руководил Константин Дмитриевич «армиями» изыскателей. Сотни отрядов удалось снарядить в знойные равнины Туркестана, отправить на юг Сибири и Дальний Восток. К 1909 году уже готова опись пустующих земель Средней Азии, через восемь месяцев – перечень почв Дальнего Востока. Бум шел на спад. Страсти улеглись, беда миновала. Тысячи крестьянских семей удалось расселить в необжитой «вселенной», именуемой Российской империей.

      И наступила тишина. Затишье… перед бурей…

СТАТСКИЙ СОВЕТНИК.

 «Старик». «Серый кардинал». «Диалектическое и социалистическое».  «Марксисты» от земледелия. Сталинские миллиарды. Две буханки в одни руки.  Травополье и древние греки. Динамика жизни. В ожидании чуда.  «Фатальная неизбежность».

        Просторные, светлые здания близ Петровского парка на окраине Москвы в 1918-19 годах больше походили на райские экзотические островки, раскинувшиеся в бурном море исторических перемен. Здесь никогда не гасло электрическое освещение. А с наступлением холодов из труб валил густой дым. Мировая война, революции, казалось, обошли стороной Сельскохозяйственную академию. Сюда, как в былые времена, даже ходил трамвай. А в одном из корпусов, в огромном кабинете заседал настоящий статский советник, Василий Робертович Вильямс. Правда, теперь его величали профессором, академиком, реже государственным советником, но перемены титула не изменили барских привычек. А мелькнувшая у парадного подъезда новая с меховым воротником шинель и вовсе наводила благоговейный трепет на сотрудников.

       «Старик», которому к тому моменту исполнилось всего-то пятьдесят пять лет, отличался суровым нравом. Среди студентов и прочих «низших чинов» еще ходила байка о падении и мгновенном возвышении одного ассистента…

      Бедолага чуть не поплатился должностью за пустяковую халатность. Плеснул в колбу с остатками почвы серную кислоту, да так и оставил на ночь. А во время утреннего обхода наш, тогда еще действительно статский советник или просто директор Петровской академии, обратил внимание на темную жидкость в не вымытом сосуде.